Семья художника на открытии выставкиВсе слова, которые звучали во Дворце искусства по случаю выставки памяти Юрия Гаврина, сводились к неизменному эмоциональному восклицанию: «Какая новость от Юры! И эта новость меня удивила и потрясла». Даже тем, кто по–дружески навещал художника в мастерской, по–настоящему он открылся только сейчас. Картины Гаврина часто демонстрировались в самых разных залах и галереях, на персональных, международных выставках. Немало зданий в центре Минска и других городов не одной только Беларуси он украсил настенными росписями и витражами. Но и в его случае капремонты и реконструкции опровергли популярное утверждение, что монументальное искусство создается на века. А повод собрать в одном зале лучшие живописные работы за всю жизнь художника появляется часто, лишь когда он уже больше ничего не создаст.
Юрий Гаврин был очень разным даже в своих картинах. Но какие бы краски ни выбрал, какой бы прием ни применил, золотистый свет согревает все его холсты. И еще — сюжеты. Лунные дорожки, лилии и дома с переменчивыми лицами — их Гаврин писал годами, вплетая в свой мистический реализм как знаки препинания, разделяющие этапы его живописи и биографии.
Последний, неоконченный автопортретЛилии
На одном из своих ранних автопортретов он изобразил себя с цветком тигровой лилии в руке. Одним из самых древних, многозначных и противоречивых символов. Эти цветы, вспоминает вдова художника Яна Гаврина, первыми появились у крыльца их собственного дома:
— Лилии полыхали у нас до поздней осени. Юра давно мечтал о деревенском доме, но только в 1982 году мы стали хозяевами небольшого домика на хуторе в Налибокской пуще. В отличие от него я хорошо знала, что такое жизнь в деревне, и эта мечта казалась мне странной: что он, человек городской, сможет сделать с домом, который сначала нужно как следует отремонтировать? Оказалось, сомнения были напрасны. И крыльцо сам срубил, и землю для лилий вскопал.
«Памяти Максима Богдановича»Родился он в самый разгар войны, на одной из железнодорожных станций Самаркандской области. Мать овдовела совсем юной, а ему было всего два года. Вместе с ним она и приехала после войны в Дубровно к сестре. Неприхотливые оранжево–красные лилии тогда сажали там во многих дворах, но первое время приезжие жили на съемных квартирах — приютить их у себя родственники не смогли.
«Диалог»Ничто не предвещало, что Юрий Гаврин станет художником. Фекла Федоровна (в Дубровно ее называли тетя Федоровна) растила его одна, жили трудно, хотя весь город выстраивался к ней в очередь — хороших портних там было мало. Художников — еще меньше, точнее, не было совсем, если не считать единственного самоучки, рисовавшего афиши к киносеансам. Он и посоветовал мальчишке сделать кисть из мягких волос матери — Юрий Васильевич любил вспоминать эту историю. Дальше все было серьезно и по–настоящему. И письмо директора Дома пионеров на Ленинградский завод художественных красок, откуда для Юрия Гаврина прислали набор акварельных красок и беличьи кисточки. И кружок рисования, который он там организовал еще школьником. И Минское художественное училище, куда поступил, когда там преподавали Леонид Щемелев, Иосиф Эйдельман и Альгерд Малишевский. Многих своих учеников они буквально окунали в эксперименты. И защищали до последнего, если свобода самовыражения доводила тех до угрозы отчисления.
Дома
Самыми раскрепощенными в творческом плане на курсе оказались двое — Юрий Гаврин и Георгий Скрипниченко. Весь их сюрреализм начался еще тогда, обернувшись дружбой на всю жизнь.
«Портрет дома»— Он был для нас практически членом семьи, — вспоминая многочисленных друзей, гостивших на их хуторе в Налибокской пуще, Яна Ивановна уточняет, что Скрипниченко в число гостей не входил. — Позже и Жора купил дом в Белом Береге. Не полюбить эти места просто невозможно. Более 25 лет мы были там соседями. В редкий день не виделись. Теплые летние вечера, долгие беседы — казалось, так будет всегда. Но как же внезапно он ушел от нас... 12 августа, ровно через год, день в день не стало и Юры. Что это? Мистика, духовная близость? Рядом их и похоронили. Там, в Белом Береге.
Он украсил немало городских зданийКаждый раз он все c большим нежеланием уезжал из своей деревни. Лучшие пейзажи Юрия Гаврина — все оттуда, из Белого Берега. Простор, раздвигающий границы картинной рамы, дымка тумана от реки, яблони, которые сам посадил...
Луна
— ... а лунные дорожки — это Крым, конечно. Теплые волшебные ночи, когда мы сидели прямо на гальке, будто одни во всем мире. Крым тогда был прекрасен. Юра предпочитал отдыхать не в Доме творчества в Гурзуфе, а в Симеизе, где было не так многолюдно. Ездить в Крым мы стали после его работы над гигантскими рельефами для Минского института культуры. Это была очень сложная и трудоемкая работа: зима, мороз, ветер, все на строительных лесах. У Юры начались проблемы с легкими. А рельефы потом срубили. Такова судьба художника.
«В полете»Золото
Когда родилась дочь Лада, он был еще студентом художественного училища. Точнее, студентами были оба — с женой они учились на одном курсе. Но поступать вслед за мужем в театрально–художественный институт Яна Гаврина не стала.
«Старый батлейщик». Многие считали, что это автопортрет Юрия Гаврина— В нашей ситуации реализоваться в искусстве мог кто–то один, — рассуждает она. — К быту Юра был совершенно неприспособлен, я же выросла в большой семье и в отличие от него намного лучше ориентировалась в будничной жизни. Хотя дело было даже не в этом. Еще в училище я увидела в нем очень талантливого, интересного художника. Юрины этюды, стихи, которые он писал, — все было удивительным. Даже когда накануне рождения сына он решил поехать в Сенеж, всесоюзный Дом творчества, я не возражала. Там велись самые искренние и горячие споры об искусстве, была возможность показать свои работы многим, а после выставок все обязательно издавалось. В ночь, когда родился наш Павлик, Юрин друг, известный бард и художник Женя Бачурин до утра пел ему песни, которые посвящал нашему сыну. И это тоже одно из моих самых дорогих воспоминаний.
С женой они прожили больше полувека. Но золотую свадьбу не праздновали — друзья приходили в их дом и без повода, а к золоту в виде материальной ценности оба были равнодушны. Их дочь, Лада Стефанович, стала художником, возглавляет секцию монументально–декоративного искусства в БСХ. Сын Павел Гаврин — хирург, один из ведущих флебологов страны. Любовь учеников заменила Юрию Васильевичу громкую славу, и не было ни одной причины, по которой он мог бы позавидовать более удачливым коллегам. Напротив, завидовали ему. У Юрия Гаврина было то, что дороже наград и званий, — тепло очага, который редкому художнику удавалось сохранить. Что и проступает сквозь многие его работы, даже сюрреалистичные, как еще один красочный слой, невидимый, но все же ощутимый.
Юрий Гаврин и Георгий СкрипниченкоУвы, но возможность увидеть живопись Гаврина наяву в Минске оказалась недолгой — через неделю во Дворце искусства появилась другая экспозиция. Несколько лет назад в Дубровенской школе искусств художник устроил персональную выставку, после которой великодушно оставил несколько работ своему городу. Однако о создании музея Юрия Гаврина речи пока не ведется — а ведь какая достопримечательность здесь могла бы появиться.
— Не переживайте, все будет, Юрины картины не затеряются, не забудутся, и книгу мы издадим, — совершенно спокойно воспринимает нынешнюю ситуацию та, которая была рядом с Юрием Гавриным почти всю его жизнь. И с этой уверенностью невозможно спорить. Ведь такова судьба настоящего художника.
cultura@sb.by
