Есть версия, что одну и ту же мысль можно выразить разными словами. Еще Гоголь по этому поводу заметил, что в каждом слове бездна пространства, каждое слово необъятно. Благодаря ряду публикаций в старой «СБ» сегодня мы попробуем взглянуть на то, какие слова подбирали в советской печати к разным (или одинаковым?) событиям.
«24 января в Лондоне скончался выдающийся государственный деятель Великобритании Уинстон Черчилль» («Кончина Уинстона Черчилля», 26.01.1965). Для того чтобы понять, как в СССР оценили заслуги этого человека в мировой политике, пробежимся по глаголам размещенного в «СБ» сообщения ТАСС. Итак:
«Потомок герцогов Мальборо начал свою политическую карьеру в 1900 году, когда был впервые избран в английский парламент»;
«В годы первой мировой войны занимал пост морского министра; в 1918 — 1921 годах он — военный министр. Выступал одним из главных инициаторов вооруженной интервенции против молодой Советской республики»;
«В годы второй мировой войны возглавлял английский кабинет и внес вклад в создание антигитлеровской коалиции»;
«Речь Черчилля в Фултоне... не принесла ему славы»;
«Отошла в прошлое эпоха истории английского консерватизма».
А вот еще одно свидетельство о смерти, написанное, правда, совсем иным языком.
«Маршал Чойбалсан в течение длительного времени страдал злокачественной опухолью левой почки (рак). В связи с чем ему была произведена операция — удаление пораженной почки вместе с распадающимся метастазом опухоли левого надпочечника. При нарастающих явлениях ослабления сердечно–сосудистой деятельности маршал Чойбалсан умер 26 января 1952 года в 18 часов 50 минут» («Медицинское заключение о болезни и причине смерти Премьер–Министра Монгольской Народной Республики маршала Чойбалсана», 29.01.1952).
Биография Хорлогийна Чойбалсана переплетается с Советским Союзом едва ли не сильнее биографии Черчилля. За проведенные массовые репрессии его называют монгольским Сталиным. Формально он пришел к власти в 1939–м, хотя еще в 1936–м содействовал аресту и отправке в СССР своего тогдашнего непосредственного руководителя — главы монгольского правительства Пэлжидийна Гэндэна (его расстреляли в 1937–м). Впереди у Монголии был ввод советских войск и бои на Халхин–Голе, ну а предательство? Оно сошло Чойбалсану с рук до такой степени, что после смерти в честь него на центральной площади Улан–Батора воздвигнут мавзолей — копия ленинского. Сооружение назовут мавзолеем Сухэ–Батора и Чойбалсана, и, как вы понимаете, для того, чтобы вожди «были вместе», эксгумируют тело умершего еще в 1923 году вождя монгольской социалистической революции Сухэ–Батора. В 1956 году после ХХ съезда и доклада Хрущева фигуру Чойбалсана в Монголии тоже подвергнут критике. Однако в отличие от советских сценариев разрушения статуй и выноса тела Сталина из мавзолея Чойбалсана осудят больше на словах. Установленные ему памятники уцелеют, а административный центр аймака Дорнод продолжит носить его имя до настоящего времени. С мавзолеем, правда, выйдет сложнее. В 2005 году тела обоих монгольских революционных правителей будут подвергнуты ритуальной кремации, их прах перезахоронен, а мавзолей снесен — для сооружения мемориала в честь Чингисхана...
Перевернем еще пару страниц истории, заглянем в подшивку газеты 1958 года. «Радостные, волнующие дни переживает белорусский народ. Присвоение Героя Социалистического Труда 32 особо отличившимся труженикам сельского хозяйства республики и награждение большой группы передовиков колхозного и совхозного производства орденами и медалями Советского Союза вызвало среди трудящихся Белоруссии патриотический подъем. Знаменательным, незабываемым событием в жизни белорусского народа явилось пребывание в нашей республике Первого секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Никиты Сергеевича Хрущева. Товарищ Н.С.Хрущев побывал в колхозах, на минских заводах, принял участие в совещании передовиков сельского хозяйства республики. Вчера в Минске состоялся многолюдный митинг трудящихся. На площади имени Ленина собрались рабочие заводов и фабрик, служащие, студенты высших и средних учебных заведений, колхозники окрестных деревень, партийные и советские работники, ученые, писатели, инженеры, техники. Всего присутствовало свыше ста тысяч человек» («Могучая демонстрация», 24.01.1958).
И словно в продолжение: «Самым торжественным моментом празднества стал митинг трудящихся столицы во Дворце съездов. Огромный зал полон ликующих людей. Каждому радостно от сознания, что частица и его труда вложена в экономические успехи страны, а значит, и в успехи космического эксперимента, восхитившего весь мир» («Слава героям космоса», 23.01.1969).
10 лет отделяют эти два абзаца, а такое чувство, что время в стране застыло, что только космонавты в ней и появились. 22 января 1969–го Кремль торжественно встречал тех, кто 16 января в 11 часов 20 минут московского времени успешно осуществил стыковку космических кораблей «Союз–4» и «Союз–5». «Это произошло в момент прохождения кораблей над территорией Советского Союза, когда космический корабль «Союз–4» совершал 34–й оборот вокруг Земли, а «Союз–5» — 18–й оборот» («Три богатырских шага отважной четверки», 17.01.1969). На 35–м витке космонавты Евгений Хрунов и Алексей Елисеев вышли в открытый космос из корабля «Союз–5» и перешли в корабль «Союз–4». После стыковки агентство ТАСС объявило, что впервые на орбите создана экспериментальная космическая станция с четырьмя космонавтами на борту. При этом, конечно же, нигде не говорилось, что этот переход являлся элементом подготовки к предполагаемому полету на Луну.
Дальше слов было еще больше, а вот правды, к сожалению, меньше. 25 января 1969–го «СБ» знакомила своих читателей с рассказом о пресс–конференции четверки космонавтов в МГУ. «Для осуществления перехода, — рассказывал командир корабля «Союз–5» Борис Волынов, — космонавты должны были одеть скафандры. В этом полете впервые одевание скафандров производилось на борту космического корабля. Я помогал космонавтам одевать скафандры и ранцы, а также контролировать готовность к выходу. Четко и безошибочно выполнить все эти операции нам помогали тщательные тренировки в период подготовки к полету» («Они создали первый «Дом на орбите», 25.01.1969). Волынов говорил о космосе, говорил, однако мы с вами сегодня прекрасно осведомлены, что мысли космонавтов в те дни были более земными, чем представлялось в печати. 22 января у стен Кремля пролилась кровь. Младший лейтенант Виктор Ильин готовил покушение на Брежнева, уникальным образом встал в оцепление и, завидев правительственный кортеж, открыл огонь сразу из двух пистолетов. Три дня спустя ТАСС через газету «Правда» констатировал совершение провокационного акта: «Было произведено несколько выстрелов по автомашине, в которой следовали космонавты тт. Береговой, Николаева–Терешкова, Николаев, Леонов». Еще позже все узнают, что Ильин смертельно ранил шофера, что космонавты не пострадали (Андриян Николаев сумел даже перехватить руль и остановить машину). Через год Ильина признают невменяемым и 18 лет продержат в полной изоляции в Казанской психиатрической больнице. В 1990 году бывшего младшего лейтенанта вообще освободят, при этом Военная коллегия Верховного Суда СССР примет решение по нему так же тихо и секретно, каким было и все расследование. Почему? Да хотя бы потому, что еще Гоголь учил, что обращаться со словами нужно честно, а в конце встречи с космонавтами во Дворце съездов «возникла овация в честь новых звездных героев, в честь великого свершения Страны Советов» («Слава героям космоса», 23.01.1969).
