Тернистый путь к единству нации. Часть 3-я

Величественный и славный шлях

Продолжаем фиксировать долгий и тернистый путь становления белорусской нации, заслуживающий уважения в веках. Сегодня — третья часть (первые две — в номерах за 17 и 24 сентября 2022 г.) нашего нового совместного проекта с известным белорусским историком, председателем Постоянной комиссии Палаты представителей Национального собрания Беларуси по образованию, культуре и науке, членом-корреспондентом Национальной академии наук, доктором исторических наук, профессором Игорем Марзалюком.

Библия по-белорусски — «коммунистическая»?

Политика правовой дискриминации белорусов, украинцев и евреев на западных землях получила логическое развитие в официальном заявлении польского министра иностранных дел Юзефа Бека. Прослывший в истории большим любителем Гитлера и Гим­млера (документальные доказательства того, что Бек был завербован нацистами в 1938‑м, приводит изданный в 2011 году по архивным материалам сборник «Тайны дипломатии Третьего рейха»), он на заседании Лиги Наций в сентябре 1934‑го в Женеве озвучил тезисы об отказе Польши от данных ранее гарантий по охране прав национальных меньшинств.

О мощном религиозном гнете православного населения Западной Белоруссии мы уже говорили в прошлом выпуске. У православных через судебные решения отбирали храмы, насильственно преобразуемые затем в костелы. Была создана независимая от Московского патриархата Польская православная церковь, а на представителей белорусского духовенства, не желавших поддержать ее, обрушивались репрессии. В середине 1930‑х годов польское правительство начало активно вести политику полонизации Православной церкви, предписывало читать проповеди по-польски.

Был даже придуман искусственный конструкт «православные поляки» — настоящий оксюморон! ­Ксендзов-белорусов, которые вели богослужения на родном языке, высылали в католические приходы коренной Польши, заменяли ксендзами-поляками, отправляли даже на миссионерскую деятельность в далекий Харбин. С подачи польских епископов-шовинистов Ялбжиковского и Лозинского (последний возглавлял епархии Минска (1917 — 1925 гг.) и Пинска (1925 — 1932 гг.), где и похоронен. — Прим. ред.) репрессии против белорусского католического духовенства приобрели просто брутальные размеры.

Даже перевод Библии на белорусский язык расценивался как «коммунистическая деятельность»!

 Белорусский историк Александр Вабищевич в своей работе «Западно­украинские и западнобелорусские земли накануне Второй мировой войны» приходит к выводу:

«Белорусы не признавались отдельным народом, а только ответвлением польского народа (наподобие кашубов и других польских региональных этнических групп). Белорусам необходимо было навязать латинский алфавит. Признавалась ассимиляция белорусов только в направлении высшей культуры, то есть польской».

Карта Полесского воеводства 1938 года.

В отдельной аналитической записке Полесского воеводского управления в мае 1939‑го был изложен целый комплекс мер по различным направлениям социально-экономической, национально-культурной и конфессиональной жизни с целью усиления польского влияния в регионе, отмечает Александр Вабищевич:

«В частности, среди предложенных мероприятий предусматривалось произвести ревизию «кресовых законов» 1924 года, чтобы упразднить юридические основания для использования белорусского и украинского языков; закрыть частную русскую гимназию и начальную школу в Бресте; не допускать на территории Полесского воеводства деятельности украинских, белорусских, русских партий и организаций».

Полонизация, обреченная на провал

Тем поразительнее выглядят факты, говорящие о безуспешности всех этих неисчислимых попыток Варшавы ополячить проживавший в Западной Белоруссии наш народ. В 1937 — 1938 годах польские ученые провели закрытые (не предназначенные для широкой публики) этносоциологические исследования, изучавшие уровень национального сознания в двух регионах. В первом было преимущественно население римско-католического вероис­поведания (77 деревень Виленско-Трокского и Ошмянского поветов), во втором — православного (107 деревень из северо-восточных и восточных поветов Виленского воеводства: Дисненского, Вилейского, Воложинского, Молодечненского, Поставского, Браславского). Шокирующие результаты этих исследований приводит все тот же брестский историк:

«Анкетирование на территории Виленско-Трокского и Ошмянского поветов не показало роста национального сознания местного польского населения… На территории двух указанных поветов из 52 опрошенных деревень только в семи был признан хорошим уровень национального сознания поляков. В качестве родного языка местное католическое население называло белорусский или «простой», хотя в общественной жизни ими использовался и польский. В ходе исследования выяснилось, что православные белорусы в деревнях больше тянулись не к польской культуре, а к белорусской».

И это при том что, хотя поляки не преобладали среди населения Западной Белоруссии, они занимали привилегированное положение в социальной структуре и в полицейско-административном аппарате! Так, в 1932‑м из 5120 государственных чиновников и служащих местных органов управления Полесского воеводства поляков было 88 процентов, русских — 5,8 процента, белорусов — 3,6 процента, евреев и украинцев — по 1,3 процента. Господство поляков среди чиновников наблюдалось и в других воеводствах Западной Белоруссии.

Более того, в конце 1937 года МВД Польши разработало секретный план по выселению этнически белорусского населения из Западной Белоруссии и переселению сюда этнических поляков. По этому плану для стабильного перевеса Польши планировалась миграция шести миллионов человек!

Усадьба осадника в Западной Белоруссии. 1930-е годы.

Зловещая Береза-Картузская

Польский историк и белорус по национальности наш современник Юрий Туронок в свое время так охарактеризовал деятельность властей межвоенной Польши в отношении Беларуси:

«Если в 1920‑е годы польские власти боролись с белорусским политическим национализмом, то в 1930‑е они пытались подавить даже культурную деятельность. Вскоре остатки белорусских школ и самодеятельного творчества в провинции были ликвидированы, белорусский язык был выдавлен из церквей, а священники переведены в польские приходы. В 1936 — 1937 годах были закрыты последние общественные организации в Вильно: Белорусский институт хозяйства и культуры, Общество белорусской школы и Белорусский национальный комитет, а их крупнейшие деятели выселены или депортированы в концлагерь в Березу-Картузскую».

Про этот печально известный лагерь стоит сказать отдельно.

Хотя в целом уже к 1923 году в Польше было расстреляно 109 белорусских патриотов, а в тюрьмах Западной Белоруссии насчитывалось 1300 политических заключенных, уже в августе 1927‑го их стало три тысячи. Но особенно грустной страницей истории стало возникновение лагеря в Полесском воеводстве.

17 июня 1934 года был подписан совместный декрет президента Польши Игнация Мосцицкого и правительства о местах изоляции социально опасных элементов. Данный декрет нарушал международные обязательства Польши, гражданские права и нормы правосудия, но Варшаву это мало интересовало. В результате со второй половины июня 1934 года до сентября 1939‑го в местечке Береза-Картузская действовал лагерь, режим в котором был крайне жестоким. Через этот лагерь, по неполным данным, прошло около 10 тысяч белорусов, русских, евреев, украинцев и даже самих поляков — политических оппонентов Юзефа Пилсудского. До сих пор можно встретить утверждения, что туда помещали лишь террористов-бандеровцев и радикальных коммунистов, но это ложь.

Там содержались все те, кто просто не хотел становиться поляками. И потому даже политические противники могли столкнуться в бараках этого лагеря нос к носу. Изощренные пытки и вопиющие нарушения основополагающих принципов правосудия, прав человека и гражданина — во всем этом межвоенная Польша вполне могла состязаться с самыми тоталитарными режимами ХХ века.

Концлагерь Береза-Картузская.

Узник Березы-Картузской в 1937 — 1939 годах И. Бурак вспоминал:

«Новоприбывший на второй день помещался в одиночную изолированную комнату, где в течение шести-семи дней подряд подвергался зверскому избиению. При этом узник должен был стоять лицом к стенке, не шевелиться, не падать на пол без команды… За малейшее нарушение драконовских правил — битье резиновыми палками до полусмерти».

И лагерь этот, к сожалению, исключением не был. О настоящем геноциде говорили и заключенные гродненской тюрьмы: «Бьют за малейшую провинность и непослушание, и собственноручно начальник тюрьмы. Ребят заставляют подписывать декларации, что «не принадлежат «к коммуне», что являются поляками, а не белорусами. За непослушание льют воду через нос, сажают в карцер, наполненный до половины водой».

Впрочем, даже столь репрессивный режим оказался бессилен. Польский интеллектуал и политический деятель Казимеж Подляски, трезво характеризуя польскую межвоенную политику по отношению к белорусскому национальному меньшинству, пришел к неутешительному выводу:




(Продолжение следует.)

Тернистый путь к единству нации. Часть 1-я

Тернистый путь к единству нации. Часть 2-я