Или даже наоборот, как у Бенджамина Баттона. Все, что недополучено в молодости, все лишения добрать, чтобы непременно состоялся задуманный некогда комплект. Замалевать пробелы, заштопать дыры. Я встречаю своего «под 60» приятеля, который с перепугу уколол в носогубку гиалуронку. С ней он пытается рассказать мне о новых свиданиях и любовях. Я вынуждена восхищенно кивать головой, потому что нехорошо обижать пожилого человека, но он смешон. Светит на своей аватарке в соцсети вставными фарфоровыми зубами и бросает призывы: жить нужно в кайф! Тогда я воображаю себя человеколюбом и хочу добавить людям третью половину жизни, ту, в которой наконец придет сытость, а персонаж войдет в благостное посткульминационное, почувствует близость развязки, отпустит коней и насладится тихим спокойствием, которое бывает, когда остаешься один на один со своей душой. Мне кажется, что вторая половина жизни — не первая. Трюизм?
Мое собственное желание жить вечно никто не отменял. Я даже втайне верю, что все может хитро разрешиться и я выкручусь. Они, например, забудут перелистнуть страницу с моей финальной датой, случайно. Все умрут, а я останусь. Думать о немощности неохота, и я бронирую яхт-тур, дайвинг-тур и отель на танцевальном курорте. На Ибице я вечно молода. В сравнении со всеми этими немцами, чья молодость пришлась на бурю 60-х. Дети любви и цветов, они хотели покорить мир. Яхтсмены выходят на пирс не спеша, шаркая сланцами, устраиваются под утренними лучами солнца, пьют фреш. Оптимальный вариант старости в XXI веке. Яхта, море и те места, где мы недотанцевали в молодости. Юные по паспорту туда не едут — слишком дорого. Им еще предстоит схватить за бумажную бороду свои миллионы денег, и вот тогда они тоже устремятся туда, где было вкусно, но им не накрывали, чтобы крикнуть:
— Все! Я могу заплатить за свою мечту.
Или не крикнуть, а проскрипеть. Но какая разница, если ты платишь.
Если бы молодость знала, а старость могла... Такая поговорка со смыслом, но можно и наоборот. Если бы молодость могла! А старость, соответственно, знала. Все было бы в свое время. У нас бы не оставалась неизрасходованная слюна, мы бы съедали своего лобстера в 18 лет, а в пожилом возрасте точно знали, что все в этой жизни было своевременно.
Обедали в Барселоне с подругой. За соседним столом отдыхала молодая девушка.
— Таня, только не пугайся. Посмотри...
Когда я подгадала момент для внимательного взгляда в ее сторону, испугалась: в тщательно сшитом на девичий манер теле жила женщина лет семидесяти.
Хорошо! Но страшно. Как если бы вы увидели на лице младенца глаза пожилого человека. Даже можно и наоборот. Несоответствие ужасает.
Еще в тридцать я полагала, что вся жизнь впереди. Но теперь знаю, что рожать в 45 поздно. Возможно. Но поздно. Даже не по причине здоровья, просто тяжело становиться мамой первоклассника в 51 год и слушать на родительском собрании, сколько клеточек нужно отступать, прежде чем написать дату и «Домашнее задание». Тяжело совместить свою бессонницу с материнскими ночами, трудно вставать с коленок, когда слеплен песочный кулич, — спину прихватывает. Поэтому тем, кому сейчас 20, хочется сказать, что еще раз 20 уже не будет. Рожать, любить и весело танцевать нужно вчера.
Но как же прожить вторую половину жизни? Счастливо. Так жизнь хитро устроена, что, когда перестаешь в нее за уши притягивать свое видение, как именно все должно быть, оно как-то сразу и устраивается. Приходит в эту осень любовь, раскрываются таланты, появляются внуки. Но все другое. И такое прекрасное, что лишать себя удовольствия быть пожилым человеком, стараясь остаться молодым, — большая ошибка. Помните, как говорил уже упомянутый мной Бенджамин Баттон: «Ты увидишь то, что удивит тебя, почувствуешь то, что никогда раньше не чувствовала, познакомишься с людьми с другим мировоззрением».
Даже любопытно. Доживем — увидим.
Т.С.
