Сегодня в Национальном академическом драматическом театре им. М.Горького пройдет премьера спектакля «Свадьба Кречинского» в постановке российского режиссера, художественного руководителя Волгоградского государственного театра «Царицынская опера» Михаила Ковальчика.
С Русским Михаила Станиславовича связывает многолетняя дружба:
с 1976 по 1983 г. он работал здесь очередным режиссером и поставил знаменитые для своего времени спектакли «Аморальная история», «Фантазии Фарятьева», «Последний срок», «Вишневый сад»... А с недавних пор его с театром связывают еще и родственные связи: в 2008 году коллектив возглавил сын — Сергей Ковальчик.
— Мне нравится, что в Русском театре во главу угла ставится актерская индивидуальность. И когда мне позвонили и спросили, какой материал я могу предложить актеру Александру Ткаченку к бенефису, я буквально через день назвал пьесу Сухово–Кобылина. С Александром Леонидовичем у нас в 70–х была прекрасная работа «Фантазии Фарятьева». Сохранился плакат того спектакля Вениамина Маршака. Он и сейчас оформляет «Свадьбу Кречинского».
— Почему остановили свой выбор именно на этой пьесе?
— Удивительно, что за долгую историю она никогда не игралась в Русском. Ее ставили в Витебске. Там замечательно играл народный артист Беларуси, кстати, волгоградец, Владимир Кулешов.
У меня впечатление, что эту пьесу написал наш современник, знающий сегодняшние реалии. Например, тот открытый и бесшабашный демократизм, который пришел к нам и дал свободу выбора, сказал: зарабатывайте, создавайте свое дело. И тогда возник самый больной вопрос времени: зачем зарабатывать, если можно украсть? И вылезла целая плеяда Расплюевых, которые стали хватать все, что не так лежит.
— А как вы охарактеризуете ситуацию с театром в российской глубинке?
— В театре сегодня работают самоотверженные люди. Как правило, это бескорыстные артисты, готовые за самую маленькую зарплату играть самые большие роли. Только благодаря энтузиастам театр не разваливается. Самое страшное — это погубить провинциальный репертуарный театр, из которого черпают силу и талант большие города. Об этом на каждом совещании говорит и председатель Союза театральных деятелей России Александр Калягин. Не случайно даже ЮНЕСКО посчитало, что русский стационарный театр является огромным культурным достоянием мира. Ни в одном государстве зарубежья такого понятия нет. Это признак России. Она выстрадала это. Надеюсь, что и останется великой театральной державой.
— А что вы скажете тем скептикам, которые утверждают, что репертуарный театр себя изжил?
— Я скажу, что это просто недалекие люди. Театр жил и будет жить. Иногда приедешь в Оренбург и увидишь такой потрясающий спектакль, какой в Москве трудно встретить. А у нас в Волгограде? Придешь к соседям на премьеру, в тот же Молодежный, и просто ахнешь от того, что перед тобой подлинный, настоящий, хороший спектакль. А сколько молодежи в залах? Я это вижу и в Минске. В ваш оперный, Русский — просто не попасть.
— Успели что–то посмотреть?
— Я хожу в театр каждый вечер. Не всем восхищен, но есть сильные работы. Мне близок спектакль «Бег». Понимаете, моя родина — Беларусь, а с 1989 года я работаю за ее пределами: в Пятигорске, Красноярске, Волгограде. Как–то у Пушкина спросили: «Где живете?» Он ответил: «Числюсь по России». Так и я — числюсь по России. И мы с женой всегда очень скучаем по Беларуси. Мне очень близка тема «Бега» — потеря своих корней, когда почва уходит из–под ног. Вы помните, огромный слой, цвет интеллигенции поездами, пароходами беспощадно отправлялся за границу. Так что в «Беге» есть что–то, что дает мне повод для глубоко личных размышлений.
Очень хорошее впечатление на меня произвел оперный спектакль «Набукко», поставленный моим коллегой, он работал со мной в Волгограде — Михаилом Панджавидзе. Это очень интересный оперный режиссер. Считаю, что Минск много приобрел, когда пригласил его к себе.
— Ваш родной город — Барановичи?
— Даже могу сказать больше, я родился в деревне под Барановичами — Подлесейки. Это моя родина, и я был очень рад, когда, недавно побывав там, увидел, что деревня живет. Мы все вышли из «вёски», и я горжусь этим, поверьте. Потом, уже после войны, отец с мамой переехали в Барановичи.
— А как потом в вашей судьбе возникли Россия и российский театр?
— Шесть лет я работал главным режиссером в Бобруйске. Потом честно пришел в Министерство культуры и сказал, что свою программу я исчерпал. Я привозил бобруйский театр на гастроли в Минск. Были и хорошие отзывы, и критические — не бывает, чтобы в театре было все идеально. Но мне на тот момент уже хотелось больше музыкальных спектаклей в репертуаре. Музыку я знаю и люблю. И я писал бесконечные письма с просьбой дать нам музыкантов. Говорил, что мы будем делать мюзиклы. Но на все мои письма были или долгое молчание, или отказы. И когда меня пригласили на постановку в Красноярский музыкальный театр, то, что я просил крохами, я получил там в полном объеме. 56 человек оркестра! 30 человек балета! 40 — хора! Я стал там с удовольствием работать.
— А переход из музыкального театра в оперу потребовал мобилизации творческих сил?
— Несомненно. Я просто снова сел за парту. В течение года каждый день я смотрел оперу на кассетах — весь западный репертуар. Там такой поиск сегодня идет, что режиссерам драмы и не снилось. Особенно в Германии — все солисты оперные так играют драматически, что диву даешься, где они этому научились. Это неотразимо действует на зрителя. Скажу парадоксальную вещь: система Станиславского на Западе прижилась гораздо лучше, чем у нас. Потому опера из элитарного жанра там давно превратилась в жанр для широкого зрителя. И это правильно. Основная зрительская масса воспитывается любить оперу. Я очень радуюсь, когда в Волгограде на оперы Чайковского «Иоланта» и «Евгений Онегин», балеты Адана «Жизель» и Шостаковича «Барышня и хулиган» приходят молодежь и юношество.
— Михаил Станиславович, а вы «за» или «против» творческих династий в искусстве?
— Я — «за». И не надо этого стыдиться. Может быть, поначалу я выражал некоторое сомнение по поводу приезда в Минск. Вот, мол, скажут, разводим семейственность... Но потом подумал: а почему мы должны стыдиться этого? О династиях сталеваров, врачей или музыкантов говорят с гордостью. И у нас есть потрясающие актерские фамилии Владомирских, Белохвостик, Янковских, Еременко...
