«Торопиться надо туда, на пепелище, – могу не успеть», — вздыхает женщина

Когда-то здесь буйно цвели вишни. Уютно расположившаяся на перекрестке деревенька утопала в зелени. А теперь только вековые березы, склонив свои ветви-плечи до самой земли, и зимой, и летом тихо плачут в пронзительной тишине. Заросшие сады давно смешались с околицей, но аромат цветущих яблонь и сирени весной бывает здесь так же непреодолимо свеж и силен, как и шесть десятков лет назад… О трагедии минувших дней, о гибели 144 жителей сожженной карателями деревни с ласковым названием Вишенки напоминает сегодня мемориальный комплекс.
Когда-то здесь буйно цвели вишни. Уютно расположившаяся на перекрестке деревенька утопала в зелени. А теперь только вековые березы, склонив свои ветви-плечи до самой земли, и зимой, и летом тихо плачут в пронзительной тишине. Заросшие сады давно смешались с околицей, но аромат цветущих яблонь и сирени весной бывает здесь так же непреодолимо свеж и силен, как и шесть десятков лет назад… О трагедии минувших дней, о гибели 144 жителей сожженной карателями деревни с ласковым названием Вишенки напоминает сегодня мемориальный комплекс. Издали видны устремленные ввысь белые фигуры людей. Печальные лица мужчины и женщины, ведущих за руку на верную смерть своего сына, плита с фамилиями погибших, маленькие памятнички на месте сгоревших домов… Все это – справа от убегающей дороги. Именно там 9 марта 1944 года по сценарию фашистов была разыграна кровавая драма массового убийства невинных людей. А слева, на горушке, в одиноко стоящей избушке по своим родным и близким вот уже шесть десятков лет подряд проливает слезы единственная оставшаяся сегодня в живых свидетельница той далекой трагедии Ульяна Веремеевна Бородич. …В ту ночь в деревню пришли партизаны. Разместились по домам местных жителей. Шестнадцатилетнюю Ульяну мать разбудила спозаранку – нужно было печь хлеб гостям, среди которых были и знакомые девушке ребята. Пока хлопотали по хозяйству, солнце поднялось. Деревня ожила, заботливо собирали в дорогу солдат. И вдруг началась паника… — Дочушка, беги быстрее! – кричала перепуганная мать, выталкивая несмышленую девчонку за калитку дома. Второпях женщина еще успела снять с ног теплые носки и обуть единственную дочь… Ульяна вместе с другими рванула по снегу в поле, потом – к деревне под названием Бор. Именно с ее окраины два десятка беглецов наблюдали за столбами черного дыма над Вишенками. Глядя на далекое зарево, тревожно гадали о судьбе оставшихся. А утром, вернувшись на пепелище, обнаружили одну-единственную уцелевшую односельчанку. Беременной женщине удалось через разбитое окно выбраться из горящего дома на улицу. Остальные жители были сожжены заживо. Среди них и те, кто уже из Бора решился на возвращение домой. На такой отчаянный шаг рискнули пойти Вера и Аня – жены полицейских. Но для фашистов в тот день было неведомо чувство пощады даже для «своих»… Ульяна потеряла в огне практически всех родственников – мать, бабушку, дедушку, тетю и трех двоюродных сестер. Впереди ее ожидали долгие месяцы скитаний по чужим людям, двухнедельный арест у фашистов. А когда пришли освободители, девушка без раздумий вернулась домой, вышла замуж за бравого партизана. Строиться молодая семья решила в родной деревне. «Здесь родилась, здесь и умирать буду», — твердо говорит сегодня наша героиня. Десять лет назад она похоронила мужа, с которым прожила душа в душу самую счастливую часть жизни, воспитала четверых сыновей. Очень жалеет Ульяна Веремеевна, что не дал ей Бог еще и доченьки. Так уж случилось, что мой визит в дом пенсионерки как раз совпал с ее 80-летием. И как ни старалась, не могла старушка сдержать слез обиды, рассказывая о сыне, живущем в России. — Вот глянь, детка, телефон у меня на столе стоит. И у него в Петербурге – на столе… А ведь не снимет трубку, не позвонит… Даже вот сегодня с праздником не поздравил, — грустно кивает она на старенький, предательски молчащий аппарат. Одна радость, как считает собеседница, — это чувство исполненного долга. Свою материнскую миссию она исполнила – все, что могла, детям отдала. Живут и здравствуют шесть внуков, подрастает правнук. Частенько в гости к единственной, считай, жительнице Вишенок приходят школьники. Посещая мемориальный комплекс, ученические делегации обязательно заглядывают в дом живого свидетеля трагической истории военных лет. Немного таких осталось на земле… Из года в год весной Ульяна Веремеевна обязательно отправляется на другой конец пустынной, уже не существующей деревни. К подножию плиты с дорогими сердцу именами кладет букет цветов, по христианскому обычаю достает баночку с кутьей… Удастся ли в этом году преодолеть эти несколько сот метров – неизвестно. Ноги болят все больше, но дочерний долг тянет на могилу заживо сожженной матери с непреодолимой силой. — Иногда мама снится по ночам, — вздыхает старушка, поглядывая в окошко. – Ну когда она уж, весна-то, придет? Торопиться надо туда, на пепелище, могу не успеть… Вот такая она, жизнь Ульяны Веремеевны… Лицо, испещренное морщинками. Грубо выстроганный киечек в руках. Боль обиды в выцветших глазах. Два верных, суетливо тявкающих у двери песика да березы у калитки… Те березы, когда-то стройные белоствольные подружки-ровесницы, что так же, как и она, вновь и вновь слышат здесь, в безмолвной тишине умершей деревни, страшные звуки далекой трагедии – треск огня, крики людей, отрывистый лай автоматных очередей. И тогда они плачут вместе – старые березы и одинокая душой сельчанка. Плачут оттого, что виновны перед мертвыми и все еще живы сами…
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter