Частное расследование...Это была странная, спонтанная поездка. Накануне мои друзья предложили на выходные выбраться куда–нибудь за пределы Минска, все равно куда. И кто меня дернул за язык сказать: «Поехали в Глушу»?.. Но — дернул, и друзья, быстренько выяснив по карте, что Глуша — это 26 км от Бобруйска, легко соглашаются: «Конечно, почему бы нет?..»
Сто лет назад поместьем Глуша владел действительный статский советник Гриценко. Посреди густого леса вовсю пыхтел дымом основанный в 1896–м стекольный завод. А в собственном доме у дороги жил дорожный мастер 6–й шоссейной дистанции Виленского округа путей сообщения Василий Ермолаевич Чернецов, мой прапрадед. У него была большая дружная семья — жена Доменика Павловна, сыновья Владимир и Сергей, дочери Анастасия, Екатерина, Мария, Александра, Елена...
По воспоминаниям моей двоюродной бабки, Чернецовы были весьма уважаемым в округе семейством. Дескать, как–то тройку, на которой ехал Василий Ермолаевич, остановили в лесу лихие люди, но, узнав Чернецова в лицо, тут же с извинениями отпустили. А местный стекольный завод даже сервиз специальный для семьи изготовил... В доме всегда было шумно, весело, звучала музыка, ставились домашние спектакли. Наезжали гости — земский начальник надворный советник Виноградов, священник Городокского храма отец Федор Игарковский, начальник шоссейной дистанции надворный советник Вервельский... А потом и дети, незаметно взрослевшие и покидавшие родное гнездо, — Владимир, юнкер санкт–петербургского Владимирского военного училища, Екатерина, поступившая в оршанскую учительскую семинарию, а потом выбравшая профессию актрисы...
От тех далеких времен сохранились лишь фотографии да кипа почтовых открыток, адресованных «Его Высокоблагородiю В.Е.Чернецову». Людей, которые пусть смутно, но помнили что–то, уже нет. Как хорошо, что я не ленился, расспрашивал их в конце 80–х...
...Шло время. После революции Чернецовы остались в Глуше. Василий Ермолаевич продолжал работать на прежней должности, дом в июле 1933–го отдал в собственность местному колхозу. Сохранились его письма тех лет, адресованные детям. Заботы совсем иные, непохожие на дореволюционные: как прокормить корову, как выгоднее продать свинью... Вот в Глуше открывают новый сельмаг, и прапрадед радуется в письме, что магазин «не хуже, чем в Минске, все у нас есть»... И только горько, что дети этого не видят — разлетелись кто куда... В 1936–м Василий Ермолаевич умер. Десять лет спустя от рук вооруженных бандитов погиб его старший сын, Сергей. Последний из Чернецовых, Владимир, скончался в 1957–м в далекой Алуште. Я — потомок одной из дочерей, Екатерины...
...Я никогда не бывал в Глуше, хотя никаких препятствий для поездки туда не было. Словно что–то удерживало меня от преждевременного свидания с землей моих предков. И вот решился, еду, предварительно убедившись, что в архиве не сохранилось никаких (!) сведений о Чернецовых. Ни единой зацепочки. Так бывает, не повезло... Нет ни метрических книг Городокской церкви, ни призывных списков, ни фонда 6–й шоссейной дистанции... Выходит, я — единственный, в чьей памяти живет эта ушедшая семья. И единственный способ как–то соприкоснуться с прошлым — побывать «на том самом месте».
Глуша — небольшой поселок городского типа (сейчас Бобруйский район Могилевской области, раньше — Бобруйский уезд Минской губернии), растянувшийся вдоль дороги. Весь его можно проехать за две минуты. Большинство домов выкрашено бледно–зеленой краской. Выйдя из машины на небольшой площади, спрашиваю у пожилой женщины: «Где местное кладбище?»
— Да здесь недалеко, — объясняет она, — поворот на Осиповичи — и сразу увидите... А кто у вас тут жил? Как фамилия? Чернецовы?.. Нет, не слыхала. Эх, у меня мама уже старенькая, — вздыхает собеседница, — она бы вам много чего рассказала. Во время войны была партизанской связной. А сейчас ей 87 лет уже...
Сворачиваем на Осиповичи, и действительно, минут через пять видим в придорожном сосновом леске небольшой сельский погост. Вот здесь похоронены мои предки, прапрадед и прапрабабка... Здесь же лежит местный уроженец Алесь Адамович, на его могиле — огромный валун, который невозможно не заметить издали. Вспоминаю слова бабушки, родившейся в Глуше в 1922–м: «Кто бы мог подумать, что из Сашки вырастет такой писатель...»
Старых, довоенных могил на погосте немало. И ни одну нельзя назвать заброшенной или запущенной. На потемневшие от времени деревянные кресты надеты аккуратные веночки из искусственных цветов, металлические кресты повязаны черными ленточками. И при этом половина таких могил — безымянные. То есть само захоронение сохранилось, за ним кто–то ухаживает, но время начисто стерло имя покойного, даты его жизни... Ну что же, возможно, в этом есть какой–то высший смысл.
...Так я и не нашел на этом тихом кладбище могил своих предков. Зато видел серое небо, под которым они жили, сосновый лес, полный влаги, поле, уходящее за горизонт... И в шепоте дождя отчетливо расслышал голоса всех тех людей, без которых никогда бы не было на свете меня... Тысячи невидимых нитей, которые связывают меня с этой землей, с давно ушедшими временами. Крошечный кусочек в огромной мозаике — истории страны...
Вячеслав БОНДАРЕНКО.
