Президент Союза «Чернобыль» России Вячеслав Гришин: У соседей более справедливое и расчетливое законодательство

Такие раны сами не затягиваются

В этом году исполняется 30 лет со дня крупнейшей техногенной и экологической катастрофы ХХ века — аварии на Чернобыльской АЭС. Что изменилось за это время на пострадавших территориях? Как чувствуют себя их жители и ликвидаторы аварии? Где добились наибольших успехов в реабилитации территорий и поддержании здоровья населения? Об этом размышляет президент Союза «Чернобыль» России, ликвидатор, дважды работавший на разрушенном реакторе, Вячеслав Гришин.

— Вячеслав Леонидович, давайте напомним, сколько человек приняли непосредственное участие в ликвидации последствий чернобыльской аварии. Сколько из них сегодня живы? И что собой представляет сегодняшний ликвидатор?

— С 1986 по 1990 год в ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС принимали участие около 800 тысяч граждан из всех республик СССР. В народе их назвали ликвидаторами. Среди них были специалисты различных отраслей промышленности, ученые, военнослужащие, военнообязанные, призванные из запаса. В основном это были мужчины возраста от 25 до 45 лет, признанные здоровыми. Около одного процента были женщины. От России приняли участие более 240 тысяч человек. По данным общественных чернобыльских организаций стран СНГ и Балтии, на сегодня каждый пятый ликвидатор умер. Каждый второй стал инвалидом. Аналогичная статистика и в России.

Портрет, или образ, ликвидатора сегодня — это человек внутреннего и внешнего достоинства. В борьбе за справедливость он склонен ни перед чем и ни перед кем не останавливаться. Организован и активен в общественной и политической жизни. Дорожит и продвигает традиции защитника Отечества. Каждый второй ликвидатор имеет госнаграду за мужество и самопожертвование! Хороший семьянин. К сожалению, не всегда здоров и нуждается в добротной медицинской помощи.

— А что там делали женщины?

— Это были, как правило, представители науки, например, Елена Александровна Козлова, которая приехала туда испытывать одно из изобретений, которое называли «промокашкой».

На ликвидацию этой аварии было направлено свыше 800 тысяч человек. Умер каждый пятый.
Фото AP
Это ткань, пропитанная специальным раствором для дезактивации поверхностей, загрязненных радионуклидами. Были женщины, работавшие на банно–прачечных комбинатах, в столовых, в складских помещениях.

— Как бы вы оценили сегодняшний уровень социальной защищенности ликвидаторов и жителей пострадавших районов? Отличается ли он в России и Беларуси?

— Россия поздно вступила на путь преодоления последствий радиационной катастрофы. Первые чернобыльские законы были приняты на Украине и в Беларуси. У них с 1989 года уже начались программные мероприятия, а у нас только с 1991 года. И если говорить об итогах, то на пострадавших территориях России в сравнении с пострадавшими территориями Украины и Беларуси показатели по социально–экономическому развитию значительно хуже.

И дело не только в том, что мы поздно начали, но и в том, что наш чернобыльский закон менее совершенный, чем у соседей. За 25 лет он претерпевал различные изменения. И не всегда в лучшую сторону. Например, сегодня одной из острых проблем чернобыльского законодательства является принцип начисления выплат по возмещению вреда здоровью ликвидаторам. Эти выплаты различаются подчас в сотни раз. Понятно, что это порождает противоречия между инвалидами Чернобыля, отчужденность.

— У соседей более справедливое законодательство?

— И более справедливое, и более расчетливое с точки зрения того, сколько необходимо человеку для восстановления здоровья.

Монетизация льгот в 2005 году существенно изменила «природу» социальных гарантий для всех категорий чернобыльцев. Они уже не являются отдельной категорией граждан с особыми социальными гарантиями. То, что предлагается по полису обязательного медстрахования, не обеспечивает необходимого уровня медицинской помощи. Растет доля платных медицинских услуг. Лекарств постоянно не хватает. Право на льготное санаторно–курортное обслуживание, оздоровление детей, проживающих на загрязненных территориях, реализуется лишь частично. Из–за отсутствия полноценного финансирования прекращено проведение специализированного медобследования, лечения и реабилитации детей.

Ежегодное санаторно–курортное лечение и оздоровление являются одним из необходимых условий реабилитации граждан, подвергшихся радиационному воздействию. За последние годы значительно сократилось число путевок, выданных на эти цели. Сейчас чернобыльцы могут воспользоваться этим правом раз в три–четыре года. Только до 40% детей, проживающих на территории зон отселения и с правом на отселение, могут посетить санатории и летние оздоровительные лагеря.

— Есть ли в других республиках бывшего СССР организации, подобные вашей?

— Первая общественная организация ликвидаторов была создана в Харькове в 1988 году. Все мы, когда работали в чернобыльской зоне, а некоторые там были дважды–трижды,говорили: «Куда едешь? На войну». И люди, прошедшие через такие тяжелые испытания, должны иметь свой статус. И когда формировались меры социальной поддержки ликвидаторов, то за аналог брался статус участников Великой Отечественной войны, то есть как защитника Отечества. Но, к сожалению, этого не произошло. И мы считаем, что по сей день одним из основных недостатков российского чернобыльского законодательства является отсутствие у ликвидаторов статуса защитника Отечества. Посмотрите сами: ликвидаторов награждали орденами Мужества, медалями ордена «За заслуги перед Отечеством», орденами Красной Звезды...Это, по сути, боевые награды, значит, и статус должен быть соответствующий. Но этого нет. А раз этого нет, то появляются различные предложения по умалению подвига ликвидатора. Возникла тема жертвы. С этой точки зрения проще доказывать необходимость мер социальной, медицинской поддержки. И все же мы начали работу по патриотическому воспитанию молодежи на примерах ликвидаторов: проводить уроки мужества, создавать памятники, сейчас их около двухсот по стране.


В Москве на Поклонной горе в ноябре мы заложили камень, где будет построен монумент Славы героям–ликвидаторам. А на Митинском кладбище, напомню, есть мемориал, где похоронены первые погибшие ликвидаторы чернобыльской катастрофы.

— Говорят, что там до сих пор фонит. Это правда?

— Нет, не фонит. Во–первых, была проведена дезактивация больных, когда они еще были живыми. Во–вторых, когда они умерли, то их внутренние органы, которые в наибольшей степени инкорпорируют радиоактивность, были захоронены отдельно. В–третьих, гробы изнутри были обиты свинцовыми листами. И глубина захоронений была большая.

— Как за 30 лет изменилась радиационная ситуация на зараженных территориях?

— Понятно, что идет естественный процесс распада радионуклидов. Но он не такой быстрый, и уповать только на это нельзя. Определение границ зон радиоактивного загрязнения и, соответственно, перечня населенных пунктов должно проводиться один раз в пять лет. Последняя большая корректировка была в 2005 году. В 2010 году ее не проводили. В этот период финансирование федеральных целевых программ по преодолению радиационных катастроф, в том числе чернобыльской, было на уровне 20–50%. То есть эффективность этих мероприятий была незначительная.

В нашем чернобыльском законе говорится, что условием для изменения статуса территории является не только радиационная ситуация, но и другие факторы. А какие другие, не уточняется. Это серьезный правовой пробел. Поэтому еще в 2007 году жители тех населенных пунктов, которые были выведены из перечня пострадавших или был понижен их статус, обратились в Верховный суд и восстановили свои населенные пункты в старом перечне. Примерно такая же ситуация и сейчас.

В отличие от России на Украине и в Беларуси есть специальные законы о правовом статусе территорий, подвергшихся радиационному загрязнению, где подробно расписано, как проводить радиационный мониторинг, какие факторы должны учитываться при изменении статуса населенных пунктов и так далее. У нас же это спорная ситуация, которую можно разрешить только в судебном порядке. И на сегодня 54 жителя юго–западных территорий Брянской области обратились в Верховный суд за восстановлением статуса своих территорий и своих прав. Со дня на день начнется судебное разбирательство.

— Соседи сохраняют статус загрязненных территорий?

— В белорусском законе тоже предусмотрено изменение статуса. Однако пересмотр перечня здесь не вызывает у пострадавшего населения возмущения, так как он четче регламентирован правовыми актами. Кроме того, уполномоченные госорганы Беларуси ведут широкую информационную работу с населением. Пересмотр чернобыльского закона в 2011 году в Беларуси несколько уменьшил льготы и компенсации для пострадавшего населения, однако высвободившиеся средства были направлены на меры по реабилитации радиоактивных территорий. В России при снижении уровня социальных мер этого, увы, не происходит.

— Какова на сегодняшний день радиационная обстановка в пострадавших районах в России и Беларуси? Чей опыт наиболее успешен?

— С 1986 года до 2006 года регулярно, а затем периодически НПО «Тайфун» (г. Обнинск) проводит уточнение радиационной обстановки на территориях населенных пунктов Брянской, Белгородской, Воронежской, Курской, Липецкой, Орловской, Тульской и Рязанской областей, загрязненных в результате катастрофы на Чернобыльской АЭС. Измеряется мощность дозы гамма–излучения и проводится отбор проб почвы на глубине 30 см для последующего анализа. Всего с 2007 по 2012 год было обследовано более 800 населенных пунктов, отобрано и проанализировано около 5500 проб. Но сравните: на территории Беларуси функционирует 45 пунктов наблюдений радиационного мониторинга Министерства природных ресурсов и охраны окружающей среды. Данные обновляются ежедневно! Сегодня там повышенные уровни мощности дозы гамма–излучения сохранились в городах Брагин (Гомельская область) и Славгород (Могилевская область). Количество исследованных проб в Беларуси превышает миллион.

— Но ведь у России и Беларуси есть совместные программы преодоления последствий чернобыльской катастрофы...

— Наши связи по этой теме начались с 1998 года, с создания Союзного государства. И сегодня парламентарии наших стран предлагают принять уже четвертую совместную программу по преодолению последствий чернобыльской аварии. В этом году заканчивается третья. Но я сомневаюсь, что Россия это поддержит, потому что она не поддержала собственную программу, которая закончилась в прошлом году. Никаких федеральных средств на 2016 год не выделено. Теперь субъекты РФ должны самостоятельно заниматься чернобыльской проблемой.

— А как вы оцениваете результативность союзных программ по Чернобылю? Что можете выделить?

— Первое — это, конечно, социально–экономическое возрождение пострадавших территорий. Очень большая составляющая в программе касается и оказания специализированной медпомощи ликвидаторам и гражданам, проживающим в зонах жесткого контроля. Определены три медицинских центра, оказывающих чернобыльцам медпомощь: в Санкт–Петербурге, Обнинске и Гомеле. Кстати, Гомельский лечебно–диагностический центр построен, в том числе, на средства союзной программы.

— Скажите, могут ли чернобыльцы Беларуси приезжать на лечение в Россию и наоборот?

— Увы. Юристы до сих пор не продумали вопрос взаимного обмена пациентами. А в таком обмене есть крайняя необходимость. Например, граждане юго–западных районов Брянской области существенно отдалены от областного центра с его медицинскими возможностями. Это 200 км, а до Гомеля — 60–70 км. Но наши юристы–финансисты не нашли соответствующих правовых норм для перечисления средств на лечение из одного государства в другое. Видимо, нужно специальное межгосударственное соглашение.

Татьяна Смольякова

smola–rg@yandex.ru

Советская Белоруссия № 26 (24908). Четверг, 11 февраля 2016
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter