Рыцарю белорусской истории Петру Лысенко сегодня исполняется 75 лет!
Он поднял из земли древнюю крепость, создал уникальнейший музей славянской старины в мире. Самый удачливый археолог бывшего СССР живет в Минске, рядом с нами. Человек-музей! Редко кто может претендовать на такое звание. Построй дом, посади дерево, вырасти сына. Эту заповедь доктор исторических наук лауреат Государственной премии Беларуси Петр Федорович Лысенко выполнил образцово. И сейчас создает в Турове, древней колыбели белорусов, еще один музей. Такой характер у крестьянского сына – брать выше человеческой силы, запахивать по-богатырски, как Микула Селянинович из сказки. Не одно дерево, а целый лес прекрасных книг, посвященных городам, которые он раскопал, написал историк. Он изучил и воспел весь юг Беларуси!
Сквозь туман истории
Когда древнее Берестье вынырнуло из-под земли, мир вздрогнул от сенсации: белорусы нашли свою Трою! Петра Федоровича Лысенко, который сотворил это чудо, с тех пор величают не иначе как белорусским Шлиманом.
Было это давно, а для маститого археолога – как будто вчера.
Археология – тяжелый крест. Одних на раскопки тянет авантюризм, других – неискоренимое любопытство и жажда истины. Но одно ясно: всегда и везде археологи мешали местным властям, создавая хлопоты на ровном месте, где росла чья-нибудь капуста и паслись козы.
Петр Лысенко родом c легендарной полоцкой земли, из деревни Заречаны. Но юг звенел в его сердце, и тайн здесь оказалось – писать не переписать. 45 лет назад он стал искать древнее Берестье, от которого, казалось, не осталось и следа! Ведь город-то деревянный. А дерево и в пустыне не хранится, а тем паче в белорусских болотах. Великая вера и мужество помогли молодому таланту. И он увидел сквозь туман времени древний рельеф – городище на мысу, возле Волынского бастиона, на месте слияния Буга и Мухавца. Он искал клад – и клад, как в сказке, отозвался. Лысенко посмотрел сквозь землю, как будто стеклянную, и тут обнаружились черепки…
Мы сидим в апартаментах археолога, который только что вернулся из экспедиции, в маленькой однокомнатной квартире, где впору производить раскопки: столько здесь книг, рукописей, реликвий больших дорог…
— Черепки — слово магическое, – говорит он. – Тысячи и тысячи их прошли сквозь мои руки, но тогда в Бресте замерло сердце – нашлась самая западная и старая крепость Киевской Руси…
Десятилетие с лишним искал молодой ученый с горящими глазами свою Трою. Искали и другие, но повезло только ему. Как часто фанатики без степеней двигают святое колесо науки! Почти 40 лет назад он начал раскопки, 25 лет исполнилось музею «Берестье»… Удача? Каторжный труд, нечеловеческое терпение и умение верить и ждать.
Вся жизнь Лысенко – из ямы в яму, из раскопа в раскоп, из века в век… Все параллели и меридианы романтики сошлись у него на Беларуси – стране крепостей и замков, которые исчезли как дым. И сегодня белорусская история больше лежит в земле – такая судьба. Работяга, копатель и ходок, Лысенко искал всюду: Берестье и Пинск, Туров и Давид-Городок, Мозырь и Слуцк, Рогачев и Клецк ожили в тысячах находок. Замчища и городища, селища и курганы заговорили, как живые, как равные с равным, с этим мудрым кряжистым человеком – последним зубром белорусской археологии.
Да разве только нашей? Лысенко – легенда уже и русской, и украинской археологии. Давненько там не слыхать звучных находок. А когда-то мир ахал в ответ на открытия молодыми учеными Арциховским и Яниным берестяных грамот в Новгороде… После них да академика Рыбакова в археологии постсоветского пространства патриарх один — Лысенко. И, честно говоря, один из вероятных, по-моему, кандидатов на премию Союзного государства по истории и культуре. По результативности! Сейчас госпожа Клио — богиня истории — опять сделала своему любимому ученику подарок: Лысенко нашел в Бресте уникальную печь, самую старинную печь среди древностей всех славянских народов. Точно так же, как раньше в туровском холме свинцовый образок с изображением Кириллы Туровского, златоуста Руси. А затем фундамент самого старинного православного храма в Беларуси, не уступающий по ценности руинам святынь древних бриттов или франков.
Подари Родине музей
Доктор исторических наук П.Ф. Лысенко более 20 лет заведовал отделом археологии средневековья Института истории Национальной академии наук Беларуси. Автор свыше 130 научных трудов, нескольких монографий. 46 лет исследует памятники эпохи Киевской Руси на территории южной и центральной Беларуси, курганы дреговичей XI—XIII вв., древние города Туровской земли. Памятник его славным трудам – всемирно известный археологический музей «Берестье».
А нашел Берестье молодой археолог на Госпитальном острове, где стояла пограничная часть. Каким фанатиком и воистину святым человеком науки надо быть, чтобы добиться права в советские времена вести раскопки на погранзаставе! Шел 1969 год, 950-летие летописного упоминания Берестья… Как говорится, хорошей ложкой к обеду оказался подарок Лысенко славному городу, и город благодарно откликнулся – прежде всего солдаты, студенты, школьники. Берестейская эпопея длиною в 20 с лишним лет началась... Обычно древнерусские города исследуют большие группы, а в Берестье работал крошечный отряд, который взял на себя труд поднять из глубин земли, исследовать и подарить белорусам целый древний город. И каковы же были жители древней крепости, наши дорогие предки?
Храбрые воины – оружия в раскопе целый арсенал! Только роста тогда дреговичи были скромного: двери в избах города невелики, самые большие – высотой метр; понятное дело, рубили их такими и в целях безопасности. Коровы у берестейцев были почти как телята, на 30 см ниже нынешних буренок — это видно по костям. 300 лет жили русичи без кошек, очевидно, терпя бедствия от мышей и крыс. Появились кошки только в ХIII в., должно быть, привезли из Азии. В европейских замках в Х в. то же самое — одни собаки. Кошка появилась как спасение амбаров и клетей, поэтому и стала в отличие от собак «богоугодным» зверьком: в монастырях, известных своей строгостью, кошки живут и сегодня.
Но у берестейцев, кстати, почему-то было плохо в те времена и с курами: костей их в культурном слое, то бишь в слое отходов, почти нет. Понятно, что дичи в дикой пуще хватало. Да и куры-то, пожалуй, в хозяйстве имелись, но на зуб они горожанам попадали редко – уходили в виде дани стольному Киеву. Киев обложил Берестье, помимо всего прочего, и медом: бочками гнали его в стольный град на медовуху – крепко гуляли тогда Ильи Муромцы. Так вот все эти маленькие и большие тайны мы знаем сегодня благодаря трудам Лысенко.
Петр Лысенко – первооткрыватель Батьковщины, бесстрашный труженик, хранитель памяти. Берестье – символ страны сторожевой, воинской, мужественной. Это западный форпост Руси перед кичливыми соседями. В этом он уникальнее Полоцка или старого Вильно. Вот только эту славу и образ Берестья нам еще предстоит осознать. Оно на 400 лет древнее Великого княжества Литовского, о котором столько звона.
Берестяной город
Сотни редчайших находок достал из речного песка на мысу, где сливаются Буг с Мухавцом, археолог. Попало ему в руки настоящее тележное колесо, лыжи, кожаный мяч, рулевое и гребное колеса… А еще шахматные фигурки — король и ладья. Вырезаны из кавказского самшита – вот откуда плыли купцы! Но не только в сборе редкостей заключалась задача Лысенко.
Польские ученые, передергивая карты, считали Брест польским городом, пользуясь его ополяченным именем – Brzesce, Бжест… Лысенко же считал, что истина в древнем имени – Берестье, и Берестейская крепость была стражем белорусской границы как суровый и могучий рубеж, наравне с грозными пущами Беловежья… Так и оказалось. Одна тайна все же не далась ему – откуда взялось слово «Берестье»? От бересты (березы) или береста, то есть вяза на старославянском? Что ж, почти за тысячелетие изменилась и сама пуща: нет сегодня под Брестом ни обширных березовых рощ, ни тем более вязов.
Чем питались жители города-крепости, Лысенко узнал в точности: жили за счет стад за рекой (в самой крепости нашел он только один маленький хозяйственный дворик), рыбу ловили, в том числе и лосося (вот чем были богаты наши реки!), охотились на оленей и зубров. А что пили? Не нашлось тут в раскопах ни русских братин, ни украинских корчаг для медового пива. Ответ нашелся на раскопках в Пинске. Обнаружились осколки амфоры, на одном из них надпись: «Ярополче вино».
Немец Шлиман в Трое нашел золото царя Приама, а Лысенко раскопал старинную прадедовскую избу на 12 венцов, которая не дешевле золота. Такого не знали археологи и в Великом Новгороде! Обычно дерево такой давности истлевает, а тут, на острове, шквал фантастических находок. Лысенко нашел и первый славянский букварь! Да еще какой оригинальный!
Египтяне оставили свои первые письмена на папирусе, Русь – на бересте. А белорусы? Никогда не догадаетесь! На южном самшите! Глянул Лысенко на желтый гребешок из раскопа, а на гребешке с двух сторон азбука – аз, буки, веди, глаголь, добро… Милая сердцу кириллица, на которой писали дреговичи, а не польская латиница. Мудро поступил наставник: почешешь гребнем голову и родную грамоту вспомнишь.
Спарта на Буге
Когда читаешь интереснейшие книги Лысенко о Турове, Пинске, Берестье, ярко встают гордые и мужественные облики наших твердынь и колыбелей. А глядя на портрет города на Буге, вспоминаются древнегреческие города-республики: такой поразительной скученности домов нет ни в одном древнерусском городе. Почему? Берестье жило в постоянном отражении атак с Запада, ляхов, скандинавов, и ради безопасности не хотело разрастаться, теснясь на речном острове.
Берестье – наша белорусская античность. И это не такой уж парадокс. Берестейцы жили сурово и просто и напоминали древних жителей Спарты: мало обнаружено тут драгоценностей и прочих украшений, но зато великое множество всякого оружия. И еще свинец. Как и в Турове, его тут широко использовали и для церковных целей, отливая из серого металла, который позже шел на пули, иконки, – очень неожиданная символика.
Но мало достать из земли город, надо его еще и спасти!
Пришлось бы на многих листах описывать многолетнюю драму спасения раскопанного Берестья, для которого в республике до приказа А.Н. Косыгина, к которому лично обратился Лысенко, не находилось ни материалов, ни средств. И всюду толкачом, добытчиком, хозяйственником приходилось выступать тихому ученому, которому бы лучше писать книги. Больших слез стоило древнее Берестье человеку, который подарил его своей стране. Но нет громкого упоминания Берестья на визитной карточке Беларуси. История для нас начинается с замков, которые моложе крепости на Буге на многие сотни веков. А вот китайцы гордятся своей Великой стеной, ведь с нее начинается их держава. Так вот, белорусская державность началась не с литовского княжества, а с таких символов, как Берестье, которое как форпост и есть наша Великая белорусская стена!
В будущем году у музея «Берестье» юбилей – 25 лет. Будет ли эта дата в белорусском календаре «Родны край», который 20-летие музея преспокойно позабыл, как и 70-летие П. Лысенко? Но о Лысенко не очень помнит и Брест, власти которого давно могли бы сделать его своим почетным жителем. И ведь по заслугам. Музей, который Лысенко подарил Бресту, со 2 марта 1982-го по июль 2006-го посетили более 2,56 млн. человек, проведено 27 278 экскурсий, колыбель белорусов увидели граждане из 32 стран. Много? Я думаю, не очень. Так как через Брест проезжают многие миллионы жителей, наверное, из сотни стран.
Скромно и незаметно рядом с нами живет великий археолог, которому мать-история Клио решила приоткрыть свои тайны. А она, заметим, весьма привередливая дама. Но Лысенко оказался достойным ее подарков. Его труд – это напоминание нам: любите предков, глубокую историю нашу, которой не одна тысяча лет! И соль наших характеров, и сила, и мудрость уходят куда дальше европейского средневековья с рыцарскими замками и турнирами. А нам сегодня, увы, подавай только этот стандарт. Но пока стучат «ходики» – трудится усталое, на железных скрепах, шунтированное сердце, — рыцарь белорусской истории в очередной экспедиции. Ему как защитнику наших крепостей есть что защищать. Он, как зубр Беловежья, всегда в темной чаще леса – в глубине веков, таких таинственных, таких прекрасных.
