Свои - чужие

"В предсмертной записке напишу: в моей кончине прошу винить брата и сестру", - с такого вот откровения начался мой разговор с инвалидом I группы минчанином Александром Дыко. Формально родственники враждуют 5 лет - с начала судебной тяжбы за отцовский дом. Фактически... После знакомства с обстоятельствами дела мне трудно сказать, были ли они когда-нибудь родными людьми. Свои - чужие. Нет более отчаянной ситуации.

Тихий блюз

Дом N 14, затерявшийся в дебрях частного сектора по улице Пермской, мне пришлось поискать. Калитку отворила скромно одетая женщина: "Я Тамара Алексеевна. Муж вас ждет". Александр Иванович встретил меня, где обычно встречает гостей, - на стареньком диванчике, с которого практически не встает вот уже 11 лет. Краем глаза успеваю заметить, что жилище напоминает арену боевых действий: двери в комнату, где находится больной, сорваны, обои ободраны, вход в смежное помещение, похоже, пытались забить, о чем свидетельствуют уродливо торчащие по краям дверного косяка остатки почерневших досок. "Извините, что в доме такой разор, - словно прочла мои мысли Тамара Алексеевна. - Из Шуры моего, сами видите, какой помощник. А тут еще и новые хозяева объявились, свои порядки устанавливают". У Александра Ивановича на глаза наворачиваются слезы: "Лучше б не дожил я до этих времен".

Когда в далеком 1958 году семейству Дыко выделили земельный участок под строительство дома, отец троих детей Иван Петрович вздохнул с облегчением: "Наконец-то выберемся из тесной коммуналки". 13-летний Саша Дыко тогда занимался в музыкальной студии Дворца культуры профсоюзов, мечтал о карьере саксофониста. Чуть повзрослев, гонорары за свои первые выступления аккуратно отдавал отцу. "Разве я мог деньги тратить на кино и тряпки, когда весь родительский заработок уходил на стройматериалы?" - заметил мое удивление Александр Иванович.

Как водится, первым обзавелся семьей и собственным жильем старший брат. За ним из отчего дома упорхнула сестра. Младший сын остался с родителями. "Будет кому досмотреть нашу старость", - время от времени повторял Иван Петрович.

Первый брак Александра был неудачным. Повторять попытку устройства личной жизни он не спешил: всего себя отдавал музыке. Истинную любовь встретил, будучи уже зрелым человеком, состоявшимся профессионалом. Тамара, в отличие от первой жены-стюардессы, вошла в его жизнь спокойно, без африканских страстей. Два года Александр и Тамара прожили в гражданском браке: сомневались, а вдруг не притрутся друг к другу. Годы-то не детские. Напрасно, однако. На сцене Александр Иванович исполнял джаз, а жизнь его с Тамарой Алексеевной была похожа на тихий нежный блюз. Им даже поругаться было не из-за чего. Официально они зарегистрировали отношения в 1991 году. "Прописана я, где и прежде, - предупредила мой вопрос Тамара Алексеевна. - И в мыслях не было никакого расчета".

Грозовые аккорды

Несчастье приключилось внезапно. Вернувшись домой после благотворительного концерта в пользу детей-инвалидов, Александр Иванович ощутил недомогание, но волновать супругу не стал. Тамара Алексеевна ушла по делам, а у мужа случился инсульт. Последствия предательского выпада судьбы оказались необратимыми. "Человека фактически разрезало пополам, левые нога и рука онемели, - Тамара Алексеевна будто заново переживала те страшные события. - Тогда мне казалось, что я должна искать поддержки у его ближайших родственников. Но брат и сестра ясно дали понять: случившееся - исключительно наши проблемы. Что ж, выходила я Шуру. Словно ребенка, учила его сперва сидеть, потом тарелку с супом в руках держать..."

Болезнь стала лишь первым грозовым аккордом. Последующими явились визиты родственников. Зачастую после их ухода приходилось вызывать "скорую". "Я думал, брат с сестрой проведать меня пришли, а вместо этого услышал: "Когда ты сдохнешь?!" - Александр Иванович изливал душу. Я терпеливо слушала. А он, будто не веря, что его наконец-то дослушают до конца, торопливо продолжал: "Еще отец был жив, а сестра с братом регулярно наведывались выгонять меня из "их" дома. Когда Иван Петрович умер, стесняться и вовсе перестали. Не вынести мне этих издевательств". Заявлению Александра Ивановича в милицию, в котором он просил оградить его от выходок родни, ход дан не был: не нашлось свидетелей происходящего.

На определенном этапе битвы за дом в дело вмешалась третья сторона - суд. Районный суд удовлетворил иск старших брата и сестры "о выделении доли в праве собственности на дом". Александру Ивановичу досталось 5/12, противной стороне - 7/12. Дополнительным решением суд обязал брата и сестру выплатить Александру Дыко компенсацию по 182 тысячи 512 рублей - на переоборудование его половины.

И Китайская стена не поможет

5/12 Александра Ивановича - это три изолированных помещения: комнатка 11,7 квадратного метра, слепая кухонька без окна и котельная. Коридор, разделяющий две половины дома, остался в распоряжении истцов. Фронт работ перед инвалидом I группы открывается масштабный: предстоит отгородиться от соседей глухой стеной, прорубить на своей половине 4 двери и окно в кухне (упомянутых 360 тысяч компенсации аккурат хватит на пару дверей). К делу подшито заключение эксперта, согласно которому одни строительные работы обойдутся в 1,5 миллиона рублей. А ведь требуется еще план реконструкции. Эти расходы и вовсе неподъемные: услуга проектировщиков, справлялась Тамара Алексеевна, выливается в 1 миллион 800 рублей. Да и как уместиться двоим (один из них - инвалид, нуждающийся, по заключению МРЭК, в постоянном уходе) в 11-метровой комнатушке, где и повернуться-то негде?

Впрочем, поначалу с решением суда Александр Иванович спорить не собирался. "Думал, похороним былые разногласия, договоримся. Ведь не чужие. Но после очередного "когда сдохнешь?" понял: никакой жизни не будет. Даже Китайская стена не поможет, не то что дощатая. Достанут они меня". Несмотря на то, что вышестоящие судебные инстанции решение районного суда оставили без изменения, Александр Иванович намерен бороться: "Хочу добиться признания за мной законного преимущественного права наследника, проживавшего совместно с наследодателем (отцом) не один год. Если вопрос решится положительно, я получу дом, а вторая сторона - денежную компенсацию". Экспертиза оценила дом в 9 миллионов 631 тысячу 278 рублей. С учетом доли Александра Дыко брату и сестре полагается по 2 миллиона 809 тысяч 122 рубля. Для беспомощного инвалида, большая часть пенсии которого уходит на лекарства и тяжбу с родственниками, это - целое состояние. "Продам саксофоны, - упавшим голосом произнес Александр Иванович. - Это дорогие инструменты. Фактически раритеты. Хранил как память. О том, чтобы расстаться с ними, не думал, как бы трудно ни приходилось. Да теперь, видно, час пробил".

В некоторых инстанциях мне прозрачно намекали: дескать, склочники Александр Иванович и Тамара Алексеевна, потому и жалуются. Я разыскала Валерия Базуева, руководителя музыкального коллектива, в котором 25 лет отработал саксофонист. "Шуру я помню как очень скромного человека", - охотно отозвался на мою просьбу поговорить Валерий Андреевич. А если уж говорить официально о "скандальном" нраве супругов, то, по данным РУВД, на учете по системе "Быт" семья Дыко не стоит и в прочих "черных списках" не числится.

Я настойчиво искала встречи с братом и сестрой Александра Дыко. Удалось созвониться с их родственниками. Жена брата пресекла разговор на корню: "В беседе с вами муж не заинтересован". Сестра Александра Ивановича, узнав о моих намерениях, перезвонила мне сама и почему-то вместо того, чтобы разговаривать о судьбе больного брата, завела речь о недвижимости Тамары Алексеевны. От встречи категорически отказалась, упомянула решение суда, в котором "все четко и ясно", и бросила трубку.

То, что так четко и ясно для моей собеседницы, никак не укладывается в голове у Александра Ивановича. И его можно понять: есть законное право, а есть моральное. По-хорошему, не в зале суда родные люди должны решать вопросы, а на семейном совете. Реальность, к сожалению, свидетельствует об ином: суды завалены исками вроде того, который стал поводом для этой статьи. Похоже, такие понятия, как милосердие и сострадание, теряют актуальность с каждым днем. Печально. А ведь именно отношение к слабому - инвалиду, ребенку - та лакмусовая бумажка, которая показывает степень гуманности любого общества.