Ее называли легендой белорусской сцены, самой народной артисткой, талисманом Купаловского театра. Стефания Станюта для многих останется эталоном актерского мастерства, хотя она практически не играла главные роли. Да и всенародная слава к ней пришла только в преклонном возрасте. Но Станюта всегда была предана театру. Ей было за 90, а она еще выходила на сцену. И как держалась! “Вы — святая, вы — икона!” — восклицали поклонники. На что она скромно отвечала: “Иконы только в церкви”. Какой была та, которой восхищались миллионы, что она любила, о чем переживала, о каких ролях мечтала? Корреспондент “НГ” полистала воспоминания об актрисе ее сына, писателя Александра Станюты.
О родителях
Стефания родилась в семье художника Михаила Петровича Станюты и красивой, но не очень грамотной крестьянки Христины Ивановны, которая до замужества прислуживала в богатых домах. Молодая семья не шиковала. В доме чаще пахло краской и скипидаром, чем едой. Мать, чтобы заработать хоть какие-то деньги, покупала соль и сметану у крестьян в Лошице и перепродавала их на базаре в Минске. А отец практически не появлялся дома — был еще тем гулякой. Его часто видели с гитарой или разъезжающим на извозчике и швыряющим налево и направо последние деньги. Тем не менее отец любил родных, возил в театр или отдохнуть за город — в лес, на речку.
О семейных праздниках
Несмотря на бедность, на главные праздники в семье — Рождество и Пасху — столы накрывали богато. Рождественский ужин мать делала из двенадцати постных блюд. Здесь были каша, кисель и обязательно ламанцы, которые обмакивали в маковое молоко. На пасхальном столе были бараний, телячий и свиной окорока, поросята, жареный и “под холодное”, с хреном. Христина Ивановна готовила мазурки (тесто, запеченное с консервированными сливами и яблоками) и обязательно свой фирменный кулич с шафраном. Конечно, все это было очень дорого для семьи, но деньги откладывали целый год — Пасха была главным праздником в доме.
Об учебе и танцах
Стефания училась в церковно-приходской школе, потом — в Минской правительственной гимназии. Ей даже довелось побывать на встрече царя Николая II — стоя с другими ученицами на пригорке на Соборной площади (сегодня площадь Свободы), она видела, как царь подъезжал к дому губернатора.
С детства Стефания любила танцы. В минской гимназии ее называли Лили — она была гибкая и грациозная, как лилия. С годами Лили превратилась в Лелю — так ее называли даже в зрелом возрасте. С подругой Олей Вашкевич они не могли пропустить ни одни танцы — натирали щеки и губы красной гофрированной бумагой, тайно обрывая ее с портретов вождей, и шли вальсировать или танцевать мазурку. Может, именно благодаря помешательству на танцах, как пишет ее сын, Станюта и оказалась в конце концов в труппе статистов Первого белорусского товарищества драмы и комедии, которым руководил Флориан Жданович и которое вскоре было преобразовано в Первый Белорусский государственный театр — ныне Национальный академический театр имени Янки Купалы.
О первых ролях
Стефания была счастлива, участвуя в массовках и хорах. С горячностью соглашалась на любой выход, в любом костюме. В “Цыганке Азе” надевала мужскую одежду, рисовала усы. Она жила театром. Со временем получила и первую роль — Химки в спектакле Голубка “Ганка”. Ей было тогда всего 16 лет. Стефании надо было выйти на сцену в нужный момент и объявить: “Ганка в колодце утопилась”. Она вышла и сказала: “Химка в колодце утопилась”. Грохнул смех, и Стефания в ужасе умчалась за кулисы... Но самое странное было потом, когда группу способной театральной молодежи правительство республики решило послать в Москву для учебы на несколько лет. В первый набор попала и Стефания. Жили студийцы почти впроголодь. Из еды были только хлеб, маргарин да мука, разведенная в воде. Но голода никто не замечал — жили высоким искусством. Учились, ходили на спектакли, сами играли. Особенный успех имели и их постановки на родном белорусском языке — “Царь Максимилиан” и “Сон в летнюю ночь”.
О романе с актером
Во время учебы в Москве Стефания влюбилась и вышла замуж за актера из этой же студии Василия Роговенко. “Наш директор Лежневич выдал по 10 рублей каждому. Я сразу купила замшевые туфли-лодочки с пряжками и фильдеперсовые чулки — в них и репетировала в “Царе Максимилиане”, — рассказывала Станюта сыну. Летом молодожены впервые поехали на море, в Крым. И, кажется, Станюта была счастлива. Но ее союз с Роговенко был недолговечным. Стефания и Василий расстались. А когда их курс отправили в Витебск начинать Второй Белорусский государственный театр (сегодня Национальный академический драматический театр имени Якуба Коласа), Василию пришлось расстаться и со сценой. Излишне веселый и шумный, он однажды ляпнул то, чего не стоило говорить. Актера отправили на 13 лет в лагерь в Магадан. Потом он вернулся в Витебск, завел семью и детей. Но жизнь уже была не та — Роговенко несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством, особенно после того, как пришла бумага о том, что он реабилитирован и состава преступления не было.
О войне
О военных годах Станюта вспоминала нечасто. Видно, сложно давались ей те воспоминания. Три года она не знала, живы ли ее родные в Минске. Отмечала на карте отступления советских войск и надеялась на лучшее. И в то же время играла в спектаклях, выступала перед больными солдатами. “Ох, Боже мой, чего только не было в войну! — вспоминала Станюта. — Ведь я, страшно сказать, была даже охотничьей собакой: бросалась в туфлях и чулках за подстреленными на охоте утками, била их, трепещущихся еще, головами о каблук. А еще я была белкой: ловко забиралась на кедры с длинной палкой, сбивала шишки с орехами”. К слову, в живых Станюта осталась чудом — когда уже возвращались в Минск, поезд сошел с рельсов и девять артистов погибли.
О гастролях
После возвращения в Минск и долгой разлуки с родными Стефания старалась не расставаться с сыном. Всегда брала его с собой на летние гастроли. В новый город приезжали, как правило, на месяц, жили в съемных квартирах, играли спектакли и много гуляли. Однажды выступали даже в донбасских шахтах. Без всяких кулис и декораций. Перед шахтерской сменой, которая вскоре должна была спуститься в забой. Шахтеры сидели на скамейке в бурых робах, касках с лампочками над козырьками. А после артисты, как вспоминала Станюта, и сами спустились в шахты, увидели, что там совсем не так, как показывают в кино, и умоляли, чтобы их поскорее подняли наверх.
Об увлечениях
Где бы Станюта ни была, она собирала желуди, ягоды рябины, шиповника, семена экзотических фруктов, добавляла к ним фасоль, кукурузу и мастерила из всего этого украшения. Выставляла “свае пацеркі” в клубе “Природа и фантазия”, в который вступила в 1970-е годы. Но чаще поделки дарила своим друзьям, коллегам и родственникам. И сама носила, конечно. “У меня для каждого наряда есть бусы, которые его дополняют”, — говорила актриса. К слову, одевалась она всегда со вкусом.
О роли-мечте
Кого только Станюта не играла! В кино — старая женщина из сибирской глуши в платке и ватнике. В театре — графиня по происхождению, попивающая шампанское. Столько образов, характеров... А мечтала Стефания об одной роли — о роли Неизвестной. “Можно без слов, только движения, пластика, — был бы отзвук того моего давнего, молодого времени. И так раскрыть характер и себя, чтобы зритель забыл, кто он в этой своей жизни, и окунулся бы в мир прекрасного и таинственного, в мир искусства, а значит, вечного”, — говорила она.
О театре и кино
Впервые в кино Станюта сыграла в 1958 году. И за всю жизнь исполнила около 60 киноролей. Как признавалась, думала, что главным в ней и для нее был театр, а когда стали приглашать в кино, даже разницу в работе сильно не почувствовала. “Правда, немного что-то зажималось внутри, когда я слышала: “Мотор!”. И потом вот еще что, — откровенничала Стефания. — В театре образ, над которым работаешь, растет постепенно. И слышишь дыхание зрителей, они как бы корректируют тебя в этом образе. Каждый раз рождается это впервые. А в кино — по кусочку, по кадру все делается, от и до, долго не видишь целого... Приглашали — и я с удовольствием соглашалась, мне интересно было все, роль полная или эпизод. Но точно могу сказать: после “Прощания с Матерой” иначе как-то стала чувствовать себя. Свобода появилась, смелость”.
О втором браке
В тридцатые годы прошлого века во время гастролей витебского театра в Минске артисты ходили учиться вольтижировке в расквартированный в городе полк. Там Станюта и познакомилась со своим вторым мужем Александром Кручинским. И все было как в романе: он был кавалерийский офицер, она — артистка. Спустя два года у них родился сын Александр, ставший впоследствии ученым, доктором наук, литературоведом. Но и с Кручинским брак не был долгим. Когда началась война, Купаловский театр был на гастролях в Одессе. Из Одессы артистов эвакуировали в сибирский город Томск. Станюта — в Томске, а муж с сыном — в Минске. Кручинский, уже бывший офицер, работал на бирже труда, помогал партизанам, но из-за того, что был в оккупации, его судили и отправили в лагерь в Воркуту, где он погиб.
mila_BLR@mail.ru