В 1967 обезумевшая толпа сожгла здание суда в Слуцке
Спустили с лестницы и добили
Поводом к началу трагических событий стало пьянство, как со стороны потерпевшего, так и виновных. Каменщик местного ремонтно-строительного управления Александр Николаевский лечил в больнице язву желудка. Но вместо того, чтобы соблюдать диету, решил выпить спиртного. А затем по непонятным причинам оказался на лестничной площадке, где жил заведующий отделом культуры местного исполкома Геннадий Гапанович. Последний в это время выпивал у себя дома вместе с родственником Леонидом Сытько. Случайно столкнувшись в подъезде с Николаевским, они попытались выгнать того на улицу. Он, как это часто бывает с пьяными, упирался. В ход пошли кулаки. Николаевский скатился со ступенек, получив, по заключению следствия, «тяжкие телесные повреждения с переломом дужки шейного позвонка». Но на этом дело не закончилось. Николаевского вытащили на улицу и основательно поколотили. Удар в живот оказался смертельным, открылась язва. Мужчина дошел до фонтана в парке, потерял сознание и вскоре скончался.
Это стало чрезвычайным происшествием. Нездоровый общественный интерес к трагедии подогревался и тем, что главными виновниками ее назывались представитель власти, член КПСС, депутат горсовета, заведующий отделом культуры Слуцкого горисполкома 28-летний Геннадий Гапанович и его родственник, 25-летний Леонид Сытько. Этот случай тут же стал обрастать слухами и многочисленными версиями произошедшего. Пикантность делу придавал тот факт, что чуть ранее при невыясненных обстоятельствах в Минске погиб старший брат Александра (был выброшен из окна общежития). История о двух убийствах дополнялась мифом об идеологическом противостоянии семей Гапановичей и Николаевских. Говорили, что отец Гапановича бывший полицейский, а отец Николаевского — партизан. Отсюда и чуть ли не кровная вражда, и жажда мести.
Версию о том, что родственники Гапановича были полицаями, опровергнуть достаточно легко. Человек с такой биографией просто не мог в то время занимать столь ответственный пост, об этом наверняка стало бы известно органам госбезопасности.
Но люди об этом не задумывались. Еще задолго до суда в городе стало известно, что убийцам рабочего предъявили обвинение по статье «Хулиганство», за что грозит максимум 8 лет колонии. Ситуация разрослась до абсурда: посчитав, что пришедшие к власти бывшие полицаи хотят спасти того, кто убил сына партизана, люди требовали смертной казни.
Дайте для суда большое помещение!
Естественно, сотрудники милиции и прокуратура разобрались со всеми перипетиями преступления по закону, и осенью начался суд.
Судья Александр Крискевич, рассматривавший дело, рассказывал:
— Ничто не предвещало трагических событий, но интерес к процессу был огромный. Я пошел к первому секретарю райкома партии Зеленкевичу, сказал, что зал может вместить всего 65—70 человек, а у входа в здание — толпа, нужно перенести заседание в просторный клуб, погасить страсти. В ответ услышал: «В деле нет ничего поучительного, идите работайте и не паникуйте». На второй день, когда зевак прибавилось, возмущение возрастало, я опять обратился к руководителю района с просьбой о более просторном помещении или хотя бы организации трансляции процесса через динамики. В ответ — категорическое нет.
А тем временем людей у здания суда становилось все больше, искажалась и без того скудная информация, поступавшая из зала заседаний. К полудню второго дня заседания на улице собралось более полутора тысяч человек.
Выдайте нам душегуба!
Между тем переполненный зал с явным недовольством реагировал на оправдания обвиняемого и свидетельские показания в его пользу. На улице люди ловили каждую фразу, произнесенную на процессе, нередко в искаженном виде передавали ее дальше. Пронесся слух: Гапановича обвиняют только в нанесении тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Знатоки тут же делали вывод: не больше пяти лет, амнистия — и убийца на свободе. Все истолковывалось толпой с точки зрения предвзятости суда. Ага, мать жертвы потребовала рассмотрения дела областным судом, ходатайство отклонили — значит, местные сговорились, не хотят огласки. Во время дачи показаний Гапановичу стало плохо — хитрый трюк, симуляция. Его жену вызвали для дачи показаний? Будет врать, выгораживать убийцу, а потому в суд женщину не допустили, заодно изрядно потрепав ее. В толпе все громче слышались выкрики: «Коммунист — убийца!», «Выдайте нам душегуба!»
Повод для недовольства
Стоит, однако, задаться таким вопросом: только ли справедливость приговора, судьба убийцы волновали толпу? Вспомним то время. Приближалось 50-летие Октябрьской революции. В обществе шли дискуссии, на какой стадии социализма находится страна — зрелого или развитого. Всерьез размышляли о построении коммунизма — рая на земле. А что на практике? В магазинах часто невозможно было купить элементарные продукты питания, за промышленными товарами выстраивались очереди. И не всем хватало. А в это время партийная советская номенклатура имела спецпайки, доступ на склады, базы, дополнительные оклады к «красным» датам и ежегодные путевки в санатории для себя и семейства…. Это лицемерие, противоречие между словами и делами власти, случчане узрели в деле Гапановича.
Почему обвиняемый в галстуке?
Пик недовольства горожан пришелся на третий день судебного заседания. Ко всеобщему удивлению, обвиняемого привезли в суд не в автозаке, как обычно, а в машине «скорой помощи». Т. е. не как опасного преступника, а едва ли не с комфортом! Более того, людей возмутило, что преступника на суд привозят в костюме и галстуке, а не в казенной фуфайке.
Люди во всем готовы были видеть скрытый умысел. А что же было на самом деле? Вот что вспоминает работавший в то время водителем автозака Алексей Сименченко:
— Гапановича действительно привезли в суд в машине «скорой помощи». В то утро один из зеков вскрыл себе вены, и я его срочно повез в Минск. А в районе имелась только одна такая машина. Приехал только к обеду. К зданию суда мне еще удалось проехать, но заваруха уже начиналась приличная. Люди негодовали. Многие, в частности, были возмущены тем, что Гапановича привозили в суд в цивильном костюме, при галстуке и в белой рубашке. Уже этим он выделялся среди себе подобных, да и наголо острижен не был, как полагалось.
Никто, конечно же, не знал, что одет в костюм он был только для того, чтобы его легче опознали несовершеннолетние свидетели драки.
Овощная «бомбардировка»
К обеду третьего дня заседания количество людей у здания суда достигло 3 тысяч. Ситуация стала критической. Гудящая под окнами толпа вызывала беспокойство у судей, и заседание решили закончить раньше обычного. К 15.00 конвоиры были готовы увезти обвиняемых в СИЗО, но этому мешала толпа. Люди продолжали требовать их выдачи для самосуда, сопровождая свои слова действиями. Близлежащие заборы разобрали на штакетины, а булыжную мостовую — на камни. Останавливали грузовики со свеклой и картошкой, разгружали их и забрасывали овощами окна суда. Только после овощной «бомбардировки» тревожный сигнал, наконец, услышали. Власти поняли, что спокойствие города под угрозой. О ситуации немедленно сигнализировали в Минск, попросив помощи у руководства страны. В столице по тревоге подняли отряд внутренних войск МВД БССР, который в составе 350 человек немедленно выехал в Слуцк.
Подсудимым помогла «Черемуха»
Люди собирались устроить самосуд: пытались прорвать оцепление и вломиться внутрь. Подстрекатели кричали: «Люди, Гапановича прячут в подвале». Перед конвоирами встала непростая задача: предстояло вывести из здания суда обвиняемых Гапановича и Сытько. Но как довезти их до СИЗО невредимыми? Нужны были жесткие безотлагательные меры. И тогда дали команду применить «Черемуху».
Впервые в послевоенной истории БССР для разгона толпы силовики использовали слезоточивый газ. Повсюду повис туман. Народ задыхался и кашлял. Суматохой и туманом воспользовался водитель автозака Алексей Сименченко. Он пригнулся к земле, где пелена газа была меньше, и разглядел место наименьшего скопления людей.
Из воспоминаний Алексея Сименченко:
— Я выехал, вырвав пролет забора, и дал полный газ. Люди разбегались в стороны и бросали камни в кабину. Выбили мне зубы, позвоночник пострадал, губы побили, пришлось врачам зашивать.
По словам Сименченко, когда Гапанович и Сытько в Минске вышли из машины, они были белые как мел. Ведь подсудимые находились на волоске от растерзания обезумевшей толпой. И только водитель автозака спас их от смерти.
Уже потом, осматривая машину, эксперты насчитали на ней десятки глубоких вмятин, пробоин, разбитые фары и стекла.
Милиционера выбросили из окна
Хотя людям, которые окружили суд, стало ясно, что обвиняемых в здании нет, остановиться они уже не могли. Агрессия продолжалась по инерции. Толпа сомкнула ряды и двинулась на оцепление. Семь военнослужащих, которые, кстати, были без оружия, получили тяжкие телесные повреждения, тридцать пять — легкие. Прибывшую машину «скорой помощи», в которой оказывали первую помощь пострадавшим милиционерам, тоже пытались перевернуть. А затем началось самое страшное. Наиболее горячие, подпитые бросились выбивать двери суда. Толпой овладела жажда разрушения. Рабочий ДСР-9 Николай Гринюк сбегал к стоящей недалеко автомашине, из бака нацедил бутылку бензина. Передал ее семнадцатилетнему пареньку. Тот через окно заскочил в здание. Разлил жидкость. Поджег. Действия Гринюка как-то понять можно: дважды побывал за решеткой, озлоблен на суд. Но почему на это же пошел несудимый отец троих детей, рабочий РСУ-4 Иван Попов? Он наполнил бензином две бутылки. Обмотал ветошью. С помощью двух подростков поджег их. И бросил на сухую деревянную стену.
А в помещении тем временем разыгралась трагедия. Люди, требовавшие справедливого приговора, сами начали творить самосуд. Старшего лейтенанта милиции Станислава Татура выбросили из окна второго этажа. По дороге в больницу он скончался. Пламя разгоралось, люди прыгали со второго этажа. Судья Галина Алексеева сделать этого не смогла. И сгорела заживо. Знавшие ее люди говорили, что у женщины было больное сердце. Возможно, от пережитого случился приступ. У погибшей судьи остались сиротами двое детей.
Виноваты судьи?
События в Слуцке стали предметом длительных разбирательств на самых различных уровнях. Произошедшее активно обсуждали в ЦК КПБ, на бюро Минского областного комитета КПБ, в Слуцком райкоме, милиции. Выступая на заседании райкома КПБ, секретарь Лесун назвал случившееся «большим и черным пятном на всей работе».
Любопытно, что во время «разбора полетов» местные руководители пытались переложить вину за случившееся на работников правоохранительных органов. Например, в райкоме КПБ отметили: принимая дело к производству, судья Крискевич «не придал должного значения повышенному интересу населения, не счел необходимым наметить совместно с органами милиции мероприятия по обеспечению общественного порядка при проведении судебного процесса». И это при том, что судья, как говорилось выше, лично обращался к властям с просьбой выделить для процесса большое помещение.
Более жестоко были наказаны те, кто проявил особую активность при организации беспорядков и поджоге здания суда. Николая Гринюка и Ивана Попова приговорили к исключительной мере наказания — расстрелу. Двое получили по 15, пятеро — по 10, один — 9, трое — по 7 лет лишения свободы. Были наказаны и те, кто собирал подписи под петицией в ЦК КПСС, бросал камни, сыпал песок — всего более 70 человек. В общем-то, справедливо — самосуд недопустим в любом обществе, при любом строе.
Ну а что же с главным виновником?
Геннадий Гапанович, чья фамилия была на устах обезумевшей толпы, получил 8 лет лишения свободы. Два года он провел на одной из зон в Орше, два — на вольном поселении. После освобождения жил в Барановичах. Был членом местного литобъединения. Умер несколько лет назад.
Трагедия осени 1967 года много десятилетий была окружена завесой молчания. Писать о подобном в советской прессе было не принято. Очевидцы тех событий считают, что если бы не чванство властей того времени, их неумение и нежелание общаться с народом, то трагедии можно было бы избежать.
Василий ГЕДРОЙЦ, «БН»
