Станислав ТИТКОВ: «Такими я их запомнил»

НЕДАВНО родные Станислава Петровича передали редакции один экземпляр его воспоминаний. Прочитав их, мы были поражены искренностью, точностью и полнотой, с которыми он нарисовал портреты своих современников, передал черты их характеров, стиль и методы работы. Отдельные отрывки из этой книги мы предлагаем нашим читателям.

Читатели «Белорусской нивы» знают о книге Станислава ТИТКОВА «Немного о времени и о себе», которая вышла в свет в прошлом году. Наша газета в нескольких номерах рассказала и о ее авторе, к сожалению, безвременно ушедшем от нас, и о многих героях его зарисовок.

НЕДАВНО родные Станислава Петровича передали редакции один экземпляр его воспоминаний. Прочитав их, мы были поражены искренностью, точностью и полнотой, с которыми он нарисовал портреты своих современников, передал черты их характеров, стиль и методы работы. Отдельные отрывки из этой книги мы предлагаем нашим читателям.

 «Помогайте людям, они этого заслужили»

Как-то в воскресенье, воспользовавшись тишиной выходного дня, в служебном кабинете готовил доклад на очередной пленум райкома партии. Около одиннадцати часов утра вдруг резко открывается дверь (я еще удивился, кто так решительно врывается ко мне?) и входит (вот это неожиданность!) Кирилл Трофимович Мазуров. Я в первые секунды растерялся, глазам своим не поверил, вроде бы быть такого не может. Но не снится же мне это... Кирилл Мазуров — первый секретарь ЦК КПБ, кандидат в члены политбюро ЦК КПСС — и без предупреждения, без свиты в моем служебном кабинете.

Он заметил мое смущение и махнул рукой, мол, не волнуйся. Кирилл Трофимович спросил, где находится первый секретарь. Я ответил, что его можно быстро найти по рации, он поехал в колхоз «Победа». «Не надо, — остановил меня Мазуров, — пусть занимается делами по своему плану. Мы побеседуем с вами».

Кирилл Трофимович расспрашивал о многих рогачевских партизанах. Возможно, он и проверял меня как секретаря райкома партии, знаю ли я тех, кто не стал отсиживаться в тихом месте в трудную годину, заботится ли местная власть о них? Но мне показалось, что он делал это не казенно, а с душой. Он словно и сам вспоминал то прошлое, с теплотой говорил о тех, кого знает.

Видел я, что беседой первый секретарь ЦК остался доволен. Я не оставил ни одного вопроса без конкретного ответа.

«Молодцы! — похвалил он местную власть в конце. — Помогайте людям, они заслужили внимания. Так бывает далеко не везде. Нам недавно на бюро ЦК пришлось освободить первого секретаря одного из горкомов партии. Просмотрели в нем червоточину при выдвижении. Оказался заносчивым, грубым, невнимательным к людям. Такому наплевать и на ветеранов, и на молодежь. Правильно в народе говорят: Полбеды, если барин становится хамом, беда, если хам становится барином.

Мазуров задал еще несколько вопросов о хозяйственных делах и стал прощаться. Я попытался проводить высокого гостя до границы района, но он категорически отказался. Позволил проводить только до машины. Пожал руку, сел за руль «Волги» и уехал. Сказал, что последует дальше, на Гомель. Меня удивило, что первый секретарь ЦК был в машине один, без свиты, без охраны, без сопровождения. Ни тени чванства, искреннее внимание к собеседнику, искренняя, а не показная простота, забота о тех, с кем когда-то сталкивался в совместной работе.

Эта встреча с Кириллом Трофимовичем Мазуровым стала для меня хорошим уроком.

 «Ну, как жизнь, браток белорус?»

Однажды осенью в Белорусском военном округе проводились крупномасштабные учения с привлечением воинских подразделений из других регионов Советского Союза.

На подведение итогов приехало не только высшее военное командование в полном составе, но и все члены политбюро ЦК КПСС во главе с Л.И.Брежневым. В тот день на мою долю выпала очередь дежурить по ЦК.

Утром, накануне парада, маршалы и генералы решили подняться в кабинет к Машерову. Мне, как бывшему солдату, ничего не оставалось, как непроизвольно принять «смирно» и замереть на время прохода высоких чинов. Первым шел Петр Миронович. Чувствовалось, что он взволнован, переживает, чтобы не было никаких сбоев в отработанном сценарии мероприятий. Он кивнул мне головой в знак приветствия и пошел к двери. Остальные гуськом проследовали за ним. Где-то в середине этой длинной вереницы шел Брежнев. Он глянул на меня. Подошел к столу, за которым я стоял, пожал руку и спросил: «Ну, как жизнь, браток белорус?» «Спасибо, Леонид Ильич, хорошо», — ответил я генсеку.

Увидев интерес генерального секретаря к человеку, мимо которого они прошли равнодушно, словно возле неодушевленного предмета, компания высоких чиновников вынуждена была исправлять свой промах. Те, кто уже входил в кабинет Машерова, развернулись и сочли необходимым пожать мне руку. Среди них были и министр обороны маршал Гречко, члены политбюро, секретари ЦК КПСС.

Частушки о Шевелухе

В моменты наивысшего трудового напряжения, когда все силы включались в борьбу за проведение сева в самые сжатые сроки или уборки зерновых, картофеля, в район, как правило, наведывались руководители республики. Неистовый и неутомимый в работе Петр Миронович Машеров вел себя так, словно находился в бессрочной командировке. Во время страдной поры он практически навещал каждый район. Как только начинал сходить снег, на полях все шире разрастались проталины, мы все невольно поглядывали в небо, не слышится ли вдали характерный стрекот вертолета.

Понятно, что в Центральном комитете КПБ также с волнением следили, когда и куда отправится первый секретарь. Его рабочие поездки становились своеобразным испытанием и для работников инспекторских групп, сельхозотдела и секретаря ЦК по селу. Нам, руководителям районов, вскоре пришлось убедиться, что перед тем, как пожалует Петр Миронович, скорее всего может примчаться секретарь по селу Шевелуха. Энергией он был одарен необычайной. Но его бурная, временами даже сверхбурная деятельность, принесла аграрной отрасли республики больше вреда, чем пользы. Шевелуха буквально метался по республике, кадры просто трепетали. Он производил много информационного шума, который на поверку оказывался проявлением верхоглядства, демагогии.

Скажем, выезжает товарищ Шевелуха в южные районы республики, где преобладают песчаные, супесчаные почвы, и осматривает там посевы. Они выглядели красиво, радовали глаз любого человека, а секретаря ЦК приводили в экстаз. «Вот как надо сеять, вот как надо работать! В прессу! На телевидение!» — восклицал он и мчался дальше. Через день он мог оказаться намного севернее, в районах, для которых характерны тяжелые суглинистые почвы. Их засевали недели на две позже, чем в южных районах. Естественно, что и в силу разных сроков, и в силу особенностей почвы поля с посевами зерновых выглядели не так красиво: время изумрудной красоты для них было впереди.

Но Шевелухе, видимо, недосуг было вникать в тонкости агрономии. Он буквально раздраконивал кадры, громил их словесно и административными мерами. Критика была сколь грозной, столь и несправедливой. Ему и в голову не приходило сравнить результаты, полученные на полях, где всходы были ранними, с теми, где всходы, по мнению Шевелухи, запаздывали.

В ту пору на селе сочинили въедливую частушку:

Дождей нету,

Стало сухо.

В область едет Шевелуха,

Он прихватит Камая,

Будет шума ай-я-я.

Последнее слово исполнители частушки произносили иначе, я не рискую его приводить здесь. Употребление нелитературного, бранного выражения как бы подчеркивало степень неуважения к человеку, который хоть и занимал высокий пост, но уважением в народе не пользовался.

Еще одно его деяние получило оценку со стороны Машерова после посещения Докшицкого района. Оно, пожалуй, стало кульминационной точкой в карьере Шевелухи.

Докшицким районом в то время руководил Н. И. Устин, вдумчивый, сильный профессионал. О таких, как правило, говорят: «Хороший хозяин!» И Петр Миронович, видимо, полностью разделял это мнение. Во время той поездки Машеров попросил показать посевы пшеницы, культуры, которая какое-то время считалась малопригодной для выращивания на белорусских полях. Но грамотные агрономы добивались успехов. Вот и на этот раз Устин показал первому секретарю ЦК поле, урожайность пшеницы на котором превышала 40 центнеров с гектара.

«Молодец! Удивил! Это же урожай на уровне кубанского!» — восхищался Петр Миронович. «А меня именно за это поле едва не сняли с работы, едва не исключили из партии», — не преминул заметить Устин. После этого ему пришлось рассказать историю в подробностях.

(Продолжение в следующем номере.)

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter