Говорят, что у страха глаза велики. А вот мне это выражение никогда не было понятно. Скорее, у страха есть температура, колкость, запах.
С детства у меня была масса разных опасений. Я боялась шумного, катающегося на своих маленьких колесиках по всей квартире пылесоса; страшного резинового вантуза с деревянной ручкой; когда родители выключали ночью свет во всей квартире; странную еду в детском саду и глубокого, пахнущего хлоркой бассейна.
С возрастом все, конечно же, изменилось: плавать я научилась благодаря упорству своему и моего гениального тренера, пылесосом пользуюсь регулярно из–за всепроникающей кошачьей шерсти, а вантуза у меня и вовсе нет, да и вообще смешно вспоминать, что я его боялась. Зато на место этих детских боязней пришли другие, уже более взрослые. Есть у меня один страх, притом давнишний, самый сильный и самый осмысленный. И как ни стараюсь, избавиться от него не выходит. У него нет больших глаз. Ему присущи тонкий кисловатый запах и сахарная вязкость, подобные тем, что свойственны сладкому шампанскому. Один раз заляпаешься — потом срочно надо вымыть руки. Но запах и липкость все равно останутся и напомнят о себе в самый неподходящий момент. Я говорю о разочаровании, о разочаровании в людях, особенно в тех, кого ты подпускаешь очень близко, в самые непролазные дебри своего мира, за самые его секретные двери, доверяешь им ключи ко всем своим тайнам и незаметно для себя становишься крайне уязвимым. С каждым новым брошенным взглядом и словом человек обживается в твоем мире и начинает там собственную деятельность: выбрасывает залежавшийся хлам предрассудков и мусор разных пристрастий. Приносит с собой свои жесты, мысли, любимые картины, строчки цитат и звуки музыки... Впрочем, иногда этот процесс происходит гладко и незаметно, а иногда с надрывом ткани доверия и рубцами конфликтов.
Вот не нравится кому–то, например, знаменитая книга Сэлинджера «Над пропастью во ржи», и бесполезно говорить о том, что это прекрасное произведение дает возможность окунуться в беспечный мир детства со всеми его приключениями! А кто–то не выносит жирных пятен от еды на одежде и не хочет слышать о том, что это все легко исправить, сдав костюм в химчистку! Мелочи, конечно, но тем не менее.
Самое интересное начинает происходить тогда, когда мелочей уже не замечаешь, зато четко вырисовывается потребительски небрежное отношение к твоему миру человека, в нем поселившегося. Он уже старается искоренить в нем все то, что тебе дорого, и насадить враждебный сад паразитов своего видения жизни. Обещания оказываются пустыми, а поступки грубыми. Тревожные звоночки твоего гибкого сознания превращаются в набат отторжения, но хочется всегда верить лишь в хорошее, мыслить позитивно, источать только радость и быть в хорошем настроении всему наперекор! А потому ты оттягиваешь самый тяжелый момент разочарования, хотя знаешь прекрасно, что это мерзкое чувство уже стоит у тебя под дверью, и ему даже стучаться не надо — сам откроешь, когда настанет время. И как бы ты ни пытался все свести к житейскому юмору и упростить разговор по душам, все всегда заканчивается драмой — последняя капля обидной грубости, потеря веры, понимания, терпения, синяки на теле и пустота внутри. Вот оно, разочарование, ворвалось–таки в дверь, поставило все на свои места, преподало очередной жизненный урок, отстегало кнутом утраченной бдительности, где–то расстроило до слез, а где–то даже рассмешило своей парадоксальностью, заставило возненавидеть себя и виновника происходящего, но полюбить весь мир. Оно пронеслось кубарем по твоему сознанию, оставило свой глубокий след и, хлопнув дверью, покатилось вниз по лестнице, так и не попрощавшись.
А потому обращаюсь к тебе, мое разочарование в людях! Я боюсь тебя больше всего остального и отчаянно избавляюсь от твоих липких следов с помощью улыбок родных и радости бытия. И есть у меня к тебе одна лишь небольшая просьба — посещай меня как можно реже!
Советская Белоруссия №97 (24234). Четверг, 30 мая 2013 года.
