
11 сентября — Усекновение главы Иоанна Предтечи, в народе также — «Iван Галавасек, Iван–Калiннiк». День выделялся очень строгим постом и запретом на все режущие, колющие, острые предметы — ножи, пилы, топоры и т.п. Причем их не только не использовали, но вовсе убирали с глаз долой. Даже хлеб не разрезали, а ломали руками или же ломти «краiлi» загодя, с вечера. Кроме того, не употребляли в пищу никакие круглые овощи и плоды из–за их сходства с усеченной головой. Более того, не варили свеклу и вообще ничего с красным соком, напоминающим кровь, чтобы не накликать большую, «кровавую», беду в свой дом. Из–за боязни пожара в этот день не свозили сено и не растапливали печь.
На Могилевщине на Ивана Головосека старались посеять озимые — считалось, тогда хлеб удастся особенно «умолотным».
14 сентября — Семенов день («Сямён–Стаўбун, Сямён–Стоўпнiк»). Наступал последний срок сева озимых. Обыгрывалось здесь и созвучие имени Семен со
Читайте также
По наблюдениям, если на Семенов день ясно, тогда все бабье лето окажется теплым.
Со второй половины сентября крестьянин позволял себе разогнуть спину от работ на поле. Однако забот еще хватало. И в первую очередь тех, что попадали в разряд «бабскiх» — для женских рук. Тем не менее и женщинам можно было уже спокойно, сидя где–нибудь «у зацiшку», обрезать ботву от корнеплодов, лущить и сортировать фасоль, отделяя пеструю от белой, плести золотые вязанки лука и тугие косички чеснока, время от времени щурясь на солнце и наблюдая, как в прозрачном воздухе летает сверкающая паутинка.
В Беларуси существовал уникальный обряд, связанный с приходом осени, уменьшением светового дня, с переходом с работ в поле «да працы ў хаце» — и в связи с этим с «запальваннем» первый раз после лета «прылады», служившей для освещения дома. Обряд назывался «Жанiцьба комiна», «Жанiцьба посвета» («падсвета», «лучнiка»).
Выглядело все следующим образом. В глиняную миску, чугунок со щербинкой, старую сковородку клали мелко нарезанные корешки елки или же еловые щепки, поджигали их и поддерживали огонь, пока стояла темнота. Отношение к такому огню было особенным — как к чему–то живому, священному. И этот источник света, зажженный в первый раз после лета, скрепляли своеобразным союзом, женитьбой, с новым временем — приближающимися долгими зимними вечерами, с началом нового цикла работ, уже ведущихся в доме, с самой «хатай». Сам «посвiт», «комiн» обвязывали новыми «ручнiкамi» и хмелем, украшали цветами, осыпали зерном, различными семенами, душистыми травами, подливали в него немного масла, «гарэлкi», от чего огонь разгорался сильнее, клали рядом как угощение кусочки сала и лакомства. Во время выполнения действий по «ушанаванню комiна» молодежь исполняла песни и танцы, связанные с колядным обрядом «Жанiцьба Цярэшкi». В целом подобные «жанiцьбы» можно рассматривать как общеродовой ритуал выказывания уважения к домашнему огню и через него — к огню мировому, с целью обеспечения «дабрабыту» и в своем доме, и во всем «сусвеце».