Актер столичного театра юного зрителя заслуженный артист республики Леонид Улащенко — человек поразительной энергетики: внимание забирает без остатка, взглядом буравит — мурашки по коже...
— Говорят: было у матери четыре сына — три инженера, а один артист. Это про нас, — рассказывает Леонид Александрович. — Раньше мне говорили: «Что тебе театр? Ты же денежными профессиями еще владеешь!» У меня четыре специальности: печник, железнодорожник, обрубщик, сталевар. Представьте, работая сталеваром, получал 400 рублей, в то время как молодые актеры — 80. Ну и что? Если внутри что–то зудит, об этом все время думаешь — идешь к желаемому! Учился в железнодорожном училище, узнал о наборе в студию киноактера. Поступил. Днем — в училище, потом сразу — в студию. Домой приходил в двенадцать ночи. Еще и грузчиком подрабатывал на хладокомбинате. Сидишь потом на занятиях, мясом «благоухаешь». Педагог все возмущался: это что, мясная лавка?
Помню, еще в детстве слушал радиопостановки — мурашки по коже, слезы на глазах, сижу, диалоги проговариваю. В памяти это — осязаемо. А детям своим не разрешил идти в театральный. Не видел в них горения такого, чтобы глаза блестели. Потому что в театре работают немного ненормальные, со сдвинутой психикой. А они — нормальные. Нельзя идти не в свое.
— Творческим людям, мне думается, как никому не дает остановиться еще и тщеславие. Честно говоря, по–моему, театр вообще — ярмарка тщеславия.
— Тщеславие — огромный двигатель. В мыслях постоянное: а я докажу! Однажды меня из студии отчислили, а я со слезами обратно просился, упрашивал. Был такой студиец у нас, красавец парень, метр девяносто. Он «утешал»: «Ну чего ты переживаешь? Что у тебя есть? Одни глаза. Вот я буду артистом! Потому что у меня — фактура!» И–и–и! Когда он это сказал, меня прямо как обухом... Докажу! Буду артистом... Но упаси Бог от больного тщеславия.
— В вашем театре есть такой вирус?
— Есть. Люди не понимают, что не дотягивают до того, чего им хочется. А толку? Вот некоторые — говорю сейчас уже не о ТЮЗе конкретно — ноют: меня не замечают. Бред! Вранье! Ты докажи, что можешь. Добивайся. И рано или поздно однозначно заметят. Но! Надо не просто хотеть — хотеть о–очень, по–настоящему! И конечно, нужна работа, постоянная. В первую очередь над собой. Если в театре пауза — ищи занятие. Только бы не остановиться. Когда у меня было свободное время, я писал.
— И, может, пьеса уже написана?
— Две. Лежат дома в столе.
— Что же они там делают?
— Я требователен к себе. Иногда перечитываю написанное — нет, не то. Еще не созрел.
— В последнее время, можно сказать, вам везет и с киносъемками.
— Лет двадцать я на киностудию вообще не ходил. Раньше на съемки одного эпизода уходили дни — просто бездарно потраченное время. Только последние 5 — 6 лет, когда и сын, и жена насели, решил: позовут — пойду. И тут приглашают в Петербург на «Тайны следствия». И как–то пошло! Почти сразу предложили сниматься в фильме «Защита Красина» — большая работа на 15 серий, роль генерала. Одновременно снимался в фильмах «Человек войны», «Вокзал», потом — «Защита Красина–2», «В июне 41–го...», «Птица счастья», «Вызов», «Майор Ветров». Работу в «Ветрове», кстати, в Москве очень хорошо оценили. Интересное, можно сказать, амплуа у меня складывается: генералы, генеральный прокурор, судья, банкир, есть даже олигарх, отрицательный такой.
— Наверняка есть что вспомнить с киносъемок?..
— Снимался как-то с Ростиславом Ивановичем Янковским. По сценарию должен был дать ему два раза пощечину. И вот подходит его сын Володя и говорит: «А ударьте три раза». Он режиссер, и я на съемках — раз — два — три! У Ростислава Ивановича глаза округлились, недоумение, негодование! Натуральное негодование. Когда сняли, кричит: «Да что ж это такое, почему ты три раза ударил?» «По просьбе вашего сына», — отвечаю. Он к нему: «Я тебя убью, матери все расскажу». А Володе хотелось, чтобы у папы еще более живая сцена получилась... Какие только казусы не случаются. Помню, еще в студенческие годы наш педагог, знаменитый театральный режиссер Дмитрий Алексеевич Орлов учил нас наблюдать за жизнью. Отправлял, например, на базар — находить что–то в людях, подсматривать характеры, манеры. Помню его первую лекцию об актерской наблюдательности. Вышел после нее из института и, как говорится, по горячим следам ищу, за кем бы это пристроиться. Смотрю: идет мужчина, и такая интересная походка. Пристроился за ним, копирую, значит, походку. А сам не вижу, что в витрине все отражается. Мужчина идет–идет, тут резко поворачивается: «А по сопатке?!» А это сам Дмитрий Алексеевич! «Я вас, что, — говорит, — учил кривляться, издеваться над людьми?» Я, кстати, своего Скупого рыцаря из спектакля «Маленькие трагедии» Пушкина подсмотрел в жизни. Был такой в Минске попрошайка — бомж с трехкомнатной квартирой и машиной.
— Насколько я знаю, «Маленькие трагедии» — любимая ваша работа.
— На сегодняшний день — да. Начинаю жить в своих героях за неделю до спектакля. Он идет на малой сцене театра — со зрителем мы друг у друга на носу. Видишь его глаза. И мне нужны эти глаза! Когда вижу, что зал весь во мне, это еще больше завораживает. И откуда берутся эмоции? За себя уже не отвечаешь... Этот спектакль о вечном — жадности, зависти, любви.
— Каково заслуженному артисту республики быть на съемках на одной планке с рядовыми российскими актерами, а то и ниже?
— Обидно. Белорусские менеджеры просто ни во что не ставят наших артистов.
— И тем не менее от эпизодов не отказываетесь?
— Отказывался. Но если эпизод интересный — снимаюсь.
— А от рекламы отказывались?
— И от рекламы.
— Но ведь деньги, заработанные любым трудом, — не стыдно.
— Да, деньги не пахнут. Но если человек, который занимается общественной деятельностью, и особенно артист, рекламирует зубные протезы — уж простите.
Наталья СТАСЬКО.
