— Юрий, скажите честно, скучаете по зрителям, аншлагам и аплодисментам?
— Конечно. И репетиции, как видите, не прекращаются, несмотря ни на что. Правда, все это скорее для того, чтобы поддерживать себя в форме. У нас такая работа, что расслабляться нельзя.
— Как вы в таком случае пережили вынужденный отдых весной, когда театр ушел на карантин?
— Тяжело, не буду скрывать. Сначала был перерыв, связанный с эпидситуацией. Затем практически сразу мы отправились в трудовой отпуск. Потом вышли, станцевали премьеру «Щелкунчика» — и снова пауза. Когда привыкаешь все время работать, долгие перерывы даются непросто.
— Многие ваши коллеги рассказывали, что пауза в работе позволила им не только вернуться к любимым хобби, но и открыть в себе новые таланты…
— Я, кстати, тоже открыл в себе один талант. Не поверите: крепкого хозяйственника! Дело в том, что мы живем в загородном доме, и там мужчине всегда есть чем занять руки. Шуруповерт, дюбеля, анкера… В общем, за эти месяцы вспомнил все старые навыки и приобрел много новых. Раньше на это постоянно не хватало времени.
— Как вы попали в профессию? Мальчики, как правило, не слишком охотно идут в балет и на танцы.
— Я всегда был послушным ребенком. Однажды в нашу школу на урок физкультуры пришла народная артистка БССР Людмила Бржозовская, которая набирала класс детей для занятий балетом. Обратила внимание в том числе на меня — я не стал сопротивляться. В таком возрасте детям трудно рассуждать о будущей профессии и вообще о том, чем они хотят заниматься в жизни. Родители и семья меня поддержали, хотя они вообще с искусством не связаны.
— Учеба давалась легко?
— Не сказал бы. Но мне часто везло, прилетали хорошие партии. По этому поводу шучу, что всю жизнь выезжаю на обаянии. Но, конечно, работать приходится постоянно. Профессия такая.
— Вы танцевали во многих российских театрах. Связь с ними поддерживаете?
— Конечно. Переписываемся, созваниваемся со многими артистами, педагогами. Балетный мир очень узок. Петербург, Ростов, Челябинск, Омск, Якутск — это навскидку только некоторые из городов, откуда я недавно вернулся. В Якутске, например, участвовал в фестивале современной хореографии.
— Ее вы полюбили после работы у Эйфмана?
— Безусловно, он сильно повялил на мое восприятие современного танца. До того как попасть в труппу театра балета Эйфмана, я с иронией относился к современной хореографии: мол, ну что там сложного и особенного? Но когда сам начал танцевать, это оказалось намного сложнее, чем я себе представлял. Мне полгода понадобилось только для того, чтобы перестроить мышцы и тело.
— Какими запомнились вам почти три года работы в одной из самых знаменитых трупп мира?
— Эйфман — одна из самых крупных планет, с которыми я когда‑либо сталкивался. О таких обычно говорят: человек‑глыба. Он безумно работоспособен и целеустремлен. Он — та сила, которой непонятно что движет, но она, мне кажется, бесконечна. Даже когда наступит момент и человека не станет, эта сила останется и все равно будет двигать вперед все вокруг.
— Белорусский Большой часто упрекают в отсутствии современных постановок в репертуаре. На ваш взгляд, нужны они театру или все‑таки классический балетный репертуар для Большого — основа основ?
— В идеале нужно поддерживать баланс между классикой и современной хореографией. Но не считаю, что нам нужно полностью переходить на современный балет. В белорусском Большом классика — это то, что у нас получается лучше всего. Труппа Эйфмана классику, например, не потянет. Многие девочки не стоят на пальцах, а мальчики плохо владеют технической частью классического балета. Но в современной хореографии им нет равных в мире. Каждый должен заниматься тем, в чем он силен.
— Почему после успешной карьеры и главных ролей в театре Эйфмана вы решили вернуться в Минск?
— Это было сложное решение, не буду скрывать. С одной стороны — планета под названием Эйфман, которая имеет столь сильное притяжение, что на ее орбите очень легко остаться. Я мог бы там совершенно спокойно продолжать работать. Я танцевал ведущие партии, была хорошая зарплата… Но почувствовал, что моя дорога другая. И вернулся в Минск. Беларусь — мой дом, здесь родные стены, все знакомое. Здесь все, что меня вырастило, так почему я должен от этого отказаться?! Кроме того, я увидел, что, работая дома, могу по‑прежнему сотрудничать с другим балетмейстерами и использовать свой опыт, приобретенный у Эйфмана. Так, в общем‑то, и получилось. Работая в Большом театре Беларуси, я участвовал в постановках российских балетмейстеров, много гастролировал за рубежом.
— В прошлом году только благодаря вам состоялась премьера «Золушки» в Омском музыкальном театре…
— Это был шок прежде всего для меня самого: за два дня выучить два акта спектакля! Коллеги так и говорили: «Юра, ты совершил подвиг».
— Как вы согласились на такую авантюру?
— Мне позвонила балетмейстер‑постановщик Надежда Калинина: «Юра, сломался артист, спасайте. Но до премьеры — два дня». Потом мы смеялись, что Юра приехал — и спас.
— И что, совсем страшно не было?
— Я не думал об этом. Но когда накануне вечером у нас был генеральный прогон, а я встал и вдруг полностью забыл порядок движений — вот вообще в голове ноль! — тут на секунду мне действительно стало боязно. Однако отступать было поздно. И к счастью, все получилось. Конечно, меня очень поддержали артисты, в том числе травмированный Андрей Матвиенко. Еще повезло, что Золушку танцевала Екатерина Жигалова, с которой мы вместе работали в Санкт‑Петербургском театре балета Бориса Эйфмана. То есть нам не нужно было привыкать друг к другу, сразу станцевались.
— Параллельно с работой в Большом театре вы преподаете в балетной школе Марины Вежновец — вашей коллеги по сцене и супруги по совместительству. Чему главному учите будущих артистов?
— Раскрытию потенциала. Хочется, чтобы ни один из моих учеников не пропал и проявил себя на сцене. Поэтому максимально делаю для этого все, что в моих силах. Иногда некоторых тащу чуть ли не за уши и думаю про себя при этом: «Вот кто бы меня в детстве так же тащил?»
— Талант или работоспособность: что главнее?
— Без работоспособности невозможно раскрыть талант. И наоборот, если нет данных, на одной только усидчивости далеко не уедешь. Талант — это ведь не то, что дано нам свыше. Он складывается из определенных знаний: из того, как с нами общались родители, какие сказки читали, какие песни пели. Из этого состоит наша душа. Так что талант — это не что‑то волшебное, это совокупность вещей, которые с детства накапливаются в человеке. Сужу по себе.
— Свою роль мечты вы уже станцевали?
— Иногда, получая партию, я думал: «Вот, роль мечты, наконец‑то!» А потом станцую ее и начинаю мечтать о чем‑то другом. За 17 лет работы в Большом я, кажется, сыграл уже все что только можно. Но все равно постоянно кажется: еще чуть‑чуть, и будет роль мечты! По сути новая мечта у меня появляется с каждой новой премьерой.
leonovich@sb.by
