22 июня 1941 года в Лиде погиб легендарный летчик Петр Ганичев

Судьба комдива

Сегодня мы продолжим возвращать из небытия имя летчика-аса Петра Ганичева, о котором не написано книг (начало в предыдущем номере «СБ. Беларусь сегодня»). О нем вообще ничего неизвестно, а такого просто не должно быть…

Петр Ганичев одним из первых в ВВС освоил истребитель И-16.

«Если завтра война…»

Петр Ганичев.
После тяжелого и кровавого конфликта с Финляндией, показавшего очень низкий уровень боевой подготовки Красной армии, в военной авиации затеяли целую череду реформ. Но пошли почему-то опять не по тому пути, сделав главный упор на количество, а не на качество. Началось формирование новых частей и соединений, которыми решили усилить в первую очередь приграничные округа. Резко пошла в гору карьера у Павла Рычагова, который в августе 1940 года в звании генерал-лейтенанта возглавил ВВС РККА. Занимаясь реформированием и строительством ВВС, Рычагов активно выдвигал на значимые руководящие должности командиров, которых он хорошо знал по боям в Испании, Китае, Финляндии и на Хасане. Так решилась и судьба полковника Ганичева. В Беларуси в Западном особом военном округе шло активное реформирование военной авиации. От авиационных бригад решили отказаться, а на их базе в обстановке невероятной спешки начали формировать пять авиационных дивизий. Командирами 9-й и 11-й авиадивизий со штабами в Белостоке и Минске по рекомендации Рычагова приказом наркома обороны от 14 июля 1940 года назначили генерал-майора Черных и полковника Ганичева. Петру Ганичеву предстояло возглавить 11-ю истребительную дивизию, на которую планировалось возложить стратегическую задачу по прикрытию с воздуха Минска, крупных железнодорожных узлов и промышленных центров. В ее состав должны были войти 122, 124, 126 и 129-й истребительные полки с аэродромами базирования в Минске (Мачулищи), Молодечно, Лиде, Барановичах и Будславе. Но не успели на приказе наркома высохнуть чернила, как это решение было изменено и 11-ю дивизию, переименовав в смешанную, передали в оперативное подчинение 3-й общевойсковой армии, которая прикрывала границу на Гродненском направлении. На основе штаба 42-й истребительной бригады, ликвидированного в Бобруйске, в Лиде к середине августа сформировали управление 11-й смешанной дивизии. В дивизию вошли ­122-й и 127-й истребительные полки, сформированные в апреле — июне 1940 года в Бобруйске. Первый имел на вооружении 69 истребителей И-16 последних модификаций с пушками и крупнокалиберными пулеметами, второй — 70 истребителей И-153. Третий полк — 16-й скоростной бомбардировочный, входивший в состав ВВС Калининского военного округа, приходил в себя после тяжелых боев в Финляндии и ремонтировал на аэродроме в Ржеве свои старые, потрепанные и изношенные бомбардировщики СБ. Полки подлежали перебазированию. 122-й иап сменил на аэродроме в Лиде 31-й истребительный полк, перелетевший в Каунас, и 8-ю дальнеразведывательную эскадрилью, которая вошла в состав формируемого в Слониме 314-го отдельного разведполка. 127-й иап разместили в Скиделе, а 16 сбап — на аэродроме «Желудок» недалеко от Щучина. Командиром 11-й сад полковник Ганичев был назначен 8 августа и вместо Минска оказался в Лиде. Но переезжать с Дальнего Востока в Беларусь, словно чувствуя, что здесь его не ждет ничего хорошего, он не торопился. После того как в апреле Ганичев успешно окончил курсы усовершенствования командного состава ВВС при академии Генерального штаба РККА, его кандидатура рассматривалась для выдвижения на новую должность, но никто не предполагал, что она ждет его на другом конце страны. 5 сентября 1940 года в связи с убытием Петра Ивановича в Беларусь командующий 1-й Отдельной Краснознаменной армией генерал-лейтенант Попов издал специальный приказ, в котором за семилетнюю безупречную службу на Дальнем Востоке и воспитание большого количества летчиков-истребителей объявил ему благодарность и наградил ценным подарком — фотоаппаратом «лейка».

Здание штаба 11-й смешанной авиадивизии в Лиде. Южный городок. 2001 г.
В Лиде его ждало очень беспокойное хозяйство. В августе 1940 года 127-й и 122-й иап попали в черный список наркома обороны как самые аварийные в ВВС округа. 
Характеристика на майора Ганичева, подписанная лично командующим ВВС 1-й Отдельной Краснознаменной армии Героем Советского Союза комбригом Рычаговым. Сентябрь 1939 год.

Истребители, которыми они были вооружены, имели очень сырые, склонные к отказам двигатели М-62 и М-63. Мирились с ними долго. В конце концов из-за не­уклонного роста происшествий в Москве приняли решение сократить на 80 процентов пилотаж на этих самолетах. А что же это за истребитель, на котором дозволялось летать только «блинчиком», не используя фигуры сложного и высшего пилотажа? Тяжелое положение сложилось и в 16-м сбап. Большинство его СБ были не только старыми, но и имели крайне изношенные, прошедшие по несколько ремонтов двигатели. Но даже и таких самолетов было всего 35 вместо положенных по штату 62. В связи с предстоящим переучиванием на бомбардировщик Пе-2 пополнение полка самолетами СБ не планировалось. Летать было не на чем! Словом, досталась Ганичеву не дивизия, а разбитое корыто. Кроме проблем с летной подготовкой, в частях была очень низкая дисциплина, процветало пьянство. Летный состав 16-го сбап, который привлекался для участия в московском параде, прогремел на всю Красную армию, устроив 7 ноября 1940 года грандиозный «пикничок». Не успел Ганичев толком разобраться, что к чему, как наступил срок ежегодной аттестации, и оценивать его деятельность командующему ВВС округа Герою Советского Союза генерал-майору авиации Ивану Копцу пришлось за эти неполные два месяца пребывания в должности. 28 ноября Копец написал аттестацию, в которой отметил, что полковник Ганичев является отлично подготовленным летчиком-истребителем, систематически поддерживающим свои летные навыки и имеющим налет 1500 часов. А дальше пошли одни недостатки: высокая аварийность (с момента формирования в дивизии произошли четыре аварии и 22 летных происшествия), низкая дисциплина, плохо работает штаб дивизии… Это была первая за всю его службу в армии отрицательная аттестация. Командующий округом генерал Павлов начертал на ней резюме: «По своей подготовке должности соответствует. За короткий срок (два месяца) командования еще не смог навести порядок… Переаттестовать через четыре месяца». Но сделать этого уже не успеют.

В первые дни войны советская авиация понесла большие потери.

Зимой летали мало. Было приказано использовать при взлете и посадке только колеса, а привычные для всех лыжи — снять. Приказать то приказали, а средствами механизации для очистки аэродромов от снега не обеспечили. А лопата проблему не решала. Зима как назло выдалась снежной. Мизерный налет неизбежно сказался на подготовке летчиков и породил целую череду новых происшествий. В декабре генерал Копец был направлен на шестимесячные курсы усовершенствования высшего командного состава при академии Генштаба РККА. Но в начале марта 1941 года он с трудом, но добился освобождения от учебы и был досрочно откомандирован обратно в Минск. И уже 16 марта издал приказ, в котором «за недостаточную требовательность и контроль за летной подготовкой, вследствие чего в дивизии в феврале резко возросла аварийность» объявил Ганичеву замечание. А ведь прекрасно понимал, что главными причинами были низкая натренированность летного состава из-за крайне редких полетов и ненадежность авиатехники. Но таковы были правила игры. Свое взыскание за аварийность, но от начальства из Москвы, получил и Копец… 27 марта Ганичева ждала еще одна неприятность. Его заместителя, опытного летчика-истребителя полковника Евстафия Татанашвили, который очень много сделал для становления 11-й сад, назначили командиром формирующейся в Барановичах 60-й истребительной авиадивизии. Вместо него в Лиду из Слепянки, что под Минском, прибыл командир 313-го отдельного разведывательного авиаполка подполковник Леонид Юзеев, который летал только на самолетах СБ. 

На голову Ганичева сыпались одно распоряжение за другим — успевай только выполнять. Приказывалось в сжатые сроки организовать переучивание 122-го и 127-го иап на новый истребитель ЛаГГ-3, 16-го сбап — на пикирующий бомбардировщик Пе-2, а в Щучине сформировать 190-й штурмовой авиационный полк, который вооружить штурмовиками Ил-2. Весна была затяжной, но только сошел снег и подсохли аэродромы, что давало надежду на разворачивание интенсивной летной работы, как их «оккупировали» войска НКВД. По распоряжению московского начальства, используя заключенных и местных жителей, они начали строительство бетонных взлетных полос одновременно на трех базовых аэродромах дивизии: в Лиде, Желудке и Скиделе. Это очень мешало организации летной работы, но кто мог что-то возразить НКВД и Лаврентию Берии? 

В начале мая все три полка были переброшены на полевые аэродромы: 127-й иап — в Лесище (ныне в Щучинском районе), 16-й сбап — в Черлену (Мостовский район), 122-й иап оказался на площадке у Нового Двора юго-западнее Гродно, всего в считаных километрах от границы (сегодня это территория Польши). Структура управления смешанными авиадивизиями, которую придумали, используя опыт войны с Финляндией, московские стратеги, была крайне неудачной. Ганичевым руководили целых два командующих: в Минске — генерал Иван Копец, а в Гродно — комбриг Александр Зайцев. Зайцев назывался командующим ВВС 3-й армии и имел свой штаб, который возглавлял полковник Александр Теремов. Такое двуначалие создавало дополнительные проблемы и неразбериху. В соответствии с требованиями руководящих документов в случае начала войны главным начальником Ганичева становился Зайцев, а основной задачей 11-й сад — поддержка с воздуха частей 3-й армии.

Накануне

Уже вовсю пахло войной, и обстановка накалялась с каждым днем. Немецкие самолеты по несколько раз в день нагло вторгались в наше воздушное пространство. Но стрелять по ним было запрещено. 
18 июня по приказу генерала Копца полковник Георгий Захаров пролетел на У-2 вдоль всей границы с задачей посмотреть с высоты, что делается у немцев. Увиденное потрясло: их войска уже на исходных, вот-вот начнется! Доложили командующему округом Павлову, но тот только отмахнулся, дескать, не поддавайтесь на провокации! 
Но Копец не сдавался. Как вспоминал летчик 122-го полка Сергей Долгушин, 20 или 21 июня на аэродром у Нового Двора прилетел транспортный «Дуглас» с Павловым и Копцом на борту, а из Лиды — И-16 с полковником Ганичевым. Долгушин в паре с товарищем слетал на разведку и еще раз подтвердил Павлову о скоплении немцев у границы и резком увеличении количества их самолетов на близлежащем аэродроме. Чтобы лично убедиться в правоте доклада летчиков, в небо на истребителях И-16 поднялись Копец, Ганичев и командир 122-го иап полковник Николаев. Все подтвердилось, но на Павлова и это не произвело никакого впечатления. Он строго следовал линии великого Сталина: войны не будет! Генерал Копец делал все, что мог. Установил круглосуточное боевое дежурство истребителей не только на аэродромах, но и в специальных засадах на самых опасных направлениях. 20 июня приказал привести все части в боевую готовность, но его заставили этот приказ отменить. Более того, как вспоминал Герой Советского Союза Долгушин, после визита Павлова в их полк поступило распоряжение, которое их просто шокировало. Приказывалось снять с самолетов вооружение и боекомплект! Как оказалось, такое же распоряжение поступило и 16-й сбап в Черлене.

Архивная справка из ЦАМО о судьбе Петра Ганичева и Лидского военного госпиталя.

22 июня 1941 года. Последние часы жизни 

Война застала полковника Ганичева на командном пункте, который находился в подвале штаба дивизии, рядом с узлом связи. Первый и самый сильный удар немецкая авиация нанесла по полевому аэродрому 16-го полка в Черлене, где находилось 23 бомбардировщика СБ и 37 новейших Пе-2. В 122-м иап летчики и техсостав в спешке устанавливали на И-16 снятые накануне пушки и пулеметы. Аэродром 127-го иап немцы не бомбили, его летчики смогли подняться в небо и вступить в бои над Гродно, Мостами и Черленой. В 4 часа 15 минут первые немецкие самолеты появились над Лидой. Они начали жестокую бомбардировку города и железнодорожного вокзала. Ганичеву ответить было нечем. Лидский аэродром был пуст: все истребители находились у границы. Налеты следовали один за другим. На вокзале немцы разбомбили пассажирский поезд Белосток — Ленинград. 

Связь с полками работала плохо, а с Минском она вообще отсутствовала. Основная надежда была на делегатов связи, которые на самолетах доставляли на аэродромы пакеты с приказами и донесениями. Об обстановке на аэродроме в Новом Дворе доложил летчик, прилетевший в Лиду на И-16. Неприятной неожиданностью стало быстрое продвижение наступающих немецких войск, которые с ходу смяли наши части у границы. Из Нового Двора самолеты требовалось срочно перебазировать. Но куда? Запасные площадки имелись, но к ним не было подъездных путей. Летчики на самолетах перелетят, а что дальше? Истребитель не самокат, его надо заправить бензином, воздухом, зарядить аккумуляторы, пополнить боекомплект. Нужны бензозаправщики, спецмашины… В связи с отсутствием транспортной авиации оперативно перебазировать технический состав представлялось невозможным. По земле на грузовиках, под обстрелами немецких самолетов? Это привело бы к большим потерям не только людей и техники, но и во времени. А счет шел на часы и минуты. Неожиданно восстановилась связь с Минском. Сохранившийся в архиве документ подтверждает последний разговор Ганичева с дежурным по штабу ВВС округа майором Безкаравайным, который передал ему требование Копца активнее маневрировать аэродромами и назвал для его полков запасные аэродромы: 16-й сбап — «Приямино», 127-й иап — «Щучин», 122-й иап — «Городея». Кроме этого, Ганичеву ставилась задача «быть готовым к ударам по аэродромам противника в полосе армии на радиус действия материальной части». Но к этому времени в Черлене были уничтожены все бомбардировщики 16-го полка, а находившийся там с членами московской комиссии заместитель Ганичева подполковник Юзеев ранен в ногу. 122-й иап, спасаясь от надвигающихся на аэродром немецких танков, перелетел сначала в Черлену, а затем в Лиду. Из-за ремонта весь аэродром был перекопан и завален камнями. Для взлета и посадки была пригодна лишь узкая полоса. Немцы дали ему такую оценку: «Аэродром в г. Лида малоэффективен, посадочная площадка ограничена. Мешают с одной стороны большое количество навезенного до войны камня, а с другой — стены здания кирпичного завода. Этот аэродром приспособлен для небольшого числа самолетов». Когда в Лиде сели первые десять истребителей И-16, их встречал лично Ганичев. Это было около 12 часов дня. Как вспоминал военком 1-й эскадрильи 122-го иап старший политрук Петр Дранко, полковник Ганичев собрал летчиков в штабе, где кратко разъяснил обстановку, поставил задачи и приказал заняться подготовкой самолетов к боевому вылету. Затем вместе с летчиками комдив направился к летному полю. В этот момент прямо на глазах у Дранко и произошла трагедия: 
«Не успели мы отойти от штаба 50—70 метров, как вдруг увидели, что на бреющем полете к аэродрому идет шестерка «мессеров». Летчики стали кричать Ганичеву, предупреждая его об опасности, но он, видимо, не слышал и продолжал идти по полю. Одна за другой раздались несколько очередей, и мы увидели, как наш комдив упал. Когда я подбежал к нему, он был еще жив».
Братская могила в Лиде по ул. Мицкевича, где хоронили жертв первых бомбардировок.

В своих мемуарах маршал авиации Скрипко описал гибель Ганичева несколько иначе: «Полковник П. И. Ганичев не внял просьбам подчиненных, не ушел в бомбоубежище, где находился его командный пункт, даже не захотел лечь на землю, когда начали вокруг рваться бомбы. Тяжело раненный в живот осколками, по дороге в госпиталь он скончался». На основании этих воспоминаний современные историки-исследователи начали активно выдвигать абсурдные предположения, что Ганичев умышленно не прятался от немецких самолетов и, зная о катастрофическом положении частей своей дивизии, добровольно искал свою смерть. Разочарую любителей криминальных домыслов и развею еще один миф. В личном деле Петра Ивановича есть запись о том, что у него еще в 1934 году очень резко понизился слух и он с трудом прошел медкомиссию. Скорее всего, это последствия ушиба головы, который он получил при аварийной посадке на истребителе И-3 в ночном тумане. Предупреждение летчиков о появившихся в небе мессерах Ганичев просто не слышал. Подробно описал последние часы жизни комдива начальник управления 14-го района авиационного базирования полковник Павел Воронов. Он вспоминал, что немецкие истребители Ме-109 налетели на аэродром после 12 часов дня. Воронов тоже попал под их обстрел и едва не погиб: снаряд от 20-мм авиационной пушки пробил ему планшет с картой. После того как «мессеры» улетели, Воронова позвали к лежащему на земле Ганичеву: «Проверил у него пульс: сердце работало. Расстегнул реглан и обнаружил ранение в верхнюю часть правого легкого. Пуля прошла навылет (Ме-109 имел два пулемета калибра 7,92-мм. — Прим. авт.). Подозвал двоих летчиков и санитара, и мы его понесли. В это время зашли 14 «Мессершмиттов-110». Стали в круг и с пикирования начали обстреливать стоянку самолетов. Перед выводом из пикирования сбрасывали бомбы-лягушки SD-2». Ганичева все же удалось доставить в госпиталь, но, как поясняет Воронов, 
«…вечером после операции он умер. Похоронить его не удалось, так как на второй день войны немцы разбомбили военный госпиталь, и там под развалинами каменных сооружений погибли все — раненые, больные, а также весь медперсонал».
На мой запрос в Центральный архив Минобороны России о месте захоронения Петра Ганичева и судьбе Лидского военного госпиталя из Подольска пришла архивная справка, в которой говорится, что полковник Ганичев 22.06.1941 г. умер от ран при налете немецкой авиации и оставлен в госпитале г. Лиды. То есть не похоронен. Относительно госпиталя сказано, что в Лиде дислоцировался военный госпиталь № 2387, но его документов на хранении в архиве нет. Возможно, что-то есть в архиве военно-медицинских документов в Петербурге, но я до него так и не добрался. Немцы оккупировали Лиду 27 июня 1941 года. Времени для того, чтобы достойно захоронить жертвы бомбардировок первых дней войны, было недостаточно. В основном их хоронили в братской могиле рядом с больницей по улице Мицкевича. Местные старожилы рассказывали, что видели могилы и в районе аэродрома. Возможно, было захоронение и у развалин военного госпиталя. Жаль, что после войны никто из боевых товарищей Ганичева не вспомнил о нем.

Здесь на городском кладбище .Лиды числится захороненным полковник Петр Ганичев.
Место захоронения полковника Петра Ганичева мы, наверное, уже не найдем. Но увековечить его имя надо. 
Каждый день авиаторы 116-й гвардейской штурмовой авиабазы наших ВВС ходят по дорожке, которая ведет от штаба авиабазы (а там был штаб 11-й сад) к летно-технической столовой. Именно здесь ровно 80 лет назад, 22 июня 1941 года в 12 часов 30 минут (это время указал в своем докладе в Минск начальник штаба дивизии полковник Борис Воробьев), пролил свою кровь смертельно раненный Петр Ганичев. Возможно, это и есть то самое место для памятного знака отважному летчику, который вернулся к нам с той страшной войны только сегодня?

Фото Петра Ганичева и копии архивных документов из личного архива автора.

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter