В гостях у «СОЮЗа» олимпийский чемпион по тяжелой атлетике Леонид Тараненко

САМЫЙ, наверное, памятный и важный из своих почти двух десятков мировых рекордов он установил на исходе 1988–го на Кубке супертяжеловесов в Канберре (Австралия), толкнув штангу весом 266 кг. Кто мог предположить тогда, что достижение, попавшее в Книгу рекордов Гиннеса, останется непревзойденным по сей день! Белорусский богатырь неединожды побеждал на чемпионатах мира и Европы, выиграл Олимпиаду–1980 в Москве и спустя 12 лет добыл «серебро» на Играх в Барселоне. А уже практически простившись с большим помостом, подгадал под свое сорокалетие (!) «золото» европейского первенства, проходившего в Норвегии...

Впору пришлась ему и тренерская «одежка», индийские подопечные белорусского наставника поднимались на престижные пьедесталы, а Карнам Маллешвари и вовсе добыла первую «женскую» олимпийскую награду для своей страны. Сейчас легендарный атлет, который 13 июня отпразднует шестидесятилетие, является директором представительства НОК Беларуси в городе Минске и на общественных началах возглавляет республиканскую федерацию силачей–«стронгмэнов».

— Можно до бесконечности придумывать и варьировать силовые упражнения: таскать якорь, бревно, камни, «чемоданы» и прочее. Но с древних времен существует проверенный и официально признанный способ определения абсолютной силы — кто поднимет самый большой вес на вытянутые руки. Ваш планетарный рекорд в толчке, пока, если не ошибаюсь, даже повторить никому не удалось?

— Нет, но называется он теперь достижением. Рекорды время от времени меняются вместе с весовыми категориями, чтобы подогревать интерес к тяжелой атлетике, вливать новую струю. Потому что если бы еще и у штангистов было бы как с «космическим» прыжком в длину на 8,90 метра американца Боба Бимона, выбившим из седла чуть ли не целое поколение обескураженных его недостижимостью соискателей, на наш вид спорта вообще никто бы внимания не обращал. Толкнуть же 266 кг действительно больше пока никому не удавалось, хотя был к этому близок двукратный олимпийский чемпион иранец Резазаде, а россиянин Алексей Ловчев повторил мою также рекордную сумму в двоеборье 475 кг. Очень талантливый атлет, но, к сожалению, у него после победы на ЧМ в Хьюстоне возникли проблемы с допинг–пробой, которые могут закончиться дисквалификацией на пару лет.

— Нынче у всех на слуху пресловутый милдронат, внезапно попавший в разряд запрещенных препаратов, но уже успевший подмочить репутацию многим спортсменам. Он действительно действует как допинг?

— Милдронат — совершенно безобидное лекарство. Я тоже принимал его, когда выступал в категории до 110 кг, а мой собственный вес был 118 килограммов и требовалось сгонять около восьми. Поддерживать при этом деятельность сердечной мышцы он как раз и помогал, причем весьма эффективно. То, что запрещают такие препараты, считаю просто варварством, направленным против здоровья спортсменов. Подобные акции вообще заставляют серьезно усомниться в компетентности чиновников из антидопинговой комиссии, судя по всему, весьма далеких от большого спорта. Если ты запрещаешь препарат, объясни, какой вред он наносит атлету и вообще человеку. А штангистам и без того хватает головной боли, например, с теми же судьями, не знающими азов биомеханики. Выставлять атлету «баранку» за исполненное якобы не по правилам движение, скажем, толчок с «использованием амортизации грифа», в то время как его стоило бы наградить специальным призом за великолепную технику — тоже абсурд. Некоторые непрофессионалы из руководства Международной федерации будто нарочно извращают самую суть тяжелой атлетики.

— Может, и поэтому популярность «железной игры» в последние годы заметно снизилась? Ведь были же времена, когда имена Юрия Власова, Леонида Жаботинского, Василия Алексеева, позднее Султана Рахманова, Анатолия Писаренко, Леонида Тараненко, Александра Курловича знала едва ли не вся планета...

— Ну, супертяжи всегда пользовались особым уважением даже у людей, далеких от спорта. А что касается популярности штанги в советские времена, вспомните, что, помимо прочего, жили мы за железным занавесом и зрелищами были не особо избалованы, в отличие от западных болельщиков. Многие виды спорта вроде каратэ, кикбоксинга, культуризма и прочей экзотики у нас вообще не признавались, зато развивались народные «забавы» — легкая, тяжелая атлетика, борьба.


— А вы–то как взялись за штангу?

— В детстве в своей Малорите, городке в Брестской области, я успел позаниматься многими видами — легкой атлетикой, борьбой вольной и классической, самбо, в общем, выбирал. А однажды мне попалась в руки книга «Атлетизм», как тогда называли полузапрещенный культуризм, и мы с моим школьным приятелем начали тягать железо. Тем временем в закутке детско–юношеской спортшколы нашла приют секция тяжелоатлетов. Организовавший ее тренер Петр Павлович Сацюк заприметил меня и стал моим первым наставником. Ну а к большим победам готовил меня уже в Минске Иван Петрович Логвинович.

— Инженер и кандидат технических наук...

— На всякий случай, инженер Логвинович, когда недоброжелатели начали его попрекать в отсутствии специального образования, окончил с отличием и физкультурный институт, ныне университет физкультуры, да еще и меня сагитировал поступать туда же. Петрович был фанатом штанги, изучил все, какие мог, методики, а знаменитый Рудольф Плюкфельдер отдал свою. Логвинович ее обмозговал и благодаря своему инженерному складу ума сделал синтез. У нас появилась методика, которую я проверил на индийских штангистках, достаточно продуктивно, думаю, поработав там.

— Но сегодня вы — директор представительства НОК Беларуси в городе Минске. Это работа скорее чиновника?

— В какой то степени да. Но и чиновник тоже ведь должен достигать определенных результатов, а не просто протирать штаны. Наша задача, если вкратце — пропагандировать олимпийские идеалы, здоровый образ жизни, участвовать во всех спортивных событиях столицы.


— А на тренерскую работу больше не тянет?

— Ну, во–первых, никто особо не нуждается в моих услугах. Во–вторых, лучшие годы жизни я провел на сборах, где надо соблюдать жесткий спортивный режим и даже с базы нельзя выйти без разрешения главного тренера. В Феодосии, куда сборная Союза ездила летом, в определенные часы хотя бы купаться можно было. А в Подмосковье, рядом с Подольском, только тренировались, питались и отдыхали. В общем, 250 дней в году в течение 20 с лишним лет, с 1975–го по 1996–й, я находился в «местах ограничения свободы». Снова возвращаться к такому образу жизни как–то не очень хочется...