Говорят, что у директора Русского театра Эдуарда Ивановича Герасимовича с бывшим худруком и режиссером Борисом Ивановичем Луценко шла нескончаемая шахматная партия. За общей шахматной доской они просидели полжизни — столько же, сколько вместе служили в театре. Кто был победителем, кто — проигравшим?.. Думаю, это совершенно неважно. Их игра, пожалуй, часто была продолжением, или, вернее, своеобразной метафорой служебных отношений: директор, режиссер — ход, ответный ход... За этой шахматной доской наверняка решалось всё. Но главное, что на протяжении 25 лет двое этих театральных «львов» сохраняли паритет. Несмотря на то, что Эдуард Иванович, как директор, всегда имел право ходить первым... А если без аллегорий, то Герасимович, обладая всей полнотой власти в театре (Луценко почти не шутя говорил, что у директора, как у Сталина, в театре все в руках), всегда поддерживал престиж режиссера — а это, знаете ли, для коллектива крупная удача, когда администратор умеет сохранять достоинство своих (не будем говорить подчиненных) сослуживцев.
Хотя для публики, надо признать, должность директора театра — нечто невыразительное. Все аплодисменты — режиссеру, актерам. Вся любовь — сцене. А директор — человек, который работает ЗА сценой. Что он там творит?.. Но кто возьмется вычислять, чей вклад, чьи усилия матери–сцене более ценны? А Эдуард Иванович Герасимович никогда и не тянет, как говорят, одеяло на себя. Неторопливый, высокопрофессиональный, уверенный — говорят, он ничего не боится, потому что всегда знает, как поступить. В общем, человек на своем месте. И притом — давайте уж правду в глаза — известный в столице человек.
1. Эдуард Иванович, вы — старейший директор белорусского театрального корпуса. Как бы вы представили себя читателям? Экономист? Хозяйственник? Администратор, то бишь «душевед и душегуб»?
— Вот–вот... В чем ужас моей профессии? Режиссеры, они любят принимать популярные решения: приглашать на роль, брать на работу, отдаваться всецело творческому замыслу — все с удовольствием. А когда оказывается, что актер Н. недисциплинирован, пьющий сильно, что он перепутал боб с горохом и думает, что театр должен работать на него, а не он на театр, тогда говорят: Господи, куда смотрит дирекция? «Слушай, Эдуард Иванович, надо что–то делать!» А что делать? Есть определенный рамками закона алгоритм поведения: беседа и объяснительная, второй раз — беседа и выговор, третий раз никакой беседы, а просто приказ о расторжении контракта. То есть все непопулярные решения как раз ложатся на плечи директора. Я не драматизирую ситуацию: как говорится, кто на кого учился. Но и не могу сказать, что мне доставляет удовольствие воспитывать взрослых людей или отправлять актеров на пенсию... Хотя за многие годы научился не пускать далеко внутрь все конфликты, иначе можно сойти с ума. Не робот же... И так сердце щемит...
2. Быть директором такого предприятия, как театр, это как по минному полю ходить. Тем не менее вы один из редких администраторов такого ранга, которые на своем посту работают четверть века. Вы не откроете секрет своего карьерного долголетия?
— Да, в сентябре будет 25 лет, как я в Русском театре... А всего здесь работаю 30 лет. Что ж, поскольку я так долго директорствую, значит, есть от моей работы какой–то результат... Обычно 5 — 7 лет и — тик, брамс! Люди уходят. Я же вот задержался. Почему? Думаю, основное — я никогда не врал. Никому. Ни режиссуре, ни актерам, ни своему руководству в министерстве. Почему порой я и неудобен... Руководству иногда хочется слышать желаемое, а не реальное... Зато народ понимает, что если Герасим, как они меня называют, пообещал, то сделает. Но жутко сложно осуществляется это в жизни. Да, я неудобен. Но я — прогнозируемый! Хотя лично мне это тоже неудобно — меня ведь можно вычислить, обмануть! Но — один раз.
— У вас сейчас, кажется, непростая ситуация в театре: молодой режиссер и старый (хотя вы прекрасно выглядите) директор. Это уже конфликт, перетягивание каната... Все–таки с Борисом Ивановичем Луценко вы были не просто сослуживцами, но и единомышленниками, почти сверстниками...
— 30 с лишним лет вместе...
— В наших глазах вы вообще были одним человеком, но с двумя разными лицами!
— Одним...
3. А теперь у вас новый этап в карьере — не тревожно? Хотя наверняка не без вашего согласия и участия пришел в театр новый главный режиссер Сергей Ковальчик, верно?
— Конечно! На худсовете я сказал, что совмещать обе должности — директора и художественного руководителя — не буду. Это сейчас модно, но мое убеждение: эти разные должности совмещать категорически нельзя, я бы сказал, вредно. А если директор еще и актер или режиссер, это тем более хуже. А если у него и жена актриса... Это катастрофа.
— Вы кого имеете в виду, Табакова?
— Хотя бы... Игрушки все, игрушки... Нельзя путать такие вещи. Директор — это радикал, здесь надо либо — либо, иначе будет вранье.
4. Может быть, на совмещение люди идут от нехватки талантливых кадров?
— Позвольте вам не поверить. Когда это предлагали сделать мне, в театре тоже раздавались такие голоса: «Давай, что ты, какая разница! Мы тебе поможем. Тут все рядом».
5. Старая гвардия опасалась новых молодых персон, новых неожиданных впечатлений?..
— Возможно... Но оглянемся: Борис Иванович Луценко тоже в 38 лет принял театр! Эдуард Иванович Герасимович, ваш покорный слуга, — в 38 лет принял театр! А теперь Сергей Иванович Ковальчик. И что же? В 38 лет принял театр! Я не мистик. Но я абсолютно убежден, что для каждого места есть определенный алгоритм поведения. Луценко оставил театр, который находится на подъеме. Что бы ни говорили там различные злопыхатели. Сейчас вот защитили свое звание «национальный», раз в 5 лет слушается на коллегии министерства вся жизнь театра.
6. Приоткройте тайну ухода Бориса Ивановича с должности худрука. Как–то все случилось внезапно... Хотя мы знали, что у него заканчивается контракт. Он решил упредить, так сказать, увольнение сверху?
— Нет, нет. Просто мы договорились, что он переходит на чисто творческую стезю: работать над своим давним замыслом — созданием театра «Под куполами». У него сейчас ренессанс, на мой взгляд. Он свободен от рутины, стал писать, а у худрука знаете какая ноша? Планы, вводы, анонимки...
— ??!
— На меня, на меня... Что я задушил все творческое... Ну не важно, дело житейское, я повесил анонимку внизу на доске объявлений, чтобы все читали. И приписку сделал, что готов встретиться, чтобы обсудить любые рациональные предложения в любое удобное время. Только зайдите. Никто не пришел.
7. А как лично у вас складываются отношения с начальством? Вы умеете ладить? По–житейски говоря, имеете подходы?
— Получается, что так. Опять тот же момент: они знают, что я не вру. Если я возражаю, то это не значит, что я не согласен. Я поясняю, почему... Как практик объясняю... И не с моих личных позиций, а с позиций театра. Ведь театру сегодня очень непросто, он непонятно кто сегодня: с одной стороны, дотационное предприятие, с другой — выполняем платные услуги. Каша в этом вопросе самая настоящая.
8. Требуется авторитетный голос?
— Может быть, не такой уж авторитетный, сколько — голос. Там «поголосить», здесь... Я же аргументы выдвигаю, обоснования, расчеты. Сколько пытаюсь добиться, чтобы был разработан норматив бюджетного финансирования, чтобы не зависеть от сиюминутных моментов: дали дотацию, сняли дотацию... У нас сейчас как: назревает большое мероприятие, срочно забирают все деньги... А я говорю: есть в казне 100 рублей — дайте 100, не больше, но не дергайте меня! Не получается. Дали — потом забирают.
9. Ненаучное планирование?
— Получается, что так. Я это называю «подгонять под ответ»... Говорят, зарабатывайте! Но никто не учитывает, что прежде чем заработать, надо потратить. Нет в экономике такой формулы, чтобы можно было получать доходы без расходов. Не бывает. Тем более театр — организм, который не похож ни на один другой. Это симбиоз творческо–экономико–производственных интересов.
— То есть это как лебедь и щука...
— И рак тоже, да... Потому что иногда надо назад попятиться, со страшной силой притом.
10. Вы полжизни проработали при советской власти. Когда возможности вашей должности были шире, продуктивнее: тогда или сейчас?
— Таким образом отвечу: директор, он и в Африке директор. Да, 25 лет назад на должность директора меня утверждали еще на Бюро ЦК. Но какая бы ни была общественно–экономическая формация, директор всегда находится под прессом — сверху и снизу, между материей и духом, фигурально говоря. В состоянии он держать прессинг, может ли расширять пространство в одну и в другую сторону — вот это и является мерилом его способностей, успехом его деятельности. В БССР была хорошая законодательная база, теперь все приходится делать заново. Чуть ли не ежедневно появляется бесконечное множество все новых и новых нормативных документов, связанных с обеспечением контроля, причем порой взаимоисключающих. На пустом месте можно заработать себе начет: за счет разночтения нормативных документов. И ты повержен!
11. У вас экономическое образование?
— Нет. У меня за плечами театрально–художественный институт.
— А я думала, что вы как минимум кандидат экономических наук.
— Что вы, я поступал на режиссуру. Набирал курс тогда известный Владимир Андреевич Маланкин. Он посмотрел меня (а я уже после армии, на режиссуру ведь молодняк не берут...) и говорит: «Неплохой ты парень, но экспликацию режиссерскую ведь не напишешь. Ты знаешь, что такое экспликация?» Я отвечаю: «Нет». А он: «Жалко. Но из тебя будет хороший директор театра. Давай я тебя переведу без всяких экзаменов на культпросветработу...» «А сколько можно подумать?» — спрашиваю. «Ну минут 15...» И все. У нас был прекрасный курс... Мы изучали много дисциплин — 50 что ли, включая и мастерство актера, и технику режиссуры. А экономика в основном — это уже от жизни. Сразу после института стал заместителем директора по зрителям в Русском театре, начинал познавать театр со зрительской вешалки, так сказать.
— А теперь уже сами, знаю, преподаете...
— Да, я в академии искусств читаю курс по организации театрального дела.
12. О чем больше всего мечтали в детстве?
— Детство — это сколько? До 10 — 11?.. Я жил на берегу Волги в Куйбышевской области и первой мечтой было иметь нормальную человеческую игрушку — машину, конкретно. Я ж в 1945–м родился и вокруг — ни у кого ничего.
— Остались там родственники?
— Нет, у меня все родственники из Беларуси! Туда война родителей занесла, потом они переехали в Беларусь, дом в Острошицком Городке купили. Теперь, правда, все давно продано...
13. А дачного участка у вас нет?
— Нет, веду сугубо городской образ жизни. Достаточно того, что моя жена «охраняет» огород своей матери, стоит там буквой «г» — тоже в Острошицком. Кстати, вот она — дипломированный экономист, преподает.
14. У вас бывают семейные обсуждения экономических проблем?
— Дискуссии? Да. Только на тему, сколько и чего будет сегодня на обед. Большие общие дискуссии.
15. В каких человеческих слабостях вы не можете себе отказать?
— Сейчас слабостей меньше и отказывать им легче. В молодости — да, их было много и все любимые. А сейчас вот единственным мучаюсь который день: не курю, третья неделя пошла... Что после этого говорить?..
16. Чьим мнением дорожите больше всего в своей работе?
— Мне кажется, я, в принципе, умею прислушиваться к любому чужому мнению. У меня, например, есть твердые соображения по какому–то вопросу, а после худсовета смотрю: нет, не прав я! То есть я могу признавать свои ошибки. Я могу извиниться и всегда от своих детей — а у меня их трое — требовал: учитесь просить прощения. Потому что если у человека не воспитать привычку к самоанализу, он вырастет страшным эгоистом.
17. На что не жаль потратить миллион?
— На хорошую машину, например.
18. Интеллигентность. Что это такое в вашем понимании?
— Это слово так перелопатили... Сейчас уже трудно найти твердые критерии этому понятию. Больно уж емкое, общее слово. Оно всеобъемлющее, как галактика. Благо если человеку хоть процентов на 10 удается соответствовать этому понятию.
19. Всегда ли вы говорите то, что думаете, г–н директор?
— Не всегда.
20. Оказало ли влияние на ваш характер созвездие, под которым вы родились?
— Думаю, что да. Я — Рак, почему и говорил вам, что иногда надо уметь и отступить.
21. Кого вы предпочитаете держать в доме — кошку или собаку?
— Я бы никого не держал, но... Поскольку в доме были дети, то всегда возникали свинки, черепахи, собаки. В результате все заботы падали на меня — всегда. Теперь все взрослые, пашут и света Божьего не видят, и долгое время у нас никого не было. А сейчас опять появился пес. Подкидыш. Дочка с зятем занимаются.
22. От кого вы устаете больше всего?
— От дураков с претензией.
23. Есть ли в жизни вечная любовь?
— Ну это, знаете, для романов...
24. Если вы любите путешествовать, то какому виду транспорта отдаете предпочтение?
— Я люблю путешествовать, и каждый август мы с бригадой садимся на машины, берем байдарки и уезжаем на витебские озера. И живем в палатках дней 20 — 25 — общаемся с природой. Аж до следующего мая хватает.
25. Кто ваш самый близкий друг?
— Мой внук Сашка.
26. Ваши идеалы женщины и мужчины.
— Мужчина не должен быть болтуном, позером, он должен отвечать за свои слова. А про женщину все гораздо сложнее. Ей все можно. Если женщина такая, как мужчина, она мало интересна. Женщина должна быть всякая, разная и никакая одновременно, чтобы ее нельзя было зафиксировать.
27. Чего нельзя прощать даже лучшим друзьям?
— Нельзя прощать неуважения. Меня не надо любить, но со мной надо считаться.
28. Что такое, по–вашему, лень, а что — душевный покой?
— Душевный покой наступает, когда ты что–то сделал, завершил, — хорошее состояние! А лень — когда ты ничего не хочешь делать...
29. А врагов вы себе успели нажить?
— Думаю, что да.
30. Кем бы вы стали, появись возможность начать все сначала?
— А я ведь, как говорится, был всем! Электриком, потом работал на авиаремонтном заводе, обслуживал самолеты, делал доски приборные. Еще я работал в районном доме культуры, писал музыку, у меня был свой оркестр в Острошицком Городке. Так что, видимо, то же самое и случилось бы, только с меньшими ошибками.
31. Чего вам лично больше всего недостает сегодня?
— Мощи, энергетики. Иногда я вижу, как и что делать, маразма никакого нет, но ресурсы уже не те... Знаете, как бывший тяжеловес: подойдет к штанге, дернется — технику–то знает, а вес для него уже большой.
32. Когда вы в последний раз хохотали от души?
— Я такую роскошь себе позволяю довольно часто...
33. Как вы относитесь к наблюдению А.П.Чехова, что на свете нет ничего страшнее, чем провинциальная знаменитость?
— Это очень некрасивое явление. И я, бывает, вижу таких людей воочию... Людей, которые переоценивают себя, мучаются от собственных амбиций, стараясь на равных похлопать по плечу Филиппа Жанти, к примеру... Вот у самолетов есть эшелоны: бомбардировщики, истребители, гражданские — каждый летает на своей высоте. Не дай Бог, самолет залетел не в свой эшелон — катастрофа, ЧП. Так и у людей: каждый должен знать свой шесток. Это в равной степени относится и ко мне — я никого не хочу обижать.
34. Помните ли вы свое детское прозвище?
— Герасимом всю жизнь я был.
— А гибель Муму вам не припоминали?
— Только когда учился в школе...
35. Не рискнете предсказать, какие перемены ожидают нашу страну через год?
— Через год? Не рискну... Это очень небольшой срок. Да и вообще, если хочешь насмешить Бога, то что–нибудь запланируй. Хотя, конечно, можно запланировать бюджет, исходя из конкретных цифр, можно предсказать поведение социума, который зависит от экономической составляющей, но жизнь, судьбу... Знаете, к Земле вообще приближается комета...
36. Где вы чаще всего встречаетесь с друзьями?
— Я ж сказал, на витебских озерах, на природе, слушая ночью тишину.
37. Какие книги, по–вашему, надо прочесть всем?
— Читать надо много: от Библии до Монтеня, если хотите... Плюс русскую классику — Толстого, Гоголя... Слава Богу, у меня в свое время была отчаянная потребность — я безумно, страшно много читал. Кстати, в армии за 3 года я успел перелопатить столько... Там же нет соблазнов! Вообще, в армии должен служить каждый молодой человек, и чем больше, тем лучше.
38. Самый счастливый день в вашей жизни?
— Сначала это был день, когда родился сын. Потом, когда родился внук. Род продолжается! Герасимы пошли в мир! Теперь сын — военный. Вторая дочь — юрист, третья — художник. Когда девочки родились, тоже не мог нарадоваться, потому что мальчишку растить очень трудно.
39. Что вы чувствуете в обществе молодых людей?
— Смотря какие молодые люди рядом. Я люблю культурных людей. Что это значит? А это не только те два букваря, которые человек искурил. Культура — это твое отношение к социуму. С определенной категорией мне комфортно, нормально. Какие–то вещи мы воспринимаем одинаково, хотя я понимаю, что дистанция есть. К другим я и сам близко не подойду! Есть в Минске прекрасный скверик, где стоит памятник Мицкевичу, но там же пройти нельзя! Меня поражают девушки... В мое время женщина, девушка была неким ограничителем для хамства, а сейчас они даже провоцируют непотребное поведение. Или, например, я наблюдаю в Троицком предместье, где живу, по вечерам молодежь. Пиво, пиво и поцелуи взасос... Катастрофа! Мы теряем генофонд, пиво не так безвредно! И опять–таки девушки... Безмозглая овца не понимает, что парню она будет нужна на 15 минут, хотя думает, что своей доступностью заарканит его на долгие годы. С серым веществом туго, но есть инстинкт «захомутать» парня. Чем? Доступностью! А потом в соплях и слезах, когда ее бросили, думает, как же жить дальше. Я брюзга? Нет, меня волнуют красивые женщины, но я абсолютно не терплю пошлости.
40. Как часто и по какому поводу вы бываете недовольны собой?
— Довольно часто. Я требовательный — люблю, чтоб все дела на «пять». Если не так, злюсь на себя, что я не совершенен.
41. Рок–музыка — это надолго? По–вашему...
— Я знаю, что надолго: Дебюсси, Чайковский, Шостакович. Джаз допускаю. Бардов люблю. Все остальное — нелепость и суета.
42. Ваша любимая футбольная команда?
— Английский клуб «Манчестер Юнайтед».
— Блюдо?
— Любое первое, кроме красного борща.
— Цвет?
— Черно–белый.
— Время года?
— Закат лета.
— Цветы?
— Уважаю розы.
43. Можете назвать то место на земле, которое вам всего милее?
— На Волге... Там, где родился. Мощная серьезная река.
44. Часто ли вам приходится одалживать у кого–то деньги?
— Совершенно нечасто. Безумно не люблю одалживать. Лучше обойдусь тем, что есть.
45. Каково ваше отношение к конкурсам красоты?
— Абсолютно никакого. Такая же безделица, как и попса.
46. Верите ли вы в изречение: «Все, что ни делается, все к лучшему»?
— Скорее да, чем нет.
47. Когда у вас плохое настроение, вы что делаете?
— Стараюсь побыть один, потому что можно в три секунды спровоцировать конфликт и я буду не прав. Зачем потом жалеть?
48. Вы часто пишете письма?
— Лирического плана? Нет. А служебные, конечно.
49. Верите ли вы в лучшее будущее наших детей?
— Да, конечно, иначе зачем жить...
50. Вопрос, который бы вы хотели задать себе сами? И ваш ответ...
— Удалась жизнь? Если по–крупному... Ответ: частично — да.
