Дядя Дунина-Марцинкевича был митрополитом, поэтом и фабрикантом

Наш герой родился 285 лет назад в имении Занки Волковысского уезда. Отец, стародубский стражник Ян Богуш–Сестренцевич, был кальвинистом, мать, Корнелия Одинец, — католичкой. Когда Станиславу исполнилось семь, отец нанял учителя — Касарина, обучавшего детей стольника Яна Канарского в соседнем имении. Когда подросли сестры Станислава, также присоединились к обучению. Мини–школа вместе со своим учителем переезжала то к одним родителям, то к другим. А в 12 лет нашего героя отправили учиться в Кейданский кальвинистский коллегиум, затем в Слуцкую гимназию. Публично блеснуть талантами Станиславу довелось в тринадцать лет. В июне 1745 года на похоронах стародубского хоружего по фамилии Волк он произнес такую проникновенную речь, что все были поражены. Присутствовавшие кальвинисты решили, что нельзя оставлять такой алмаз неограненным, и уже в августе юный Богуш–Сестренцевич был отправлен в Германию на обучение.

Ехал подросток, конечно, с радужными надеждами, снабженный спонсорскими средствами. Что его и подвело. В прусской гостинице недоросля при деньгах приметили воры. И обобрали до нитки.

Подросток растерялся. Чужбина, ни копейки денег... Да и, наверное, не хотелось падать кому–то в ноги, возвращаться домой нищим неудачником. Скорее всего, юноша увидел, как зазывают рекрутов, может, в той же гостинице, и решился завербоваться. Воинская служба — как раз для шляхтича. В Европе шла война за австрийское наследство, Станислав становится офицером гусарского полка. 1 декабря ему исполнилось четырнадцать, а 12–го в битве под Кассельдорфом он был ранен в руку картечью. В течение десяти дней в берлинском госпитале юного гусара подлечили и комиссовали.

А доучиваться–то надо... В Берлине отец–доминиканец Арманд, проникшись симпатией к умному юноше, устраивает Станислава в гимназию св. Иоахима. Но литвинский тинейджер уже побывал на войне, попробовал вольной жизни. Поначалу работал старательно, осваивал языки, а затем вместе с одноклассником выучился курить трубку, пить пиво в корчме, шляться по вечеринкам. Что не помешало по окончании гимназии поступить на философский факультет университета во Франкфурте–на–Одере. Помните, как Гофман писал о буршах, вольнодумных студентах? Вот наш Станислав таким и был. Даже наделал долгов и сбежал, не закончив обучение.

27 августа 1751 года после шести лет отсутствия будущий архиепископ оказался на родине.

Какое–то время Богуш–Сестренцевич продолжает военную карьеру. Затем устраивается воспитателем детей князя Радзивилла. И здесь происходит решительный перелом в мировоззрении недавнего гусара и бурша, сына кальвиниста и католички. Есть две версии. Одна — несчастная любовь. Станислав влюбился в знатную паненку, которая поставила условие: не ответит на нежные чувства, пока претендент на руку не вернется к католической вере. Станислав условие выполнил, а красавица обещание не сдержала. Из–за разбитого сердца Богуш–Сестренцевич и решил стать священником. По другой версии, на Станислава повлиял католический иерарх Игнатий Масальский, часто гостивший у Радзивиллов. Ему понравился молодой образованный учитель, и Масальский предложил свою протекцию в случае, если тот выберет духовную стезю. Вполне возможно, что верны обе версии.

Итак, Богуш–Сестренцевич решает делать карьеру в костеле. В 1759 году вместе с воспитанниками Николаем и Ежи Радзивиллами он едет в Варшаву и вместе с ними же учится в Варшавском главном коллегиуме пиаров. В 31 год защищает магистерскую диссертацию «О непогрешимости папы». В том же году его покровитель Масальский становится Виленским епископом. Масальский добивается для своего протеже официального прощения за то, что «был рожден отцом–некатоликом и воспитан в ереси». После этого Станислав мог принять духовный сан. И вскоре новоиспеченный ксендз начинает подниматься по ступенькам костельной иерархии, получает должность настоятеля в Гомеле, Бобруйске, а затем и в Вильно.

В мемуарах Михала Клеофаса Огиньского есть упоминание о том, как он в последние годы Речи Посполитой присутствовал в Могилеве на позднем завтраке у всемогущего фаворита российской императрицы князя Потемкина. «Там былi толькi генерал–губернатар Пасек, магiлёўскi арцыбiскуп Сестранцэвiч–Богуш i я... Усе астатнiя — мужчыны i жанчыны першага рангу — трымалiся на пачцiвай адлегласцi як у салоне, так i ў суседнiх апартаментах».

Сын стародубского стражника стал частью политической элиты своего времени. А обратил на себя внимание великих мира сего тем же способом: прочувствованной речью. На этот раз по поводу покушения на короля Станислава Августа Понятовского. Речь, прозвучавшая в виленском кафедральном соборе, была отпечатана и послана королю. Понятовский пришел в восхищение и приказал перевести лестный для него текст на разные языки и разослать по королевским дворам. Так образчик ораторского искусства Богуша–Сестренцевича попал к Екатерине II. Ей пришелся по вкусу амбициозный церковник: хороший посредник между императорским двором и католическим населением присоединенных земель. Благодаря царице Богуш–Сестренцевич получил права кардинала, стал архиепископом Могилевским.

Взгляды архиепископа противоречивы: сочувствовал восстанию Костюшко, но поддерживал теорию «западнорусизма», был католическим иерархом, но противился влиянию Ватикана и не любил иезуитов. Поляки–патриоты «дух Сестренцевича», его соглашательство с Россией осуждали. А Павел I, увлекавшийся эзотерикой и тайными орденами, дал архиепископу звание командора Великого Креста св. Иоанна Иерусалимского.

Из–за иезуитских интриг Богуш–Сестренцевич на какое–то время был выслан из Санкт–Петербурга. Но вернулся папским нунцием...

Вы знаете, этот персонаж очень мне напоминает Арамиса из романов Дюма.

Винцент Дунин-Марцинкевич.

Часто Станислав Богуш–Сестренцевич представлен как «дядя Дунина–Марцинкевича». Общность генов можно проследить. По впечатлениям от поездки в свите Григория Потемкина в Крым Богуш–Сестренцевич написал не только исследование «История Тавриды», но и драматическую поэму «Гиция в Тавриде». В Могилеве создал театр, основал типографию. Инициировал появление «Календаря белорусского». Писал стихи, пьесы... Так что племянник по материнской линии тоже неспроста стал поэтом и создателем белорусской драматургии.

«Сей же малолетний Викентий в прошлом 1819 году отправлен матерью его из Панюшкевичей в г. Санкт–Петербург на попечение римско–католических церквей бискупа Сестренцевича, оный там находится...»

Речь о восьмилетнем будущем драматурге. Есть предположение, что Винцент до восемнадцатилетнего возраста в доме образованного дядюшки и воспитывался. Затем был устроен им же в минскую канцелярию. И даже после смерти дядюшки, которая последовала в 1826 году, его авторитет спасал юного бунтаря. Однажды ночью Дунин–Марцинкевич увез юную дочь своего работодателя Юзефу Барановскую и тайно с ней обвенчался. Родители невесты подали в суд, причем мать утверждала, что «выкрадальнiк Марцiнкевiч... з брытвай у руцэ да мяне кiнуўся, кажучы, калi хто пасмее да маёй дачкi наблiзiцца, кожнага зарэжу да смерцi».

Истцы требовали, чтобы дело рассматривал уголовный суд, а не консистория, потому что боялись, что консистория окажется не слишком строга к родственнику покойного архиепископа. И были правы, молодому Дунину–Марцинкевичу помогли, и после трехдневного покаяния его брак с Юзефой утвердили.

Богуш–Сестренцевич писал много. «История Тавриды» состоит из шестнадцати книг. А есть еще четырехтомная «История сарматов и славян», «Исследования о происхождении русского народа», «О Западной Руси». С публикацией своих произведений автор проблем не имел... А вот с их критикой сладить не мог, хоть какое–то время возглавлял Императорскую академию наук. В 1815 году митрополит Евгений Булгарис писал знакомому: «Когда вы прочитаете cестренцевичевскую историю о скифах, то сообщите мне свое мнение. Если эта книга похожа на «Историю о Таврии», заслуженно обесславленную покойным Шлёцером, то небольшое это приращение к литературе». Зориан Доленго–Ходаковский так отзывался о работах могилевского митрополита: «...як у лесе пасля пажару, не знайшоў анi грыбка, нi адно выказванне не насыцiла мяне».

Зато предпринимателем Богуш–Сестренцевич был удачливым. Ему принадлежали 800 крепостных, имения, деревни, мельницы, шинки. В Могилеве — фабрика, производящая диваны и стулья. Спиртзавод, суконная фабрика, оранжерея в Буйничах... Согласно завещанию просвещенного епископа его крепостные получили вольную. Кстати, умер он на 96-м году, простудившись, пока ожидал карету ехать на бал.

Похоронен Станислав Богуш–Сестренцевич в Санкт–Петербургском костеле св. Станислава, который на свои же деньги и построил.

rubleuskaja@sb.by

Советская Белоруссия № 167 (25049). Четверг, 1 сентября 2016