«Встретимся в суде!» — еще недавно эта фраза звучала угрожающе. По старой советской памяти суд представлялся исключительно карательным органом, который лишь определяет меру наказания. Теперь сюда охотно идут за разрешением сложных житейских вопросов. Ежегодно белорусские суды посещают — в том или ином качестве — около 2 миллионов человек. Назвав эту цифру, председатель Верховного Суда Валентин Сукало заметил, во–первых, что в стране найдется немного столь же публичных учреждений. Выходит, что каждый пятый гражданин страны один раз в год имеет дело с судом. Но это обстоятельство не должно нас настораживать или тревожить — напротив. Все показатели уголовной, то есть преступной, статистики в Беларуси системно снижаются. Поэтому, во–вторых, В.Сукало подчеркнул, что для людей стало нормой обращаться в суд в спорных и конфликтных ситуациях.
Свои слова Валентин Олегович адресовал тем, от кого в решающей мере зависит будущее нашего правосудия, — законодателям. Ему внимали депутаты Палаты представителей и члены Совета Республики Национального собрания, причем в том самом зале, где ранее проходил (и на следующий день продолжился) суд над Коноваловым и Ковалевым. Прикрытая шторками клетка стояла тут же. Иначе говоря, законодатели на время погрузились в будни реального, практического правосудия.
Реалии
Любопытно, что один из процессов, которые законодатели намеревались посетить, не состоялся. В суд не явилась ответчица, которой предстояло, вероятно, лишиться материнских прав. Зато в другом зале Дома правосудия парламентарии наблюдали дело тоже вполне типичное: здесь судили начинающего рецидивиста.
Олег Щ. выглядел растерянно и жалко. Худощавый, даже хлипкий: этакий невинный воробушек. Судили его за «пустяк»: из принадлежащего ЖЭСу подвала украл, взломав замок, два бытовых смесителя и несколько водных счетчиков. Добро на 800 тысяч рублей продал за 40 тысяч. Но почему же он в клетке?
Ранее Олега судили в 2008, 2009 годах и уже дважды в 2011–м. Очередную кражу он совершает, как правило, когда еще действует приговор за предыдущую. Он алкоголик и наркоман: в 19–летнем возрасте побывал в ЛТП. Три года не работает, зато регулярно штрафуется за мелкие правонарушения. Это склонности или уже судьба? И что мы — общество, закон, суд — можем с этим поделать?
...В Беларуси действуют 144 районных суда плюс 6 областных, Минский городской и Белорусский военный суды. С учетом Верховного Суда в стране работают более 1.000 судей. Валентин Сукало отметил, что система белорусского правосудия, построенная по территориальному принципу, отличается универсальностью и простотой, при этом наследует классические схемы судоустройства стран Восточной и Центральной Европы.
В течение полугода в суды за защитой своих прав и законных интересов обратились почти 200 тысяч граждан. За 10 лет вдвое увеличилось производство по административным делам. Сегодня суды общей юрисдикции принимают в день более 3,5 тысячи судебных решений! Средняя нагрузка на одного судью превышает 100 дел и материалов в месяц, максимальная — более 140!
Прирост числа гражданских дел только за 2010 год составил 36 тысяч: примерно столько рассматривается, например, в Гродненской области. Чрезмерный поток дел иногда затрудняет всестороннее рассмотрение наиболее сложных и в конечном итоге не может не сказываться на объективности процесса. Перегрузка происходит отчасти по причине архаичности «бумажных» технологий судопроизводства. В этом мы серьезно отстали. Доказано, к примеру, что секретарь суда может отразить в рукописном протоколе лишь 60 процентов происходящего на процессе. Может ошибиться, неточно процитировать участника. Отсюда — неизбежные споры и разногласия сторон.
Тенденции
Выход может быть прост: использование современных информационных, компьютерных технологий. Что, кстати сказать, давно происходит в практике Высшего Хозяйственного Суда, о которой рассказал парламентариям его председатель Виктор Каменков. Здесь, к примеру, даже транслируют процессы в интернете, в режиме онлайн.
В судах общей юрисдикции резко сократить временные и прочие затраты может одно только использование аудио– и видеозаписи процесса. Помимо всего прочего, это и дисциплинирует его участников. Почему это не делается до сих пор? Отчасти по той причине, что наше правосудие, как выразился В.Сукало, сидит на двух стульях. Торжество права обеспечивает суд, а его материальную, техническую и технологическую сторону — Минюст. Исполнение судебных решений также находится в сфере ответственности не суда, но министерства. Между тем прямо или косвенно пострадавшими от преступлений ежегодно становятся около 200 тысяч человек. В первую очередь их, как правило, беспокоит не наказание виновного, а возмещение ущерба. Тут немало проблем... Словом, межведомственные отношения в этой сфере еще предстоит гармонизировать.
Речь идет, по словам В.Сукало, фактически о новом этапе судебно–правовой реформы. Причем обществу представлены не расплывчатые контуры, а стройная система будущего судоустройства. Она очерчена в Послании Президента судейскому сообществу, 6 разделов которого содержат 48 конкретных, прямо связанных с реформированием поручений и заданий.
Стратегическая цель изменений — сделать правосудие более понятным, открытым, доступным, более убедительным для граждан. Будущее — не за карательными санкциями, а за «восстановительными» и «социально ориентированными» (то есть более гуманными!) средствами воздействия на правонарушителей. Устойчивая тенденция к снижению преступности в стране влечет и сокращение числа наказаний в виде лишения свободы. Оно и далее будет применяться все реже.
Наше судоустройство развивается с учетом самых передовых тенденций мировой практики. Сейчас, к примеру, активно дискутируется введение института присяжных заседателей. Проблему народного представительства в правосудии решают в разных странах по–разному. Привычный нам институт народных заседателей, заметил В.Сукало, ближе к романо–германской системе права, когда представители народа вместе с профессиональным судьей определяют и виновность, и наказание. Суд присяжных — в англосаксонских традициях. Здесь присяжные решают вопрос виновности, наказание же назначает профессиональный судья. Оценки той и другой системы бывают полярными. Дискуссии продолжатся: реформирование возможно в различных вариантах. То же касается и ювенальной юстиции. От наших традиций в целом и судебного народовластия в частности отхода не будет. Реформа прежде всего соотносится с развитием нашего общества.
Две ветви, один корень
Открытость нашего правосудия новациям подтвердило выступление председателя коллегии по делам интеллектуальной собственности, заместителя Председателя Верховного Суда Жанны Шкурдюк. Она возглавляет фактически специализированный судебный орган, подобного которому нет нигде на постсоветском пространстве, включая и страны Балтии. Он действует более 10 лет, рассматривая споры по поводу промышленных образцов, товарных знаков, сортов растений, фирменных логотипов и многого другого. Это дела особой сложности. Четверть, как правило, касается иностранных юридических лиц. В патентном суде Германии, к примеру, споры по объектам промышленной собственности могут длиться 5 — 7 лет!
При этом качество работы коллегии — специализированного суда! — вполне отвечает, по оценке зарубежных коллег, мировым стандартам. Опыт внимательно изучают в соседних странах. Очевидно, и все наше правосудие будет развиваться по пути специализации.
Сказанное ничуть не означает, что реформирование судоустройства только предстоит: процесс уже начался, уже идет. В январе вступит в силу закон о третейских судах, практически подготовлен к рассмотрению депутатами законопроект о медиации. Не вдаваясь в детали, скажем, что речь идет о примирительных процедурах: законы существенно облегчат гражданам и юридическим лицам разрешение споров и конфликтов, уменьшат нагрузку на судей и суды.
Законодатели не только выслушали высших представителей судебной власти, но и задавали им вопросы, активно дискутировали. В сущности, они лишь продолжали совместную работу, которая никогда не прерывается.
