В промозглую ночь с 12-го на 13 января 1948 года в Минске было совершено убийство, которое и по сегодняшний день претендует на звание «преступления ХХ века». Ранним утром на пересечении улиц Белорусской и Ульяновской первые прохожие споткнулись о припорошенные снегом два мужских трупа. Прибывшая к месту происшествия следственная группа опознала в несчастных московских гостей – известного по тем временам актера и главного режиссера Государственного еврейского театра (ГОСЕТ) Соломона Михоэлса (Вовси) и театрального критика Владимира Голубова-Потапова. Последний, к слову, был далек от оценки искусства, так как ему по поручению органов госбезопасности надлежало следить в Минске за каждым шагом Михоэлса.
Обросшая тайнами и домыслами более чем за полвека история претендует на отдельную главу, раскрывающую коварство механизма сталинских репрессий в послевоенном СССР. Историки, в том числе и белорусские, исследовавшие загадочную гибель Михоэлса, убеждены, что точку в данном деле вряд ли когда придется поставить.
Соломон Михоэлс, получивший признание не только в театральном мире, но и как лидер Еврейского антифашистского комитета, прибыл в Минск поездом 8 января 1948 года. Ему было поручено отобрать несколько постановок, достойных присуждения Сталинской премии. Накануне поездки на заседании Комитета по Сталинским премиям он сообщил, что выезжает в Минск 7 января совершенно с другим человеком, но не с Голубовым-Потаповым. Значит, кто-то могущественный в последний момент настоял, чтобы вместе с ним уехал в белорусскую столицу именно этот человек. Голубов-Потапов в 1937 году в газете «Советское искусство» опубликовал статью «Прошлое и настоящее ГОСЕТа», в которой неуважительно отозвался не только о еврейском театре, но и о его талантливом режиссере.
Коллеги Михоэлса вспоминали, что из театра 7 января он уходил как бы прощаясь, перед отправлением на вокзал зашел к другу С. Беленькому. Вот что тот рассказывал об этой встрече: «Михоэлс достал из портфеля бутылку водки. Мы выпили по стопке, он сам неожиданно для нас закрыл бутылку корковой пробкой и сказал: «Это пусть останется до весны. У нас будет повод допить эту бутылку, весной будет большой праздник у всех евреев мира». Как известно, в мае 1948 года на политической карте появилось Государство Израиль, идею создания которого горячо поддержал Михоэлс.
На перроне его проводили дочери, а также писатели Гроссман, Борщаговский и Липкин. Несколько тягостных минут, и вагон, в котором кроме Михоэлса и тайного осведомителя Голубова-Потапова находились еще несколько работников спецслужб, тронулся на запад. «Подсаженным» чекистам надлежало следить, чтобы «объект» в пути не попытался сойти с поезда. Хотя тайный осведомитель Голубов-Потапов и без того фиксировал каждый шаг попутчика.
По приезде Михоэлс хотел посетить территорию бывшего Минского гетто, но не получилось — согласно протоколу его встречали начальник Республиканского управления по делам искусств Лютерович и группа театральных актеров. График поездки был напряженным, так как предстояло просмотреть и оценить спектакли, выдвинутые на соискание Сталинской премии, – «Константин Заслонов» в Русском драматическом театре и «Алеся» в театре оперы и балета. Поселили московского гостя в номере люкс гостиницы «Беларусь» вместе с Голубовым-Потаповым.
Наиболее реалистичную картину последних дней и часов жизни театрального режиссера могут воспроизвести архивные документы и воспоминания людей, близко знавших Соломона Михоэлса. На следующий день после прибытия в Минск, 9 января вечером, Михоэлс посетил спектакль «Тевье-молочник» в БелГОСЕТе, в котором у него работало немало друзей. Актриса Ю. Арончик вспоминает: «Большой актерской компанией повели Соломона Михайловича после спектакля ужинать в ресторан. А из ресторана под полночь, «заведшись», отправились ко мне домой пить кофе – благо до нашего обиталища в отстроенной части театрального здания идти было недалеко. Что навсегда врезалось в память и осмысливается теперь иначе, так это странная группа из 4—5 мужчин, пробежавшая, протопавшая тяжелыми сапогами мимо нас, когда Михоэлс и я чуть поотстали от остальной компании и между нами и спутниками образовался небольшой интервал. В этот интервал и рванули громыхавшие сапогами субъекты. Мы даже отпрянули, Михоэлс схватил меня за руку. Очень уж неприятные ассоциации вызвала экипировка пробежавших: все в сапогах, в одинаковых шляпах и одинакового силуэта плащах. Человек импульсивный, очень впечатлительный, Соломон Михайлович не сразу успокоился, не сразу пришел в прежнее состояние».
На следующий день Ю. Арончик в театре опять пыталась пригласить Михоэлса в гости, но тут как из-под земли вырос Голубов-Потапов, настаивавший на том, что режиссер должен идти на день рождения его приятеля. Неожиданно для всех на обсуждение спектакля «Константин Заслонов» расширенным художественным советом приехали секретарь ЦК КП(б)Б по идеологии Иовчук и Лютерович. После обсуждения около двух часов ночи они подвезли на служебных автомашинах артистов домой. Голубов-Потапов по-прежнему настаивал на том, что Михоэлс должен идти с ним в гостиницу, где их якобы ожидает именинник. Однако по настоянию Арончик Михоэлс остался ночевать у нее дома, как знать, возможно, тем самым еще на сутки сохранив себе жизнь. А секретный осведомитель и попутчик Михоэлса, обозленный непредусмотренным поворотом событий, отправился быстрым шагом в гостиницу.
Что же произошло в Минске ночью с 12-го на 13 января 1948 года, прояснилось через годы. К примеру, нарком внутренних дел Белоруссии в 1943—1953 годах Бельченко поведал следующие факты: «Рано утром у разрушенного в годы войны стадиона «Динамо» оперативники моего ведомства обнаружили трупы Михоэлса и Голубова. Об этом мне доложил по телефону мой заместитель, комиссар милиции Красненко. Михоэлс находился в Минске по общественным делам. Это известие очень встревожило меня. Убийство было не рядовое. Я сам лично выехал на место происшествия. Там вовсю шли следственные действия. Был составлен протокол осмотра. На трупах и на дороге (был снег) отчетливо виднелись отпечатки протекторов шин автомобиля. Приехав к себе, я вызвал всех своих заместителей и в жесткой форме потребовал в кратчайшие сроки найти машину, послужившую причиной смерти этих людей. Уже во второй половине дня Красненко мне доложил, что оперативники МВД обнаружили разыскиваемый автомобиль. Когда же я стал его расспрашивать, как проходил поиск и где обнаружили машину, мой заместитель ответил, что автомобиль стоит в гараже МГБ республики. Я поинтересовался, не могло ли это быть ошибкой. Красненко сказал, что его люди тоже сомневаются, но им не дали провести более тщательную проверку сотрудники госбезопасности. Заподозрив неладное, я позвонил министру внутренних дел СССР С.Н. Круглову. Он был страшно удивлен и приказал активизировать розыск преступников. Меня вызвали в ЦК, и один из секретарей попросил принять все меры по розыску убийц. Встал вопрос об отправке трупов в Москву. Я поручил заниматься этим Красненко. Вскоре подъехал и Цанава. Я его хорошо знал, и поэтому его поведение меня удивило. Он был слишком любезен со мной. Цанава взял меня под руку, отвел в сторону и сказал: «Я знаю, что твои люди были у меня в министерстве в гараже. Это была не слишком хорошая идея. Я прошу тебя не проводить больше каких-либо действий против моих людей. Население может нехорошо подумать о нас. Делом занимайся, убийц ищи, но не лезь ты, куда тебя не просят». Подозрения мои еще больше усилились. Из министерства я снова позвонил Круглову и доложил о том, что в гараже МГБ Белоруссии была обнаружена машина, переехавшая Михоэлса и Голубова. Министр выслушал меня и сказал, чтобы поиск преступников продолжали, но не особенно популяризируя это дело. Вообще, голос у Круглова был какой-то вялый, и я удивился, что начальник не стал, как это бывает в таких случаях, рвать и метать, чтобы ему быстрее представили результат. Тем более меня удивил конец нашей беседы. «Вы, в общем, не особо там копайте», — сказал министр и положил трубку телефона…
Впрочем, разлетевшаяся по Минску весть о ночном происшествии возле стадиона в театральной среде была воспринята однозначно: Михоэлса и Голубова убили. Несколько актеров БелГОСЕТа, которым ранним утром удалось пробиться за двери морга, были шокированы увиденным: «Сразу же у входа первым лежал Соломон Михоэлс. Он был в шубе, одна пола наброшена на другую. Из-под шубы торчали ноги: одна в ботинке с калошей, вторая – в одном носке. В воротнике шубы покоилась непокрытая голова Михоэлса. Нижняя губа, хорошо знакомая по фотографиям, была опущена, будто он чем-то недоволен, обижен. Левая щека опухшая, заплыла кровоподтеком, как после кровоизлияния… Санитар, молодой человек в белом халате, вдруг выпалил плачущим голосом, будто ища справедливости: «Автомобиль? Нате, смотрите!» И он двумя руками приподнял голову Михоэлса, немного повернул ее к нам. На середине черепа была дыра размером с пятерню и глубиной в три пальца. Нам велели покинуть морг, а врачи приступили к вскрытию…»
Присутствовавшая при вскрытии погибших кандидат медицинских наук и судмедэксперт (тогда аспирант кафедры) Валентина Карелина вспоминала: «Одно колесо, левое или правое, проехало через грудную клетку и живот. Потому что в двух или трех местах у Михоэлса были переломы позвоночника с признаками кровоизлияния. Михоэлс был в шубе, костюме и прочем, и поэтому на мягких тканях, на коже могло не остаться повреждений. Единственное, что еще можно допустить: Михоэлса и Голубова умертвили и тут же по ним машина прошла – буквально в течение секунды или минуты сердце остановилось, но кровообращение капиллярное на какое-то время действует… Он в белой шелковой рубашке, и от него очень приятно пахнет нежными духами. В кармане не то пальто, не то пиджака записная книжечка оказалась. Мы ее просматривали. И там выдержки из Шолом-Алейхема, Шекспира, Шиллера, Шелли, какие-то непонятные заметочки».
На вопрос, кому понадобилось устранение театрального режиссера Соломона Михоэлса и ставшего поневоле заложником Владимира Голубова-Потапова, также могут пролить свет архивные документы. По свидетельству арестованного Лаврентия Цанавы, Голубову все же удалось пригласить Михоэлса в гости к «друзьям». Ловушка захлопнулась. К гостинице был подан автомобиль, который доставил их на загородную дачу Цанавы в поселок Лошица около Минска. Михоэлса и Голубова-Потапова привезли на дачу 12 января около десяти часов вечера. По некоторым свидетельствам, их насильно заставили выпить по стакану водки. А затем вытащили из машины и пристукнули, а поближе к полуночи трупы перевезли на перекресток минских улиц и переехали их колесами автомобиля. Создавалось полное ощущение несчастного случая – чего не бывает с подвыпившими мужиками.
Незадолго до начала операции по устранению Михоэлса министр госбезопасности СССР Абакумов позвонил своему белорусскому коллеге и неопределенно сообщил, что ему вместе с Огольцовым (заместитель Абакумова) и группой оперативных работников, выезжающих в Минск, предстоит выполнить «спецзадание» товарища Сталина. Только когда московские работники госбезопасности прибыли в Минск, хозяин загородной дачи узнал, что специальные «решение правительства» и «указание Сталина» заключаются в ликвидации театрального режиссера Соломона Михоэлса. После выполнения «спецзадания» группа работников госбезопасности во главе с генерал-лейтенантом Огольцовым получила боевые ордена. Летом 1958 года главный исполнитель операции по устранению Михоэлса Огольцов был исключен из рядов компартии, лишен генеральского звания и всех государственных наград.
На снимке: мэтр сцены Михоэлс.
