— Иван, есть такой стереотип, если актер, попадает в какой–нибудь престижный театр, то служит там уже, как правило, до гробовой доски. У вас же в послужном списке: театр им. М.Горького, Молодежный, теперь — могилевский. Вы всегда безбоязненно меняли площадки?
— Мой педагог Фома Воронецкий всегда говорил нам такую фразу, которую мы не сразу поняли: «Если вы становитесь артистом ЭТОГО театра, то немедленно его меняйте». Я только сейчас начинаю понимать, что он имел в виду и почему повторял нам ее так часто. В Русском театре в какой–то момент я сам стал вести себя неправильно. Из Молодежного ушел сам без всякого сожаления. Сейчас служу в могилевском только потому, что здесь главным режиссером работает Саулюс Варнас. Не был с ним знаком до этого, но мы созвонились, встретились, поговорили, я предложил свою кандидатуру.
— Режиссер Варнас предлагает зрителю сложный, метафорический театр. Случалось ли вам встречать негативную реакцию зрителей на такой сложный ассоциативный театральный язык?
— Я познакомился с литовской режиссурой, участвуя в спектакле «Дзяды» Рамуне Кудзанайте. А больше негативных моментов ощущаю не от зрителей, а, наверное, от коллег — не все принимают и понимают такой театр. Кто–то из нас может сказать, что я — «актер Варнаса», хотя, конечно, мы готовы работать и с другими постановщиками. Но есть определенная объективность: в спектаклях Варнаса одни и те же актеры всегда интересные и профессионально разные.
«Жажда и голод»— А как вы считаете, почему не все коллеги воспринимают?
— Мне кажется, это обычная лень. Очень долго они здесь были каждый на своем месте. Артист А. занимал одну позицию, артист Б. — другую. И это не менялось десятилетиями. С приходом Саулюса все перевернулось, некоторые актеры уволились. Уже на моей памяти ушло несколько человек. Но вместе со мной три года назад пришли 10 человек из витебского и могилевского колледжей искусств. У некоторых из них, как у актрисы Юлии Ладик, например, уже есть свой моноспектакль «Июль» по Ивану Вырыпаеву в постановке Варнаса. Многие молодые артисты активно и с удовольствием работают в его спектаклях.
— Чувствуете себя любимчиком режиссера?
— В отношении Саулюса это слово неприменимо. Он работает с теми, кто хочет работать. Будет это актер Пупкин или Глазкин — он будет с ним ставить. Все зависит от нас самих. Он всех приглашает на читки пьес, которые готовятся к постановке, всех пробует. Многие уходят сами после первой репетиции, придумывая разные причины и оправдываясь разными способами.
— Вы стали лауреатом Национальной театральной премии за Позднышева в «Крейцеровой сонате», а какая роль потребовала наибольших эмоциональных затрат?
«Крейцерова соната»— «Женитьба» уже была до меня, а в нее я вводился несколько раз. Даже на физическом уровне это большой стресс. «Крейцерова соната» — наш первый спектакль с Саулюсом. Тот момент, когда я понял, что у нашего режиссера есть ответы на все вопросы. Приятно и легко шла подготовка спектакля «Смех в темноте» по Набокову. «Женщина моря» Ибсена репетировалась долго, этапами. Это эмоционально тяжело. Сейчас вышел «Жажда и голод» по Эжену Ионеско. В связи с тем, что над ним работала очень сложная постановочная группа — Саулюс Варнас, Вячеслав Иноземцев, Михаил Лашицкий, то и репетировать было непросто. Не могу сказать, что они были как «лебедь, щука и рак», но наступила определенная сложность в какой–то момент. Михаил Лашицкий, выступивший художником, — сам режиссер, и он, наверное, видел спектакль как–то по–другому. Возникали трения. Каждый хотел что–то добавить, а ты — между ними... Сложнее процесса, чем на спектакле «Жажда и голод», за три года в Могилеве у меня еще не было.
— Успеваете сниматься в кино?
— Нет, давным–давно не снимаюсь. Перестал еще в Минске. Как–то приехал на очередное «Возращение Мухтара», сказали, что мне заплатят 5 тысяч российских рублей за день. Я отказался. В съемочной группе удивились: «Ой, а все снимаются! Вы что! Это же ваша реклама! Вас все увидят!» У меня в какой–то момент пришло понимание того, что нами, белорусскими артистами, где–то пользуются для своих целей. Меня уже даже не возмущает, что очень долгое время одни и те же артисты играют одни и те же роли в разных проектах. Есть какая–то актерская карма: если ты родился творчески на нашей киностудии в роли охранника, то и будешь всегда в роли охранника. Если у актрисы грудь третьего размера — играть будешь секретарей и продавщиц.
— Но амплуа ведь должны быть?
— Амплуа — это другое. Я против конвейерного производства. У одного моего бывшего однокурсника в фильмографии — 70 названий, и в 64 из них он охранник. У меня 6. Одна главная роль и 4 близкие к главной. Но вот наши актеры ведутся на это: тут — денечек, там — два. Становятся узнаваемыми непонятно для кого. Потом идут по красной дорожке «Лiстапада», и их все равно никто не узнает. И фотографы наши не знают, кого снимать.
— Иван, что хорошего в жизнь могилевского театра внес форум «М@rt.контакт»?
Читайте также
— Вы видите от него какие–то всходы?
— Не знаю, я отвечаю за себя. С удовольствием смотрю спектакли, что–то ворую для себя, участвую в мастер–классах приглашенных режиссеров, создаю свой внутренний фундамент. Для меня это важно. Хочу, чтобы все актеры нашего театра пользовались этой возможностью, но это далеко не так. Для меня это шанс чему–то новому научиться, упускать который я не хочу, да и не имею права. Иногда обидно видеть, что город оживляется, только если видит в афише громкие имена заезжих звезд. Так и хочется сказать: «Не ходите! Вас обманут! Еще и заплатите втридорога!» Конечно, не каждая наша премьера становится событием для города... Ведь у областного театра много задач. Те же выездные сказки. И это тоже наши премьеры.
— Понятно, что понятие «провинция» сегодня неизбежно размывается, но все–таки не тянет вернуться в столицу?
— Учитывая то, что сейчас творится в столичных театрах, — нет.
pepel@sb.by
