Сто дней Трампа

29 апреля исполнится сто дней с тех пор, как Дональд Трамп обосновался в Овальном кабинете. Для большинства людей роскошь жизни при относительно стабильной демократии заключается в том, чтобы позволить себе не следить за политикой с раздражающим постоянством. Трамп этого обеспечить не в состоянии. Для всех, кого волнуют вопросы глобальной безопасности, охраны природы, общественного здравоохранения, конституционализма, гражданских прав, уголовного правосудия, свободной прессы, науки, государственного образования и границы между фактами и тем, что им противоположно, его президентство стало ежедневным ввергающим в отчаяние наваждением. Стодневный срок никогда не может быть в полной мере надежным показателем четырехлетнего мандата, однако стоит напомнить, что Франклин Рузвельт и Барак Обама пришли к власти в период национального кризиса и им удалось проявить необходимую дисциплинированность, подготовку и твердость, чтобы взять совершенно новый курс. Импульсивный, эгоцентричный и склонный ко лжи Трамп за тот же отрезок времени умудрился подорвать целостность собственного кабинета.


Трамп никогда не скрывал сущности своих взаимоотношений с правдой и того, как он предпочитает управлять мировыми делами. В 1980 году, собираясь объявить о планах строительства Trump Tower, 58-этажного здания на пересечении Пятой авеню и 56-й улицы, он так наставлял своего архитектора перед встречей с группой журналистов. «Наплети им там что-нибудь в духе Трампа, — сказал он. — Скажи, что это будет здание в миллион квадратных футов, что там будет 68 этажей».

Таков имидж, который Трамп сам себе создал — имидж беспринципного, дерзкого, беззастенчивого пройдохи, который во имя достижения своих мишурных целей готов кого угодно оскорбить, наколоть или предать. «Я такой, какой я есть», — говорит он. Но то, что когда-то было местечковым развлечением, сегодня представляет угрозу стране и миру. Трамп настолько бесцеремонно попирает истину и либеральные ценности, что подрывает страну, которой избран служить, и стабильность, которую поклялся обеспечивать. Его пустословие порождает всеобщую тревогу: похоже, на президента Соединенных Штатов едва ли можно положиться в большей степени, чем на кого-нибудь из мировых автократов. Когда Ким Ин-Рен, представитель радикального режима Северной Кореи, предупреждает, что Трамп и его провокационные твиты создают «опасную ситуацию, в которой в любой момент может разразиться термоядерная война», разве можно сказать, что один из этих людей выражается более здраво, чем другой? Когда Трамп спешит поздравить Реджепа Тайипа Эрдогана с референдумом, который укрепляет автократическое правление в Турции — или после того, как за неприветливой и оскорбительной беседой с Ангелой Меркель следует восторженная встреча с Абдулом-Фаттахом Ас-Сиси, военным диктатором Египта — как сторонникам либеральных и демократических ценностей по всей Европе следует реагировать на нового американского лидера?

Кажется, Трамп самодовольно шествует по миру, бесконечно упражняясь в собственной роли. Он мыслит вслух и не способен к рефлексии. Он не серьезен, не сосредоточен, а временами, кажется, вообще немного не в себе. Журналистов приглашают в Овальный кабинет, чтобы они задали президенту вопросы касательно инфраструктуры; он меняет тему разговора на то, какой Билл О'Рейли, бывший телеведущий Fox News, «хороший человек», неповинный, как и он сам, в сексуальных домогательствах. Репортер спрашивает о ракетном нападении на Сирию, Трамп кормит ее самодовольным описанием того, как преподнес своим китайским гостям в Мар-а-Лаго известие об авиаударе над «самым прекрасным кусочком шоколадного торта, который вам когда-либо доводилось видеть».

В ходе этого президентства мало что удается хранить в секрете долгое время. Журналисты, которые освещают события Белого дома, говорят, что, несмотря на их постоянную обеспокоенность попытками Трампа игнорировать СМИ, сведений полным-полно. Каждый норовит слить информацию про остальных. Вместо того, чтобы призвать окружающих к порядку, Трамп откидывается на спинку кресла и следит за результатами в новостях по кабельным каналам. Его администрация — это не столько команда соперников, сколько новая форма реалити-шоу: «Внутрипартийные разборки».

Это президентство приводит в такое уныние, что при первом проблеске относительной будничности Трампа подгоняют под средние показатели. Когда он сдерживается, чтобы не поиздеваться над Ким Чен Ыном по поводу неудачного испытания северокорейской ракеты, ему приписывают стратегическое самообладание Дина Ачесона. Стремление преподнести как нечто нормальное подростковые вспышки Трампа, его вопиющую некомпетентность и нечестность — в надежде на то, что все само собой уляжется, хотя бы в течение одного-двух новостных циклов — связано со страхом перед тем, какой новый ад может последовать потом. Каждый день случается какое-нибудь возмутительное происшествие или конфуз: головомойка, которую Трамп устроил премьер-министру Австралии, или публичное выражение благодарности за «удивительную работу», которую делает Фредерик Дуглас. Сегодня НАТО «отжила себя»; на следующий день «отнюдь не устарела». Сначала китайцы — «великие чемпионы» манипулирования валютой; глядь — уже нет. Когда действия Джулиана Ассанжа идут на пользу кампании Трампа, последний восклицает: «Я люблю WikiLeaks!»; сейчас, когда президентство уже в кармане, министерство юстиции готовит против Ассанжа уголовные обвинения. Известия о случайных поворотах политики Трампа приходят с такой тревожной регулярностью, что побуждение найти участок твердой земли вполне понятно. Это немного успокаивает. Но ни к чему не ведет.

Сплошное разочарование. За первые сто дней пребывания в должности Трамп так и не избавился от популистской риторики, но действовал почти целиком как плутократ. Его кабинет и группа советников полнятся мультимиллионерами и миллиардерами. Его позиции по вопросам здравоохранения, налоговой реформы и финансового регулирования в высшей степени привлекательны для супербогачей. Как он намерен улучшить положение среднего класса, остается неясным. В одном репортаже в Politico рассказывается, как 30 штатных сотрудников засели в конференц-зале в здании Исполнительного управления, пытаясь «переосмыслить» этот первый этап в жизни администрации Трампа. Помощники яростно составляли на досках «списки ранних успехов».

Один успех, который они могут назвать — назначение Нила Горсача в Верховный суд, хотя демократы справедливо считают, что это место было украдено у кандидата Обамы, Меррика Гарленда. Самыми незабываемыми мерами Трампа в первые сто дней на новом посту стали потерпевшая неудачу в судах попытка запретить въезд в страну путешественникам из шести мусульманских стран и идея «отменить и заменить» программу доступного медицинского страхования, которая потерпела крах в Палате представителей. Список внутренних инициатив в основном ограничивается обращением вспять достижений эпохи Обамы. Трамп предложил расширить тюрьму в Гуантанамо и приказал смягчить финансовый регламент Додда — Франка. Он свернул проекты по спасению сильно увлажненных земель и защите водных путей от угольных отходов; отменил распоряжения, которые запрещали продажу оружия душевнобольным и защищали ЛГБТ федеральных служащих от дискриминации; его вице-президент отдал свой решающий голос в Сенате за то, чтобы позволить штатам лишать финансирования клиники по планированию семьи. Из-за привычки к роскошным путешествиям, характеризующей всю семью Трамп, новый президент становится самым дорогим лидером в истории. Между тем, если в Конгрессе будут приняты его бюджетные предложения, сократится финансирование программ продленного дня в школах, программ по поддержке арендаторов, программы субсидирования блока общинного развития, правовой помощи для бедных, Национального фонда искусств и Национального фонда гуманитарных наук. Выполненные обещания станут новыми очками на счету у Трампа. Блюстители демократических ценностей и окружающей среды, защитники экономических возможностей и национального благосостояния будут рассматривать их как неуклонно растущий отчет об ущербе.

«В самой мысли о том, что вам предстоит быть лидером свободного мира, есть легкое безумие», — признался Обама перед тем, как выйти вперед и победить на президентских выборах. Но даже после антисемитских тирад Ричарда Никсона и составляемых астрологом рабочих графиков Рональда Рейгана с Дональдом Трампом мы оказываемся на новом уровне странности — о чем всегда можно было судить по его биографии.

Трамп — не выходец из простонародья и не дитя современной меритократии. Он унаследовал империю своего отца, занимавшегося недвижимостью в ряде нецентральных районов Нью-Йорка — внушительное предприятие, отличавшееся расистскими нарушениями федерального жилищного кодекса — и перенес ее в Манхэттен. Он вошел в мир подрядчиков, операторов казино, Роя Кона, звезд профессионального рукопашного боя, Руперта Мердока, многочисленных банкротств, таблоидных разводов, турниров по гольфу в Мар-а-Лаго и реалити-телевидения. В городских административных делах Нью-Йорка Трамп реального участия не принимал. Состоятельный человек, он почти не выделял средства на благотворительные цели. Был приверженцем не слишком пристойного шика. В Studio 54 он сказал: «Я наблюдал за тем, как супермоделей трахали… на скамейке посреди комнаты». У него не было близких друзей. Главным образом он предпочитал работать, играть в гольф и проводить время дома у телевизора. Он никогда не скрывал своего женоненавистничества и скверного характера. Когда ему чем-то не угодила безобидная журналистка из Palm Beach society по имени Шэннон Доннелли (Shannon Donnelly), он в письме сказал ей, что, если она будет придерживаться его стандартов благоразумия, «я обещаю не выставлять вас как неказистую, толстую и противную замарашку, которой, как всем известно, вы являетесь». В той мере, в какой можно говорить о его политических взглядах, они отличались непоследовательностью и были по сути очередной формой перформанса, частью болтовни из его ток-шоу. Взносы Трампа в политические кампании не имели отношения к его собственным убеждениям; он выделял средства исключительно для того, чтобы выслужиться перед теми, кто мог принести пользу его бизнесу. Он ни во что не верил.

К середине 90-х годов инвестиционные перспективы Трампа рухнули. Банки лишили его финансирования. Он стал обращаться ко все более сомнительным источникам кредитования и возможностям брендинга, открывавшимся в стране и за рубежом. Типичная сделка, связанная с одной гостиницей в Баку (подробно описанная на этих страницах Адамом Дэвидсоном), в качестве партнеров включала семью азербайджанцев, известную своей непомерной коррумпированностью и связями с некоторыми иранскими братьями, которые служили выгодным фасадом для Революционной гвардии Ирана.

Нет особой тайны в том, почему Трамп нарушил обычай и отказался обнародовать свои налоговые декларации. В этих документах — весь отчет о его колоссальных налоговых льготах, ассоциациях, сделках и собственном капитале. Может оказаться, что сделки, подобные азербайджанской, будут неотступно преследовать его в ходе президентства не меньше, чем гротескные конфликты интересов или любые из возможных связей с Россией, которые в настоящее время расследуют ФБР и спецкомитет Конгресса.

Поскольку бизнес Трампа переживал трудные времена, предприниматель заключил сделку с NBC, чтобы вести игру The Apprentice, где на протяжении четырнадцати сезонов выступал в роли корпоративного лидера. Именно там он отточил свое мастерство шоумена и получил доступ к массовой аудитории за пределами Нью-Йорка, совершенствуя образ, который стал ядром его президентской кампании: популиста-миллиардера. Эта роль для американской истории не нова: в семидесятые годы 19 века состоятельные лидеры движения «Избавителей», южной фракции «Бурбонных демократов», связанных с Ку-клукс-кланом и другими белыми военизированными группировками, вознамерились лишить финансирования государственные школы, сократить правительство, снизить налоги для землевладельцев и ослабить позиции нового поколения темнокожих политиков.

Правда, Трамп быстро понял, что управлять реалиями национальной политики гораздо сложнее, чем вести телешоу. В переходный период между днем выборов и инаугурацией помощникам Обамы было сказано, что Трамп, не способный на чем-либо долго задерживать свое внимание, не намерен читать слишком подробные отчеты; он предпочитает одно- или двухстраничные конспекты, наглядные картинки и графику. Обама провел с Трампом одну встречу и разговаривал по телефону примерно десять раз. Беседы так и не смогли изменить мнения Обамы о Трампе, которого он считал «исключительно не квалифицированным» для того, чтобы занимать должность президента. Понимание новым президентом насущных вопросов было в лучшем случае рудиментарным. Выслушав разъяснения Обамы по поводу условий ядерного соглашения с Ираном — сделки, которую ранее Трамп считал «ужасной» и поклялся свернуть — он признал, что, возможно, оно и в самом деле не лишено смысла. В одной из многочисленных книг, автором которых он числится, «Думай как миллиардер», Трамп говорит: «Тот день, когда я понял, что мыслить поверхностно может быть большим плюсом, стал для меня днем больших открытий».

В день инаугурации в Капитолии Трамп уже не выказывал никакого благоговейного трепета ввиду стоящей перед ним задачи или уважения к своим предшественникам. Он произнес яростную отповедь в адрес сидевших за его спиной избранных чиновников и международного порядка, которому они служили. Используя риторику популистских демагогов, начиная с Хьюи Лонга и заканчивая Джорджем Уоллесом и Сильвио Берлускони, новый президент пытался донести мысль о том, что он, Лидер, пребывает в совершенной связи с народом и что вместе они избавят страну от «американской резни» и вернут ей безгреховное состояние благодати. В этом союзе, казалось, не было места для большинства электората, проголосовавшего за Хиллари Клинтон. Афро-американцы, американцы-мусульмане, латиноамериканцы, иммигранты — трудно было понять, относятся ли они к тому же самому народу в понимании Трампа. Скорее всего они, как и во время кампании, оставались для него объектами беспокойства, страха и презрения. Покидая трибуну, Джордж Буш, как сообщает New York, пробурчал: «Бред какой-то».

По всеобщему признанию, западное крыло Белого дома стало полем битвы противоборствующих лагерей. Самый влиятельный из них и одновременно единственный лагерь, который может похвастаться гарантией постоянства — семья, в частности дочь Трампа Иванка и его зять Джаред Кушнер. (Его сыновья Эрик и Дональд-младший остались в Нью-Йорке, чтобы управлять семейным бизнесом. Несмотря на обязанность ставить интересы страны выше личной выгоды, президент не желает отказываться от своего бизнеса). У Кушнера нет соответствующего опыта работы во внутренней или внешней политике. Тем не менее ему поручают установить мир между израильтянами и палестинцами, направлять отношения США с Китаем и Мексикой, реорганизовать федеральное правительство и помочь вести борьбу с эпидемией употребления опиоидов. Трудно понять, управляет ли Кушнер как руководитель всем или вообще ничем. Но в роли советника он, безусловно, достаточно силен, чтобы своим нашептыванием на ухо тестю понижать шансы соперничающих с ним советников, включая и самого отвратительного белого националиста новой администрации, Стива Бэннона. Обязанности Иванки Трамп менее жесткие, чем у ее мужа, но они, похоже, касаются того, чтобы ее отец деликатнее подходил к вопросам ЛГБТ и прав женщин, и смягчал свой нрав.

То, как Трамп распределил членов своей семьи по властным и прибыльным позициям, напоминает образ действий мелкотравчатых диктаторов. Он может колебаться в вопросах идеологии, но его приверженность семейной фирме непоколебима и не подвластна этическим нормам. Конфликты и привилегии не укладываются в рамки приличий, потенциальные доходы потрясают воображение. В тот день, когда семья Трампа принимала Си Цзиньпина в Палм-Бич, китайское правительство одобрило расширение торговых марок Иванки, чтобы она могла продавать свои туфли и сумочки на обширном рынке от Харбина до Гуанчжоу.

Трамп с подозрением относится к экспертам. Во время кампании он выражал свое недоверие к ученым, военным стратегам, университетским профессорам, дипломатам и разведчикам. Свою исполнительную ветвь власти он составил соответствующим образом, назначив на должность руководителя Агентства по охране окружающей среды лицо, отрицающее факт изменения климата; министром образования того, кто во время слушаний по утверждению в должности продемонстрировал вопиющее незнание сферы государственного образования; министром энергетики человека, который ранее призывал к закрытию Министерства энергетики; постоянные представителем США при ООН того, чей международный опыт ограничивается торговыми миссиями штата Южная Каролина; а советником по вопросам национальной безопасности человека, увлекавшегося исламофобскими теориями заговора, пока после трех недель на посту тот не был вынужден подать в отставку, потому что лгал вице-президенту Пенсу о своих связях с российским правительством.

Трамп оставил открытыми сотни важных правительственных должностей во многом потому, что не видит в них никакого смысла. «На многие из этих постов я не хочу никого назначать, потому что без них можно легко обойтись, — сказал он. — Послушайте, ну, что делают все эти люди? Все эти рабочие места никому не нужны». К тем многим федеральным ведомствам, которые ныне прозябают без руководства, относятся Госдепартамент, министерство финансов, торговли, здравоохранения и управление социального обеспечения, министерство национальной безопаности и обороны. Недавняя статья в The Atlantic описывает сотрудников Государственного департамента как «потерянных и безучастных», люди не уверены в том, какие на них возложены обязанности, от нечего делать они собираются в кафетерии, делятся своими домыслами и рано уходят с работы.

Похоже, Трамп убежден, что для ведения иностранных дел особого ума не требуется. В его администрации самые авторитетные голоса принадлежат генералам. По мнению президента, чья стратегия нацелена на то, чтобы «выбить дерьмо» из ИГИЛ (запрещенной в России террористической организации — прим.ред.), это те, кто должен выступать за международное право, эффективность НАТО, безнравственность пыток и нецелесообразность использования риторики «радикального исламского терроризма». В то же время темпы бомбардировок в Сирии, Ираке, Афганистане и Йемене растут; напряжение в отношениях с Ираном, Россией и Северной Кореей обостряется. Непредсказуемый и импульсивный выразитель собственного политического курса, Трамп нуждается в компетентных гражданских консультантах хотя бы в качестве противовеса военной точке зрения и его собственным самолюбивым прихотям. Когда консервативные обозреватели пишут о Трампе и с любовью вспоминают «безумную теорию» международных отношений Ричарда Никсона — умышленную непредсказуемость, направленную против северных вьетнамцев — они склонны упускать из виду тот факт, что эта теория не сработала. После никсоновской политики конфронтации война в Юго-Восточной Азии продолжалась еще в течение многих лет.

Президентство Трампа представляет собой бунт против самого либерализма — яростную атаку на достижения групп людей, которые за последние полвека испытали значительное, хотя и не бесперебойное, расширение прав и возможностей. В публичных заявлениях Трампа нет ничего, что указывало бы на то, что он приветствует эти моральные достижения; его язык, его тон, его личное поведение и его курс — все они подразумевают и поощряют политику негодования. Во всем виноваты Другие — этническое меньшинство, иммигранты — это они закрыли ваши фабрики, заняли ваши рабочие места, угрожают вашей безопасности.

Трампианский бунт против либеральной демократии не есть явление местного значения; он — часть тревожной мировой тенденции. Когда в 1989 году рухнула Берлинская стена, а два года спустя распался Советский Союз, начался рост демократического движения, а либерализм стремительно стал двигаться вперед, причем не только в Восточной и Центральной Европе. За тридцать лет число демократий в мире увеличилось с тридцати до примерно ста. Но начиная с 2000 года ряд значимых государств — включая Россию, Венгрию, Таиланд и Филиппины — пошли в противоположном, авторитарном, направлении. Индия, Индонезия и Великобритания стали склоняться к национализму. Арабская весна почти везде закончилась провалом. Сегодня под вопросом оказывается престиж и эффективность самой демократии. Коммунистическая партия Китая, которая в 1989 году разгромила движение за демократию на площади Тяньаньмэнь, затем поставила себе задачу доказать, что она может добиться невероятного экономического роста, игнорируя при этом требования по правам человека и политическим свободам. В России Владимир Путин заглушил политическую конкуренцию, зарождающиеся независимые СМИ и уничтожил какую бы то ни было надежду на независимую судебную власть или законодательство, в то же время сумев убедить миллионы своих соотечественников в том, что Соединенные Штаты лицемерны и аморальны, а демократичны в не большей степени, чем любая другая страна. В Турции Эрдоган упек за решетку десятки тысяч политических оппонентов, заткнул рот прессе и с незначительным большинством голосов выиграл референдум, предоставивший ему почти диктаторские полномочия. Западная Европа также находится под вопросом. Во Франции лидер Национального фронта Марин Ле Пен уверенно собирает голоса в президентской кампании под руководством двух своих давних соратников и сторонников фашизма Фредерика Шатийона и Акселя Лусто.

То, что поставлено на карту в условиях этой антидемократической волны, нельзя переоценить. Также нельзя игнорировать, до какой степени авторитарным государствам удалось сыграть на неудачах Запада — включая войны во Вьетнаме, Ираке и Ливии — и использовать их для снижения морального престижа самой демократии. Как пишет Эдвард Люс в книге «Отступление западного либерализма» ("The Retreat of Western Liberalism"): «А вот что нам пока не известно, так это, обернется ли мировой демократический кризис глобальной депрессией».

Если мы когда-нибудь были настолько наивны, чтобы верить в то, что прогресс в политической жизни неизбежен, то сейчас сталкиваемся с обратным. Freedom House, неправительственная организация, которая исследует глобальные тенденции в сфере политической свободы, выявила одиннадцатилетний спад в демократических государствах по всему миру и теперь публикует список «стран, ситуация в которых требует постоянного наблюдения». Это страны, где, «возможно, скоро случится важный поворотный момент в траектории развития их демократий». Больше всего Freedom House обеспокоена обстановкой в Южной Африке, Ираке, Кыргызстане, Эквадоре, Зимбабве и, в самой крупной из этих стран, Соединенных Штатах. Причиной, по которой в эту группу попадают США, является «нетрадиционная» президентская кампания Трампа и его «взгляд на гражданские свободы и роль Соединенных Штатов в мире».

В 1814 году Джон Адамс сослался на аристотелевское представление о том, что демократия неизбежно вырождается в анархию. «Помните, демократия никогда не длится долго, — писал он в 1814 году бывшему сенатору США из Вирджинии Джону Тейлору. — Она быстро растрачивается, истощается и убивает саму себя. Нет демократии, которая бы не покончила жизнь самоубийством». Как президент Дональд Трамп со своим шовинистским и чисто деловым взглядом на политику рискует оказаться самым безрассудным блюстителем демократии и исполнителем мрачного пророчества Адамса.

Противостоять трампизму будет нелегко. Даже если президент откажется от некоторых из своих самых суровых обещаний, даже если он выбросит свой смартфон в Потомак и перестанет приятно щекотать нервы электорату «методом собачьего свистка» и провоцировать врагов легкомысленной бравадой, он все равно останется во главе республиканского Конгресса, и ему все равно предстоит совершить ряд пугающих политических побед. Безусловно, он еще не оставил свои попытки отменить Obamacare так, чтобы лишить миллионы людей медицинского страхования; он, конечно же, не собирается откладывать в долгий ящик меры по введению жестких иммиграционных ограничений; он, разумеется, не оставит идею о сворачивании законодательных и международных усилий по спасению окружающей среды, которая уже страдает от тяжелых последствий изменения климата.

Трамп заставляет нас признать хрупкость дорогих нам вещей. Тем не менее есть признаки того, что Адамс и те, кто прочит демократическим ценностям короткую жизнь, окажутся не правы. Надежду внушают толпы людей, ставших участниками многочисленных женских маршей по всей стране на следующий день после инаугурации, недавних демонстраций в поддержку науки и более гуманной, разумной иммиграционной политики; серьезная работа судов, которые заблокировали «запрет на въезд мусульман», и ряд сенаторов и членов Палаты в обеих партиях, которые, в отличие от Митча Макконнелла и Пола Райана, отказались поставить цинизм и практическую целесообразность выше честности; образцовая работа расследовательской журналистики, которую ведут традиционные и новые средства массовой информации; достижения выступающих против Трампа кандидатов на недавних выборах в Конгресс в штатах Канзас и Джорджия.

Оппозиция Трампу также должна серьезнее задуматься о том, почему демагогу с таким скромным и причудливым опытом удалось достучаться до сердец десятков миллионов избирателей, озабоченных своей жизнью и перспективами на будущее, в то время как кандидат от Демократической партии этого сделать не смогла. Стоящая впереди интеллектуальная и политическая задача заключается в том, чтобы устоять перед самыми уродливыми проявлениями нового правого популизма — теми страхами, на которых он играет, и разногласиями, которые порождает — и противостоять последствиям глобализма, технологий и культурных перемен. Политики и граждане, которые намерены победить силы реакции и трампизма, должны вплотную заняться вопросами, связанными с потерями рабочих мест ввиду автоматизации и вывода производства за рубеж. Безработица составляет пять процентов, но этот показатель не дает точной картины положения среднего и рабочего классов, которые находятся под угрозой.

Все разъясняет политическая математика: 489 из самых богатых округов страны проголосовали за Клинтон; остальные 2623 округа, в основном состоящие из небольших городов, пригородов и сельских районов, проголосовали за Трампа. На выборы решили отправиться немногим менее пятидесяти пяти процентов всех взрослых граждан, по возрастному цензу способных участвовать в голосовании.

Эта статистика по крайней мере так же мучительна, как письмо Коми, российский взлом Национального комитета Демократической партии, стратегические неудачи кампании Клинтон и общий мрак кампании Трампа. Это статистика говорит о пассивности, которую демократия в эпоху Трампа больше не может себе позволить.

У молодых политиков еще есть время собрать силы к выборам в Конгресс в середине 2018 года и президентской гонке в 2020 году. Одна хорошо известная фигура, сенатор Элизабет Уоррен из Массачусетса, только что опубликовала «This Fight Is Our Fight», книгу об ухудшении перспектив среднего класса и консервативной идеологии со времен Рейгана. Это своего рода манифест, подобный «Дерзости надежды», который часто предвещает более высокие политические амбиции. На прошлой неделе Уоррен приехала в наш офис для часового интервью, и, по обычаю признавая ошибки, совершенные во время президентской гонки, она сосредотачивала внимание именно на тех вопросах, по которым Клинтон уступила Трампу в 2016 году. Когда придет время принять решение, Уоррен будет 69, но было бы глупо полагать, что она не относится к тем, кто разведывает обстановку.

За клоунской личиной трампизма скрывается истинная опасность. Манера Трампа лгать — это не шутка, это стратегия, способ замутнить наше сознание и ясность жизни в царстве истины. Говорят, что каждая эпоха мечтает о следующей. Теперь наша задача состоит не только в том, чтобы признать это президентство чрезвычайной ситуацией и противостоять его посягательствам на принципы реальности и ценности либеральной демократии, но и в том, чтобы думать о будущем, обсуждать, прислушиваться друг к другу, готовить, хранить и возрождать то, что нам дорого.

Дэвид Ремник — главный редактор The New Yorker (с 1998 года) и обозреватель (с 1992 года). Автор книги The Bridge: The Life and Rise of Barack Obama.


Мнение автора не всегда совпадает с точкой зрения редакции.
Источник: inosmi.ru

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter