Судьба военного маэстро: история о музыке, войне и победе

Народный артист Беларуси, профессор Белорусской государственной академии музыки, полковник в отставке Борис Михайлович Пенчук – человек яркой и интересной судьбы — за 85 лет повидал немало. Великая Отечественная война, Парад Победы на Красной площади в июне 1945 года, события в Венгрии в 1956-м, более двадцати лет службы в должности начальника оркестровой службы и главного военного дирижера КБВО… Встречался с Дмитрием Шостаковичем, Игорем Дунаевским, Константином Жуковым, Петром Машеровым, Аркадием Райкиным, Юрием Левитаном, Зоей Федоровой, Владимиром Коваленком, Раджем Капуром. Стал «крестным отцом» таких выдающихся деятелей белорусской культуры, как Владимир Мулявин и Михаил Финберг… Такая жизнь многого стоит.
…Бой был страшным. Немцы пытались во что бы то ни стало остановить наступление красноармейских подразделений. Молодой чернявый лейтенант, словно наткнувшись на невидимый барьер, упал навзничь. Очнулся в санбате. Вошел молодой хирург, на ходу листая историю болезни. – Подождите, здесь же написано «капельмейстер», – сказал он. – Нельзя лейтенанта на ампутацию. Вы же человека профессии лишаете. – Некогда возиться с ним, – прозвучало в ответ. – Видишь, сколько раненых?.. Жизнь бы сохранить – и то хорошо. Но хирург стоял на своем. Операцию отложили. – Ну, капельдудка! Ты левой рукой еще валторнам покажешь, – сказал доктор. – В тыл его! Была весна 1942 года. Так вот, фактически случайно будущий народный артист Беларуси Борис Пенчук получил второе музыкальное рождение – благодаря милосердию хирурга сохранил в круговерти полевого санбата руку. И все последующие годы мучился оттого, что не узнал имени своего спасителя, не отблагодарил его… А первое музыкальное рождение произошло 15 мая 1918 года, когда Творец с первым вздохом одарил его щедрым музыкальным даром. Отец, Михаил Пенчук, капельмейстер казачьего полка, был человеком незаурядных музыкальных способностей. Окончил Петроградскую консерваторию с серебряной медалью, которую получил из рук самого ректора А.К. Глазунова. Однако категорически был против того, чтобы сын его стал музыкантом-духовиком. Слишком хорошо знал он горькую цену этого хлеба. Но однажды мальчик услышал духовой оркестр, который на ходу играл торжественные военные марши. Блеск начищенных труб, их мощное и вместе с тем трогательное звучание ошеломили его. С того дня свою жизнь без духовой музыки Пенчук уже не представлял. Так уж сложилось, что школу Борису пришлось бросить. Поступил учеником слесаря в первый механический цех Путиловского завода. Днем работал, а по вечерам постигал музыкальные азы в самодеятельном духовом оркестре заводского клуба и вскоре стал одним из лучших его музыкантов. мартовским утром 1936 года в неполные 18 лет он ушел добровольцем в Красную армию – стал солистом-трубачом оркестра 201-го стрелкового полка. Затем была учеба в Ленинградском музыкальном училище, после которого он решил поступить на военно-дирижерский факультет Московской консерватории имени П.И.Чайковского. В сентябре 1941 года консерваторию эвакуировали в Саратов, а уже в январе 1942-го Пенчук прибыл по выпуску в Курган, где формировалась Уральская дивизия, в которую он был назначен дирижером. Это оказалось делом достаточно хлопотным и проблематичным. Инструментов не было. Музыкантов – тем более… Инструменты подарила немецкая община, жившая неподалеку. Музыкантов с горем пополам насобирал по всем частям. Правда, духовиков было только двое. Один – трубач, другой – тенорист. Остальные в лучшем случае играли на балалайке или гитаре. Нот не знал никто. В день учили по несколько звуков. Неискушенные музыканты брали усидчивостью и завидным трудолюбием. Репетировали с утра до вечера, практически без перерывов. И самое удивительное, что в скором времени этот оркестр заиграл! Каких трудов это стоило молодому дирижеру – отдельная история… Сначала разучили «Интернационал» (в то время он был государственным гимном страны), затем «Встречный марш». Наконец пришло время отправляться на фронт. Дело было на Волховском фронте. Части дивизии, в которой служил Пенчук, продвигались к передовой. Переходы были утомительными. Вокруг – сплошные болота, еды – почти никакой. Сунут бойцы сухарь в болотную воду, размочат и жуют, а рядом в той же воде труп разбухший плавает. Вместе со всеми шел со своим оркестром и Пенчук. Стемнело. Объявили привал. Рядом с дорогой стоял сарай, наполненный соломой. В нем и заночевали. Все уснули мгновенно. Здоровый солдатский храп заполнил ветхое помещение. Не спалось одному Пенчуку: вши заедали. Бесцеремонно ползая по телу, они вызывали дикий зуд. Терпеть это не было ни сил, ни желания, и от злости офицер скомандовал: – Подъем! – Опять наш лейтенант что-то придумал, – недовольно ворчали разбуженные музыканты. – Поменьше разговоров! Выходи строиться! Вышли, построились, пошли. Куда? Зачем? Непонятно. Только бы подальше от этой кишащей вшами соломы. Отошли метров тридцать – снаряд летит. И на глазах бойцов, продолжавших еще бубнить себе под нос все, что они думали и о неугомонном лейтенанте, и о фрицах, и о войне вообще, злополучный сарай, который они только что оставили, разнесло в щепки от прямого попадания. Одна воронка от него осталась. Больше ничего… После тяжелого ранения в руку на фронт Пенчук больше не вернулся. Долго скитался по госпиталям. Сибирь, Чувашия, опять Москва – назначение дирижером в оркестр 2-й гвардейской Таманской орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского дивизии. С этим оркестром, состоявшим из четырех полковых, 24 июня 1945 года он участвовал в Параде Победы на Красной площади в Москве. Сводным тысячетрубным оркестром дирижировал заслуженный деятель искусств, лауреат Сталинской премии, профессор, генерал Семен Александрович Чернецкий, который в консерватории преподавал Борису Михайловичу строевое дирижирование. Сводные репетиции парада проходили по ночам на Садовом кольце, стадионе Динамо, на больших площадях. Музыканты играли монтаж-марш. Участники парада пытались под него маршировать. Фронтовики, герои, смелые и отчаянные люди, не раз смотревшие смерти в лицо, никак не могли овладеть всеми тонкостями строевого шага. И крайними пытались сделать музыкантов. – Да что вы там играете белиберду всякую, – то и дело выговаривали они. – Дайте нам «Егельский марш». Вот это марш так марш! Старинный марш егельского полка действительно отличается четким, простым ритмом, но Чернецкий играть только один марш отказался наотрез. Офицеры не унимались: – Просто вы играть не умеете, вот мы и не можем в такт попасть. Наконец Семену Александровичу все это изрядно надоело. – Хорошо, – говорит, – а что вы на это скажете?! Рядом стояла «коробка» Кремлевского полка. Красавцы – как на подбор. Ниже метр восемьдесят никого нет. Крепкие. Фактурные. Чернецкий сказал им несколько слов и переговорил о чем-то с музыкантами. Прозвучала команда: «Равняйсь! Смирно! Шагом марш!» Дирижер взмахнул руками, и оркестр заиграл… «Краковяк», веселый народный танец. Кремлевская «коробка» в такт музыке рубила строевой шаг, четко попадая в ритм исполняемой мелодии. На руку раз-два, раз-два. Здорово! Монолитно! Красиво! – Ну как? – спросил Чернецкий, когда музыка стихла. – Так что давайте, друзья, постараемся ходить. Играть один «Егельский марш» мы не будем. Красная площадь оказалась очень сложной по звуку. Генерал Чернецкий достаточно долго не мог найти оптимальное место для оркестра. Репетировали в разных местах и никак не могли найти нужную точку. Где ни станут – от Исторического музея шло эхо. Наконец нашли место недалеко от трибуны Мавзолея. – Запомни, – сказал Пенчуку Семен Александрович. – Сделаешь два шага влево или вправо – загоню туда, где раки зимуют. Наконец настал торжественный день. Погода с утра не заладилась. Мелкий, промозглый дождь уныло поливал древнюю столицу. И храмы, и кремлевские башни, и вековой булыжник, и людей, замерших в парадном строю на центральной площади страны, равно как и тех, кому посчастливилось попасть на гостевые трибуны тем пасмурным, совершенно непогожим утром, объединил этот нелепый, абсолютно несоответствующий случаю дождь. Они же не обращали на него внимания. Это было так ничтожно по сравнению с величием собравшего их вместе повода. Все замерло в ожидании начала парада. И вот он начался. Под торжественные звуки лучших военных маршей в исполнении сводного тысячетрубного оркестра прошли овеянные боевой славой сводные полки фронтов, флотов, а также части Московского гарнизона. Ночные тренировки не пропали даром. Доблестные воины – солдаты, офицеры, генералы, маршалы — стройными рядами шагали под боевыми знаменами, опаленными огнем жестоких сражений. Кульминацией парада стала церемония, когда при полной тишине, нарушаемой только звучной дробью барабанного боя да звенящими ударами шагов воинов, к подножию Мавзолея бросили двести захваченных в боях знамен поверженных частей разгромленной немецко-фашистской армии. Этот гул чеканных шагов, приглушенный звук падающих стягов Борис Михайлович запомнил на всю жизнь. И еще то неповторимое, переполнявшее его чувство гордости за великую страну. Страну, одержавшую Великую Победу. Одну на всех… После войны Пенчук продолжал службу в Ленинграде, ставшем для него родным, дирижером образцового оркестра Ленинградского военного округа. Однако в 1956 году, получив направление в Венгрию на должность инспектора оркестров – главным дирижером оркестров Южной группы войск, он вновь попадает в обстановку, максимально приближенную к боевой. Доехал до Львова. Дальше – на самолете. В горах самолет обстреляли. Но им повезло. Проскочили. Предыдущий рейс был сбит. В аэропорту встречали на бронемашинах и в сопровождении танков довезли до штаба Южной группы советских войск. Время было тревожное, обстановка – сложная. Постоянно существовал риск, что в какое-то мгновение ситуация станет неконтролируемой. Лишний раз на улицу опасались выходить. Условия жизни – почти спартанские: класс, в одном углу он с женой и дочкой, в другом – еще одна семья с маленьким ребенком, а между ними шесть холостяков – адъютантов командующего. Однажды Борис Михайлович ехал в командировку в поезде. Подошел проводник, отозвал его в сторону. – Тебя хотят убить, а тело выбросить из поезда, – сказал он. – Хочешь жить – из моего купе ни шагу. Трудно сказать, что подтолкнуло венгра спасти жизнь курчавому советскому офицеру. Может, то, что он так был похож на мадьяра. Несмотря ни на что, он вновь с нуля создавал оркестры. И великой силой музыки делал то, что было не под силу идеологам. В декабре 1956 года состоялась первая дружественная встреча советских и венгерских воинов и членов правительства. Дело было на крытом стадионе Чепельского комбината, выпускавшего автобусы. Пенчук как всегда дирижировал оркестром. Венгры – народ певучий. Сначала играли «Венгерский танец», затем «Катюшу», и они стали подпевать. Потом зазвучала «Москва майская», и венгры, забыв о политическом смысле слов, увлеченно пели: «Кипучая, могучая, никем не победимая, Москва моя, страна моя, ты самая любимая!». Настроение было создано! Встреча прошла в теплой обстановке. Так Пенчук одной дирижерской палочкой сделал то, что оказалось не под силу танкам. В 1962 году Борис Михайлович Пенчук получил назначение в краснознаменный Белорусский военный округ. В Минске он обрел свою вторую Родину: здесь родились его внуки, здесь он воспитал достойных учеников, здесь его творчество достигло кульминационной вершины. Бесконечные парады, смотры, демонстрации, юбилейные торжества, фестивали, праздники, открытие мемориалов, концерты, общественные мероприятия… Активная педагогическая деятельность, редактирование музыкальных сборников, создание новых маршей, вальсов, песен, обработка и инструментовка Государственного гимна Беларуси, написание книги... Обо всем не рассказать, всего не вспомнить. В ноябре 2003 года за заслуги в развитии национальной музыкальной культуры и активное участие в общественно-политической жизни страны Президент Республики Беларусь Александр Лукашенко вручил Борису Михайловичу Пенчуку медаль Франциска Скорины. Он и сегодня по-прежнему продолжает работать с большим желанием, вдохновением и любовью, поражая и заражая своей энергией окружающих его людей.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter