— Смотрю я на вас с Олей каждое утро в «Добрай ранiцы, Беларусь!» — такие вы веселые, улыбчивые, счастливые. Само олицетворение оптимизма на экране. Признайся честно, у вас и правда все так хорошо?
— Правда, конечно. «Нам очень» — так даже называется наша совместная с женой композиция. Поверьте, в ней все от первого и до последнего слова соответствует действительности.
— Мне кажется или твои дела пошли в гору как раз после финала «Евровидения» трехлетней давности?
— Не буду скрывать: настоящая популярность пришла ко мне действительно только после конкурса. Хотя моя карьера началась задолго до «Евровидения». Я много лет работал в оркестре Михаила Финберга, параллельно делал аранжировки, писал песни многим артистам, затем уже увлекся другой музыкой и начал работать под псевдонимом Тео. Заказы, приглашения, корпоративы — все было... Но после «Евровидения» все изменилось в корне. Это действительно крутой шанс для любого артиста.
— Многие артисты, участвовавшие в конкурсе и до, и после тебя, не раз признавались, что преследовали одну цель — заявить о себе и раскрутиться в Европе. У тебя было такое желание?
— Нет. Это слишком глобально. Я убежден: чтобы раскручиваться в Европе, нужно там находиться. Жить в Минске, продвигаться за границей и иметь туры по Европе — что–то из области фантастики. Но давайте будем реалистами: чтобы европейская публика заинтересовалась нашими артистами (я сейчас имею в виду именно эстраду), должна быть другая подача и совершенно другая музыка. То, что работает у нас, не работает у них.
— Почему, как считаешь?
— Белорусская эстрада — не мейнстрим и вряд ли когда–нибудь им станет. Возможно, время придет, но пока мы находимся в гонке за лидерами — европейскими, американскими музыкантами. Забавно, когда кто–то из наших молодых начинающих артистов говорит: «Ну все, через год Европа будет моя». Амбиции, ребята, нужно поубавить.
Лично в свой адрес я часто слышу и такое: «Слушай, ты такой классный, а чего в Москву не уезжаешь?» Как будто Москва — мерило успеха любого артиста постсоветского пространства. С одной стороны, это, конечно, вполне объяснимо. Сколько таких случаев, когда наши исполнители были здесь абсолютно не востребованы, ходили по радиостанциям, предлагали треки, а потом уехали в Москву или Питер и вдруг стали нужны на родине абсолютно всем: «О, так это ж наши белорусы!» Дима Колдун, Бьянка, группа IOWA... Получается ситуация, когда артист должен сначала зарекомендовать себя в России только для того, чтобы его приняли на родине. И ведь такая ситуация не только в музыке. Почему, непонятно. Но хочется верить, рано или поздно мы придем к тому, чтобы научиться любить свое. Потому что патриотизм — это состояние души. Я, например, сейчас не готов покинуть Беларусь и уехать в Европу. Меня устраивает все так, как оно идет.
— Хорошо, а как сделать, чтобы мы наконец научились гордиться своим и перестали оглядываться по сторонам?
— А все придет, я уверен. Пока мы просто к этому не готовы. Хотя первые шаги уже делаем. Пример тому — поддержка NAVIBAND на «Евровидении». Пусть ребята заняли лишь 17–е место, но получилась история, важная в первую очередь для нашей страны. Которая подняла дух, объединила, сплотила. И это здорово.
— Ответь как человек бывалый, в чем, на твой взгляд, была ошибка? Почему обидное 17–е место?
— Мне кажется, мы слишком уверовали в белорусский язык. «Мова» — это не панацея и не залог успеха вхождения в пятерку. Она могла сработать как фишка, ведь белорусский язык впервые был представлен на «Евровидении». Европе все равно, на каком языке будет звучать песня, главное, чтобы это было искренне и по-настоящему. В чем ошибка? Ребят, на мой взгляд, слишком «прилизали». Их легкость и непосредственность, благодаря которым они влюбили в себя всю страну на нацотборе, на самом «Евровидении» потерялись. Было видно, что они «в номере», такие чистенькие и опрятненькие. Лично мне в их выступлении не хватило неформальности. Хотя, возможно, я придираюсь. Люблю копаться в тонкостях. Профессиональная привычка, что поделаешь.
— Помню, кстати, как ты всеми силами пытался отстоять у режиссеров простоту и минимализм своего евровизионного номера...
— Да, три года назад я добивался того же, что попытались сделать ребята в этом году: уйти от «тяжелого» номера и песни. Все предыдущие конкурсанты всегда делали ставку на шоу поглобальнее и помасштабнее, с максимумом дорогого и броского реквизита. А мне хотелось простоты, которую действительно пришлось буквально отстаивать. Я уже не раз говорил: нужно относиться к «Евровидению» проще, не как к музыкальной олимпиаде. Это обычный праздник музыки, так давайте просто расслабимся и оторвемся. Посмотрите на Великобританию: им «Евровидение», мягко говоря, по барабану. Они редко отправляют на конкурс громких артистов, им это попросту не нужно. Потому что и без «Евровидения» знают себе цену: посчитайте, сколько артистов с мировым именем родила британская земля. А мы, увы, все догоняем и пытаемся заявить о себе. Но ездить на конкурс, считаю, обязательно нужно. Иногда слышу и такое мнение: «А давайте будем его игнорировать». Хочется спросить: а зачем? Куда нам еще ездить? Где себя показывать? Больше особо и негде.
— Эфиры на радио и ТВ являются сегодня мерилом популярности?
— Нет, это давно уже не работает. Хотя многие по–прежнему думают, что если ты мелькаешь на экране телевизора, то у тебя все хорошо с работой и жизнью. Ерунда. Большинство топовых корпоративных ведущих никогда не появлялись на ТВ. Телевидение для артиста — такой же имиджевый момент, как и выпуск альбома: посмотрите, мол, я еще на плаву, если вдруг кто не в курсе.
— В таком случае тебе работа на ТВ зачем?
— А чтобы жене веселее просыпалось! А если без шуток, то мне это просто интересно. Прямой утренний эфир действительно бодрит и заряжает энергией на весь день, работать в паре с женой круто вдвойне. Так что нам, возвращаясь к началу разговора, действительно «очень» — и в жизни, и на сцене, и на работе.
Фото Дмитрия РУДЕНКО.
