Телохранители

Госбезопасность — понятие широкое. А потому чекисты и шпионов ловят, и разведкой занимаются, и с экономической преступностью борются…

Разумеется,  в этой профессии без конспирации никуда. Но, пожалуй, наиболее интригующей, овеянной мифами является работа телохранителей первых лиц государств.

К слову, школа подготовки личной охраны в Советском Союзе была одной из самых высокопрофессиональных в мире.

О профессии, рождающей слухи и легенды, вспоминает бывший начальник штаба правительственной охраны КГБ СССР генерал-майор Валерий Величко.

— Валерий Николаевич, подставлять себя под пули ради чужого человека, безусловно, очень благородно. Но труднообъяснимо. Откуда берутся охранники?

— Клановая преемственность есть везде: в балете, театре, спорте… В том числе и в охране. В 9-е управление КГБ СССР  приходили те, чьи деды охраняли Сталина, отцы – Хрущева и Брежнева. Под моим началом работало много потомственных охранников. Так что в некотором смысле телохранителями рождаются. Система подбора кадров на эту службу во всех странах, по сути, одинакова. Охранник подбирается под шефа. Здесь важны не только физические данные, но и личные качества. Почему, к примеру, к Ельцину попал Коржаков? Во-первых, он такой же здоровенный, а во-вторых, умеет и сам выпить, и вовремя налить, и в теннис поиграть. Охранник – это и телохранитель, и мамка, и нянька.

Если шеф любит охоту, значит, охранник должен уметь и тушку разделать, и шашлык приготовить. Поэтому со временем служебные отношения между начальником и подчиненным перерастают в дружеские. И тот, кто призван защищать тело, становится вдруг ближайшим советником.

Также подбирают людей для охраны высоких зарубежных гостей. Однако без проколов здесь, конечно же, не обходится. На моей памяти был такой случай. В Москву приехал президент Финляндии Урхо Калева Кекконен. К нему, как полагается, приставили надежного человека, но уже на следующее утро охранника пришлось в срочном порядке заменить. Оказалось, что Кекконен – большой любитель утренних пробежек на дальние дистанции. Наш человек, конечно же, был подготовленным, бегал наравне с ним, но на достойную охрану сил уже не оставалось. Его сменил другой охранник – мастер спорта по бегу.

К примеру, Брежнев (да и многие другие) хотел видеть возле себя «людей-шкафов»: так ему было спокойнее. Но эффективность охраны не зависит от габаритов телохранителей.

— Неужели маленький, худенький человек надежнее, чем «шкаф»?

— Ближняя охрана – этот последний рубеж безопасности, фактор чисто психологический. Защита первого лица начинается издалека и проводится многоступенчато. Если, допустим, из поля зрения исчезал известный террорист, а в это время готовилась поездка Горбачева за рубеж, спецслужбы не спали, не ели, пока не находили эту потенциальную угрозу. Для эффективной охраны высших должностных лиц проводится кропотливая предварительная работа. Кстати, ей придавал огромное значение Андропов. С его легкой руки в охрану пришли интеллектуалы, которые отнюдь не выделялись из толпы габаритами. Тип интеллектуальной охраны достался от Андропова Горбачевым. Правда, чета не слишком оценила такое наследство.

Помню, во время первого визита в США в Белом доме на Раису Максимовну произвели неизгладимое впечатление красавцы-негры из рейгановской охраны. Сравнив их с нашими (не слишком приметными, среднего росточка), она возмутилась: «Миша, как же так? Вон их-то какие видные, а наши – не поймешь что…» Пришлось дополнительно брать ребят из «Альфы» — для фасона.

— Существовали ли в СССР какие-либо «фирменные» черты организации правительственной охраны?

— К 80-м годам в мире, по сути, сформировались две высококлассные школы охраны – это секретная служба Министерства финансов США и служба охраны КГБ СССР. Аналогичные ведомства других стран ходили «в учениках». Мы учили Кубу, Северную Корею. США, соответственно, Южную Корею, Израиль и т.д. Так вот в советские времена мы обладали преимуществом, которому американцы люто завидовали. К примеру, наш силовик, будь он милиционер, чекист или кто-то еще, был одинаково полноправным лицом от Бреста до Владивостока. Им же очень мешал в работе «суверенитет» штатов с их собственными законами и порядками. Тот, кто в Нью-Йорке обладал большими полномочиями, в Сиэтле был никто. Увы, после распада СССР в этом мы с ними сравнялись и даже перегнали. Еще одним неоспоримым достоянием были наши кадры. Для меня это обстоятельство нашло яркое подтверждение во время встречи двух лидеров в Рейкьявике. Погода была ужасной: холодно, промозгло. Американцы в теплых легких куртках (чего у нас в помине не было) могли отстоять на посту от силы  час. Затем их сменяли, приносили кофе, кормили горячим. Наши ребята в легких плащиках работали столько, сколько было нужно.

— Выходит, вместо теплых курток и горячего советские государственные деятели отделывались глубокой благодарностью?

— Если бы… На Кубе есть музей спецслужб, где на одной из стен выгравированы слова благодарности Фиделя Кастро тем, кто его охраняет, и пожелание пройти с ними все дальнейшие испытания. Там после завершения карьеры каждому охраннику дарилась фотография с личной подписью Фиделя. Это, поверьте, дорогого стоит, а обходится дешево. У нас такое было не принято. Не очень-то советские лидеры вникали в проблемы «человека за спиной», порой демонстрировалось наплевательское отношение. Меня до сих пор бросает в жар при воспоминании о пресловутых выходах в народ Горбачева, ведь всегда и везде подобного рода импровизации тщательно планируются. Необходимо выбирать для общения с людьми такие места, где можно и безопасность обеспечить, и не надо никого давить, оттеснять, оскорблять. Но Горбачев совершенно не хотел этого понимать. Он мог выйти в народ не в запланированном месте, а на 200 метров раньше. В результате была масса обиженных, случались никому не нужные курьезы. Как-то, проезжая по Хабаровску, генсек неожиданно притормозил у булочной. Тут же собрались зеваки. Нам пришлось блокировать площадку машинами, чего с точки зрения безопасности вообще делать нельзя. Вышел Михаил Сергеевич, толпа восторженно ревет. «Ну как дела?» — спрашивает генсек. Один работяга, едва живой (его придавили к капоту), хрипя, начал что-то излагать. Горбачев, не слушая его, ответил: «Знаю, знаю, товарищ…» Работяга, не долго думая, возьми да и ляпни: «А знаешь, какого х… спрашиваешь?» Пришлось генсеку это проглотить.  Потому что за мат у нас вроде не расстреливают, а добраться до сквернослова невозможно – вокруг море людей. Хотя взмыленная охрана в душе была благодарна придавленному товарищу за крепкое словцо.

— За нецензурные выражения несознательного народа вас, слава богу, не наказывали. А за какие проступки можно было поплатиться головой?

— Ой, головы летели направо и налево. К приземлившемуся самолету чуть-чуть неровно подогнали трап, на пару минут сдвинулось протокольное расписание. И в этот же день ответственный за организацию встречи остался без папахи, погон и работы. Или такой пример. В Форосе дочь Горбачева, приехавшая отдохнуть, раздвигала шторы, а плохо закрепленный  карниз соскочил  и слегка задел ее  по плечу. В результате человек, который строил Байконур, Форос и еще бог знает что, Герой Труда вылетел с работы в два счета.  А за ним  и еще 15 человек из «девятки». За проступки люди карались жестоко, и примеров тому тьма.

— Есть ли у сотрудников охраны  свои профзаболевания?

— У руководства – инфаркты, инсульты, хроническая мигрень. Когда готовится высокий визит, бывает, неделю не спишь. Нервы напряжены до предела. Приходится принимать лошадиные дозы снотворного, чтобы чуть-чуть отдохнуть. У рядовых – варикозное расширение вен, радикулит.  А физические травмы… Взять те же прогулки с народом.

Помню, во время встречи нашего генсека с Яношем Кадаром заранее  в газетах оповестили, когда и по какой улице лидеры совершат «импровизированную» прогулку. Собралось скопище людей. Пришлось охране выстраиваться клином, снимать (у кого были) очки, чтобы не разбили, заколки от галстуков, чтобы не вогнали в тело, и прошибать собственной грудью путь «царственным» особам. От таких прогулок следы на теле порой остаются навсегда.

— После подобных испытаний вы, наверное, в своем кругу костерили таких «демократов»…

— Телохранители никогда не говорят об охраняемом – ни хорошо, ни плохо. Это неписаный закон. Кстати, Коржаков этот закон нарушил, чем нанес огромный вред профессии. После выхода в свет его книги западные коллеги меня спрашивали: вы что там, совсем с ума сошли? Раньше высокий чин не сомневался в надежности своей охраны. И если он уединялся в комнате с Моникой Левински, то был уверен, что стоящий за дверью охранник никому ничего не разболтает. А теперь охране не доверяют, на всякий случай выставляют подальше, за ворота. А это опасно.

— Но ведь и вас самого обвиняли в измене, когда в 1991 году вы перешли на сторону ГКЧП.

— Я  никогда не присягал на верность Горбачеву, в отличие от того же Коржакова, который действительно исполнял функции оруженосца и друга Семьи. Я, в первую очередь, служил ГБ (государственной безопасности), а не БГ (безопасности Горбачева). Он был для меня, прежде всего, приходящим лицом у власти. Ельцин же создал собственную службу охраны, где на верность присягали лично ему. Это, кстати говоря, азиатский принцип. В  странах Азии не столько важна должность, сколько личность, которая ее занимает. Охрана того же Каддафи – это его род, который будет     биться за него, не щадя живота своего. Потому что с его уходом и им всем конец.

— Вы написали книгу, где проанализировали развитие правительственной охраны от Ивана Грозного до Горбачева. Кто, на ваш взгляд, из глав российско-советского государства охранялся наиболее трепетно и эффективно?

— Я считаю, что таковыми  были Николай II и Сталин.