Люди и время глазами Леонида Екеля
Время — это всегда стиль. На смену традиционным газетным жанрам приходят новые формы. То, что было модным вчера, сегодня — скучно. Будущее всему готовит свою порцию нафталина... Это — неизменная диалектика жизни. Но она учит и беспристрастному, внимательному взгляду в прошлое. Предлагаем это сделать глазами известного и, прямо скажем, очень традиционного журналиста Леонида Екеля. Сегодня — очередная публикация его авторской рубрики.
На отравленной почве человеческих отношений могут всходить только цветы зла. Мир задохнулся бы без разрядки. И когда «железный занавес» «холодной войны» дрогнул и появился просвет, он был равноценен окну, прорубленному в широкий мир. В СССР иностранные туристы стали ездить целыми составами. Нарастал поток и советских туристов во многие страны мира. Всесоюзное акционерное общество «Интурист» их оформляло, направляло, организовывало и наставляло. Управляющим Минским отделением ВАО «Интурист» в начале шестидесятых годов был назначен Анатолий Андреевич Лисовский. Послушаем его.
***
Мне всегда хотелось вести дневник. И всегда возникали препятствия. «Потом, еще не пришло время», — успокаивал я себя. Но, похоже, оно уже не наступит... Однако удивительное дело: дневник сам складывался в моем сознании!
Я часто перелистываю его страницы — так и не написанные мною...
* * *
Спросите у любого человека: «Что есть начало начал? Где твои истоки?» И наверняка услышите: «В детстве. В отце с матерью. В семье». Мои родители Андрей Иосифович и Александра Семеновна были людьми исключительной порядочности. Пожалуй, никто из соседей и знакомых не смог бы припомнить хотя бы один случай их нечестности. Нередко, оправдывая неблаговидные поступки, свои или чужие, люди говорят: «Время было такое». Как будто на время, как и на войну, можно списать все. И спать со спокойной совестью... В 37–м году мне было одиннадцать лет. Я хорошо помню, как мои сверстники из соседнего дома, где жили работники ЦК Компартии, приходили в школу с заплаканными глазами. И никто не спрашивал: «Что случилось?» Все понимали: ночью арестовали отца. И все знали, что нельзя задавать вопросы: «Почему? За что?» Все равно от взрослых ответа не получишь. А «враг народа» ничего нам не объясняло...
* * *
Отца своего я любил со всей пылкостью детской души. Меня распирало от гордости, когда он, офицер–пограничник, возвращался домой со службы. В скрипучих ремнях, при оружии, от вида которого захватывало дух. И конечно же, я мечтал быть таким, как он. И видел свое будущее только военным.
Однажды глубокой ночью меня разбудили отцовские шаги в соседней комнате. А в доме напротив одиноко светилось окно. Откуда мне было знать, какая связь между этим окном и моим отцом. Но всякий раз, как только в окне соседнего дома вспыхивал свет, я слышал отцовские шаги за стеной. Пройдет много лет, и однажды почтальон принесет в наш дом официальное письмо. В нем будет сказано, что родной брат отца реабилитирован посмертно. «Я знал, что он не виноват. Я всегда в это верил. Но как я мог спасти его? Брата арестовали в Смоленской области в 37–м. И расстреляли... Нашлась «бдительная» шкура и написала донос на меня. Раз у меня польская фамилия Лисовский, то я — шпион. Только вот на кого работаю? Каждую ночь я ждал «воронка». Услышу звук мотора — и вскакиваю как по команде. Нет, не к нам... Опять к соседнему дому... Какой уж тут сон! Вот и хожу из угла в угол до самого утра...» Эти горькие воспоминания отца вернули меня в те тревожные ночи. И сердце сжалось от боли и... от любви к моим родителям. Какое же надо иметь мужество веры, чтобы не предать идеалы, которые потом развенчают и назовут лживыми мифами. Другое дело: кто развенчает и ради чего...
* * *
Отец, разумеется, знал, что творилось на границе. За два дня до начала войны он скажет маме: «Собери документы и самое необходимое. Чтобы все было под руками...» Мама так и сделает. Но ни документы, ни самое необходимое выхватить из пылающего дома не сможет. С младшим братиком Леней на руках она успеет укрыться в бомбоубежище. Это произойдет 24 июня.
Наш дом фашисты разбомбили. Что было в квартире — все сгорело дотла. К счастью, нас приютили соседи с улицы Уфимской, где мы когда–то жили. Одни поделились продуктами, другие — одеждой. Нашу семью знала вся улица. И никто нас не предал.
* * *
Разбирая с такими же, как и я, пацанами завалы в центре города, мы зарабатывали за день по одному половнику жиденькой затирки из прелой гречневой муки да 150 граммов хлеба. Затирку я съедал сам, а хлеб приносил домой. Матери и пятилетнему брату. Хороший паек немцы обещали выдавать тем, кто вступит в союз белорусской молодежи. Но никто из ребят с нашей улицы не соблазнился ни пайками, ни пилотками, ни ремнями со свастикой, ни кинжалами. В условиях, казалось бы, немыслимых для жизни мы все–таки выжили. И дождались освобождения!
* * *
Хоть порядком и подрастерял я знания за годы военного лихолетья, но в Минский политехникум поступил. За один курс изучил математику, физику, химию в объеме базовой средней школы. Но без аттестата зрелости о вузе и нечего думать. Получить же его можно было только в школе. Пришлось расстаться с политехникумом и пойти сразу в десятый класс.
Ни с авиацией, ни с военным училищем не получилось: подвело зрение. Поразмыслив, поступаю на философское отделение Белгосуниверситета. И с радостью убеждаюсь: да, это мое!
Мечтал об аспирантуре, об Академии общественных наук. Но... У партийного «надо!» нет альтернативы. Так я стал лектором–международником Минского горкома партии. Судьба свела меня с такими личностями, как Сергей Притыцкий, Петр Машеров, Иван Варвашеня.
* * *
В самом начале шестидесятых годов вызывает меня Сергей Осипович Притыцкий (он тогда был секретарем Минского обкома партии). «Есть мнение утвердить тебя управляющим Минским отделением ВАО «Интурист». Дело новое, но мы уверены, что ты справишься». — «Но это же — иностранцы... Здесь нужен человек с опытом дипломатической работы. А какой из меня дипломат?» — «Не трать лишних слов. Завтра утвердим на бюро». И утвердили.
* * *
Однажды меня предупредили, что под видом туриста к нам едет крупный чиновник из администрации президента США Кеннеди. Он был известен как ярый антисоветчик. Какую же мне избрать тактику? И я решаю: полная открытость.
Знакомлю, рассказываю, показываю, но ничего не навязываю. Выводы пусть делает сам. Идем обедать в ресторан — выбирай любой столик. «Прослушки» не будет. Внезапно возникла просьба изменить программу — изменим. Мы не боимся показать свои недостатки. Но у нас есть и достоинства... Когда мы прощались, он мне говорит: «Я проехал через всю Россию, но никто такого внимания и такой открытости ко мне не проявил. А ведь у вас в офисе всего четыре человека. Через три месяца я буду выступать в конгрессе. Я скажу, что Белоруссия — это та страна, которая в годы войны перенесла немыслимые испытания. Она выстрадала достойную жизнь...» Три месяца я сам не свой. Все валится из рук. Ведь исключат из партии, если что не так... И вдруг звонок из Москвы: «Что вы сделали с американцем? Он такие хорошие слова сказал о Белоруссии. Никто от него этого не ждал».
* * *
Поезд дружбы из Варшавы в Брест прибыл ночью. Огромную делегацию поляков (свыше трехсот человек) возглавлял заместитель Ярузельского. Из Бреста поезд дальше следовал на Киев. А уже потом — в Ленино. На открытие мемориала советско–польского боевого содружества. На вокзале не гремел оркестр, и митинга по случаю их прибытия не было. Глубокая ночь. У поляков тем не менее это вызвало обиду. «Никаких обид у них быть не должно, — сказали мне в правительстве. — Вылетайте в Киев немедленно и решайте все вопросы». Легко сказать — решайте... Меня представили главе польской делегации. Генералу. Первым делом я извинился за Брест и объяснил, что в Ленино им будет оказан прием на правительственном уровне. А еще попросил генерала при подъезде к границе с Белоруссией собрать штаб поезда дружбы. И вот поезд пересек границу. От имени своего правительства я поздравил собравшихся с прибытием на белорусскую землю. Рассказал о встрече, которая готовится им в Ленино. И, сделав паузу, поздравил руководителя делегации с наградой — орденом Ленина. (Об указе о награждении, разумеется, никто из них не знал.) Когда раздались аплодисменты, официантки по моему сигналу стали разносить бокалы с коньяком. Какие уж тут обиды! Полное взаимопонимание. А узнав, что мой отец был заместителем командира дивизии имени Тадеуша Костюшко, поляки готовы были носить меня на руках...
* * *
Когда Н.С.Хрущев был в Югославии, он поинтересовался, как страна выживает без помощи Советского Союза. И услышал в ответ: «Мы открыли границы и заработали на туризме столько валюты, что ни в чьей помощи больше не нуждаемся». Это произвело на него сильное впечатление. Было создано главное управление по иностранному туризму Совмина СССР. Спешно стала формироваться база «Интуриста» в республиках. В Москве заявили: «Кто начнет быстрее строить гостиницы, тому больше выделим денег». Нам повезло. ЦК комсомола республики передал «Интуристу» готовый проект многоэтажной гостиницы. Молниеносно представили его в Москву и получили одобрение.
* * *
Парковая магистраль (ныне проспект Победителей) в то время только формировалась. Под гостиницу нам отвели участок, который назывался Татарские огороды. Еще не закончилось строительство «Юбилейной», а Москва уже выделила деньги на вторую гостиницу. Мы настаивали, чтобы строить «Планету» рядом с «Юбилейной» (там, где сейчас Дом профсоюзов). Тогда получился бы гостиничный комплекс. Но у председателя горисполкома Шарапова на сей счет были свои соображения. Вынудив нас проложить коммуникации (а это очень дорогое удовольствие), можно будет бесплатно «пристегнуть» к ним целый жилой район. Так оно и вышло. В придачу к площадке под «Планету» мы получили сюрприз: двухэтажный дот, построенный немцами. Как от него избавиться? Взорвать — значит порушить подземные коммуникации, проходившие рядом с ним. Архитекторы решили: закопать. Железобетонную махину почти удалось похоронить. Лишь гигантский бетонный купол, неизменно вызывающий у людей вопрос: «А что это такое?» — так и не скрылся под землей.
Гостиница «Интурист» в Бресте. Мотель. Минский кемпинг (по тем временам не только лучший в СССР, но и в Европе, как свидетельствовала иностранная пресса). Все это — тоже наши объекты.
Сколько же сил и здоровья отняли эти стройки! Но когда, прогуливаясь по проспекту, останавливаюсь у «Юбилейной», взгляну на «Планету» — теплая волна подкатит к самому сердцу. Ведь все это служит людям. Как и мосты, которые наводил «Интурист» между Советским Союзом и зарубежными странами. Почти 30 лет своей жизни отдал я этому непростому делу.
Фото автора.
