Новорожденную Катю Колсут из Мостовского района спасти могла только уникальная операция. И белорусские хирурги провели ее на «отлично».
ТРЕТЬЯ беременность Татьяны протекала без осложнений. На двадцатой неделе она без волнений отправилась на УЗИ. Как сама вспоминает, была абсолютно спокойна. Лишь очень хотела узнать пол будущего ребенка. — Настоящим ударом для меня стал диагноз моей дочки — диафрагмальная грыжа сложной формы, — вспоминает Татьяна. — Мне предложили прервать беременность, объяснив, что шансов на то, что ребенок выживет, нет. Немного придя в себя, Татьяна стала изучать статьи в Интернете, нашла сайт, на котором общаются родители детей с подобным диагнозом. Значит, решила она, надежда есть, девочка должна жить! Помочь появиться ребенку Татьяны на свет и при этом не допустить его гибели смогли врачи Республиканского научно-практического центра «Мать и дитя». С первых минут жизнь девочки поддерживал уникальный прибор. Если обычный новорожденный делает около 40 вздохов в минуту, то аппарат обеспечивает их более трехсот. Это позволяет избежать повреждения еще не развившихся легких. Затем Катю перевезли в Республиканский детский хирургический центр (ДХЦ).
«Мы таких случаев боялись»...
О том, что в ДХЦ поступит маленькая пациентка с редкой патологией, его врачи знали уже за несколько месяцев. Такова практика. Ежегодно в Беларуси появляется на свет примерно 22—25 детей с диафрагмальной грыжей. Малыши с наиболее тяжелыми дефектами (их обычно 15—18) оперируются именно в ДХЦ, остальным квалифицированная помощь оказывается в других клиниках республики. Но у Кати была необычная патология, она родилась вообще без диафрагмы. Из-за этого желудок, селезенка и почки девочки сместились в грудную клетку, а сердце и легкие в итоге оказались фактически зажаты. Левое легкое не могло нормально раскрыться, за счет смещения органов страдало и правое. Перед опытным хирургом, заместителем главного врача по детской хирургии УЗ «1 городская клиническая больница» Александром Махлиным и его бригадой помощников была сложная задача, решать которую предстояло впервые.
— Когда появляется на свет ребенок с врожденным пороком, врачи уже готовы к этому событию. Чтобы спасти новорожденному жизнь, важно как можно скорее оказать ему помощь, — хирург Александр Махлин доходчиво объясняет мне всю специфику подобных операций. — Но ведь для только что появившегося на свет ребенка это серьезная нагрузка, которую он может не вынести. Что касается диафрагмальной грыжи, еще 20 лет назад операции, выполненные в первые сутки, давали летальность от 70 до 90 процентов. Это мировая статистика. Но уже начиная с 2000 года стали появляться работы заграничных, а затем уже и русскоязычных авторов, где рекомендовалось хирургическое вмешательство для новорожденных с таким диагнозом отложить на несколько дней — нужно дать возможность детскому организму окрепнуть. Для операции по устранению диафрагмальной грыжи по-прежнему использовалась лапаратомия — большой разрез брюшной полости. Ребенка врачи спасали, но после серьезного оперативного вмешательства со временем возникали осложнения — развивался спаечный процесс, могла возникнуть бронхиальная астма, пневмония. Примерно 6—7 лет назад появились первые статьи американских врачей по выполнению операции по устранению диафрагмальной грыжи через грудную клетку — торакоскопически. Белорусским хирургам в это новшество поначалу не верилось. Ведь для того чтобы выполнить малоинвазивную операцию, внутрь грудной клетки новорожденного следовало подать углекислый газ под давлением и сжать сердце...
— Получалось, что ребенок, состояние которого и так не стабильно, мог почувствовать себя еще хуже, — рассказал Александр Михайлович. — Мы настороженно отнеслись к новшеству и выполняли операцию лапароскопически. Но уже к 2010 году в мире провели 80 таких операций. И мы решились. В том же году выполнили первые торакоскопические операции. Действительно, такой вид вмешательства имел ряд преимуществ — позволял сократить пребывание пациента в реанимации в полтора раза, дети быстрее выздоравливали. А в 2011 году такие операции уже вошли в стандарт помощи при патологии с диафрагмой. Но случай с Катей действительно стал уникальным! Сегодня я могу признаться: мы таких случаев боялись. И это несмотря на то, что наш опыт в эндоскопической хирургии — 16 лет. Врачам предстояло торакоскопически погрузить кишечник, селезенку и желудок в брюшную полость. Вшить вместо отсутствующей диафрагмы протез. В мировой практике такие случаи единичны. Теоретически знали, что будет непросто. А на практике все оказалось гораздо труднее.
Через прокол в несколько миллиметров в грудную клетку предстояло ввести оптическую систему с видеокамерой, закрепленной сверху. Еще через два прокола был введены инструменты и материал, из которого предстояло создать протез и пришить его по периметру несуществующей диафрагмы. В течение трех часов бригада хирургов выполняла сложнейшую операцию.
— Технологически это был очень сложный процесс, — вспоминает Александр Михайлович. — Инструменты прямые, движения мелкие — грудная клетка новорожденного с ладонь взрослого человека. Шить можно было только в определенной плоскости. Напряжение колоссальное. Но именно благодаря этой высокотехнологической операции и работе врачей послеоперационный период прошел просто замечательно, и в реанимации девочка провела всего 10—12 дней. А ведь до этого при выполнении операции открытым способом дети находились в реанимации месяц-полтора.
Через две недели при рентгенологическом обследовании врачи выявили, что сердце стало на положенное ему место, левое легкое заняло две трети объема плевральной полости, а искусственная диафрагма держит органы брюшной полости. Теперь, спустя почти четыре месяца, Катя находится под наблюдением врачей в районной клинике, мама периодически привозит ее в Минск для наблюдения у столичных специалистов и на консультации.
Спас жизнь «лоскуток»
Для протеза был использован материал отечественного производства «Биокард», который уже широко применяется в кардиохирургии при протезировании сосудов и сердечных перегородок. По словам Александра Михайловича, материал этот интересный и отличается от зарубежных аналогов не только ценой. Он плотный и при этом мягкий, в меру эластичный, хорошо ложится, не режется иглой и, самое главное, его «принимает» организм. Раньше для «заплаток» на диафрагме использовался синтетический материал «Гортекс» — его еще применяют в швейной и обувной промышленности. Но частенько организм пациента его отторгал. Существуют и менее реактогенные материалы американского производства, но цена по сравнению с ценой белорусского аналога — зашкаливает. Если импортный лоскуток размером 5 на 10 сантиметров стоит тысячу долларов, то цена белорусского — всего восемьдесят.
— Как будет он вести себя в будущем — покажет время. Самое главное — благодаря «Биокарду» мы спасли жизнь ребенку, — замечает Александр Михайлович. — Теперь внимательно наблюдаем, как приживается протез, считается, что организм начинает наращивать на эту ткань собственный эпителий. Значит, пока все идет хорошо.
«Это — необычные хирурги»
Но, по признанию Александра Михайловича, успех проделанной операции во многом зависел от взаимодействия различных лечебных учреждений. Со стороны центра программу по детям с диагнозом диафрагмальная грыжа курирует заместитель директора Елена Улезко и заведующая реанимацией Оксана Свирская. Бригада реаниматологов-анестезиологов РНПЦ «Мать и дитя» проделала серьезную работу, подготовив ребенка к операции.
— При таких сложных вмешательствах невозможно одновременно думать о своей работе и работе коллег, — делится профессиональными секретами Александр Махлин. — Каждый в бригаде четко знает, что он должен делать. Это врачи, которые имеют огромный опыт не только в малоинвазивной хирургии, — хирург, доцент кафедры БГМУ Александр Свирский, хирург Игорь Севковский, анестезиолог Анастасия Свирская. В отделении реанимации за жизнь ребенка боролись врачи-реаниматологи Владимир Волков, Алена Анисимова и медсестры. Всего в бригаде, которая принимала участие в спасении Кати, было почти сорок человек, и все они боролись за одну маленькую жизнь.
Анна КОРЕНЕВСКАЯ, «БН»
Фото Николая ВОЛЫНЦА, «БН»
