В Бобруйский краеведческий музей четыре фанерные, инкрустированные соломкой шкатулки доставил в августе 2001 года курьер из белорусского МИДа. Сказал, что их передал гражданин Германии Гюнтер Байер, а принадлежали они его отцу, который, по–видимому, вывез их из оккупированного города на Березине в войну. На поделках по–немецки написано: «Бобруйск. 1943 год». «Имя мастера ни в письме, ни на самих шкатулках не значилось, и чтобы найти этого человека, мы дали короткую информацию об удивительном презенте в одной из местных газет, — рассказывает директор музея Наталья Артемчик. — Там же и фотографии шкатулок поместили. Рассудили: даже если самого мастера уже нет в живых, вдруг отыщется кто–то из его родных и близких?»Претендентов на шкатулки объявилось немало. Один бобруйчанин был уверен, что это работа его дедушки, другой узнал «почерк» родного дяди, третий божился, что такие поделки мастерил только один человек в городе — его отец... Они не знали, что у шкатулок есть секрет. Передавая их, Гюнтер Байер обмолвился: их сделал безрукий мастер...
Сувенир для Сталина
— О том, что нашлись отцовские шкатулки, я узнала случайно. Дочь газету читала, вдруг как закричит: «Мама, смотри, тут о твоем папе пишут!» Я только глянула, сразу поняла: его работа. На одной из этих «немецких» шкатулок узор точь–в–точь, как на нашей, — бобруйчанка Татьяна Бабенко бережно поглаживает одну–единственную, оставшуюся у нее от отца, поточенную шашелем шкатулку. — А когда сходила в музей, сомнений не осталось. В 40 — 50–е в нашем городе много таких мастеров было, но безрукий — на весь город один. Мне всего семь лет было, когда его не стало, но я хорошо помню, как он сидел у окна за большим столом и целый день что–то мастерил. Нам, детям, строго–настрого запрещалось подходить к столу и уж тем более трогать или передвигать с места на место папины инструменты, которые он раскладывал и брал зубами. Зубами он и поделки мастерил. А еще, когда начинал работать, надевал на шею специальную пилочку на шнурочке и зажимал ее культями.
За эти самые шкатулки Петра Иосифовича Хруцкого в свое время даже Почетной грамотой ЦИК и СНК БССР наградили. На пожелтевшем от времени листке, который бережно хранит его дочь Татьяна, написано: «...за успешное выполнение производственного плана и за высококачественные экспонаты, представленные на выставку «БССР за 20 лет», посвященную 20–й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции». Одну из шкатулок Петр Иосифович отослал лично Сталину, а в скором времени из Москвы пришло письмо, в котором Иосиф Виссарионович лаконично поинтересовался: «Кто мастер?» Узнав, что делает такую красоту безрукий и безногий инвалид, Сталин прислал Хруцкому подарки: именные карманные часы с надписью «Петру Иосифовичу от Сталина», радиоприемник (его в войну конфисковали немцы. — О.К.) и набор тюля на окно.
«Преступление» и наказание
Вся жизнь Петра Иосифовича Хруцкого была расплатой за ошибки и грехи. Свои и чужие. Даже родители считали, что калекой сын уродился им в наказание. «Бабушка говорила, что Петя получился «обрубком» оттого, что она, будучи беременной, в праздник Ивана Головосека рубила дрова, — вспоминает Татьяна Петровна. — Дед с ней не соглашался и винил во всем себя. Мол, это ему наказание за то, что после окончания Тифлисской духовной семинарии, где он учился вместе со Сталиным, вместо того, чтобы принять сан, пошел работать писарем. Даже когда отца крестили в церкви, священник записал в бумаге, что этот младенец — Божья кара за людские грехи».
Никто в семье Хруцких не думал, что ребенок, у которого не было даже коленных суставов, когда–нибудь научится ходить. Но он научился, и в 5 лет самостоятельно топал по хате вразвалочку на своих культях, сам обувался. Вместе со своими сверстниками в 7 лет Петя пошел в школу, окончил десятилетку. Причем писал так, что наставники диву давались и постоянно ставили его в пример другим ученикам, потому как почерк у безрукого был просто загляденье...
Татьяна Бабенко хорошо помнит, что к отцу часто приходили люди, одни просили письмо написать, другие — прошение составить. Петр Иосифович был человеком образованным, начитанным, работал на лесокомбинате, руководил цехом инвалидов. Там же нашел себе жену. Точнее сказать, ни он, ни она друг на друга не засматривались, красивых слов о любви не говорили. В это трудно поверить, но их свадьба тоже была... расплатой за «грехи»!
В 1937 году, когда на комбинате собирали подписи за закрытие церкви, молоденькая Евдокия, работавшая подсобницей, возьми да напиши, что она с таким решением не согласна. На это ей сказали просто и душевно: выбирай, красавица, — или в тюрьму, или замуж за Хруцкого. Так сошлись 23–летняя Евдокия и 30–летний Петр. Шумного свадебного застолья, штампа в паспорте у них не было, но жили они мирно и дружно, родили семерых детей. Двое умерли в войну. От голода.
— Отец делал шкатулки и продавал их немцам, а они за это давали ему зерно, муку, соль, — рассказывает Татьяна Петровна. — Из этих продуктов нам, правда, не много перепадало. Через нашего дядю, который был связным, отец передавал их в партизанский отряд. Дядю потом поймали и повесили, а отца в 1944–м забрали в гестапо. 4 дня его били, пытали, он так ни в чем и не сознался, и в конце концов его отпустили. После этого все изменилось. Свои же стали смотреть на него с подозрением, шептались: раз вышел оттуда живым, значит — враг. Уже после войны многие открыто стали называть отца предателем, его нигде не брали на работу. Даже часы — подарок Сталина — при освобождении Бобруйска отняли наши. Какой–то мужчина достал их прямо из кармана отца, сказал: такому, как ты, они ни к чему...
Шкатулки в послевоенном городе были не нужны, и чтобы прокормить семью (пенсию по инвалидности — 200 рублей — назначили лишь в 1951 году. — О.К.), Петру Иосифовичу пришлось идти просить милостыню. В дождь, снег и зной сидел он с протянутой рукой на паперти, а мальчишки–беспризорники и пьяные мужики частенько выгребали из его шапки всю собранную им за день мелочь, прекрасно понимая, что калека не может за себя постоять. От осознания того, что он не в силах что–то изменить, от обиды и разочарования Петр Иосифович стал выпивать... Он умер 7 апреля 1952 года. Попал под машину в свой собственный день рождения — ему исполнилось 46 лет. Сбивший его водитель с места происшествия скрылся, а Хруцкий еще долго лежал на дороге, истекая кровью. Он звал на помощь, но никто из прохожих к нему так и не подошел... Родным о случившемся сообщили только рано утром...
Все, что осталось у Татьяны Бабенко от отца, — маленькая фотография, которая вот–вот рассыплется от старости, грамоты, пенсионное удостоверение и та самая деревянная шкатулка.
Фото Александра АНТАШКЕВИЧА и из семейного архива Татьяны БАБЕНКО.
