ОДНАЖДЫ журналистская судьба занесла меня в небольшой баварский городок
А накануне мне довелось увидеть здесь немецкую военную кинохронику: по такому же городку с барабанами и знаменами шли в горы подростки в штормовках. Шли на спортивные сборы будущие летчики, танкисты, пехотинцы, которые карателями ворвутся потом в наши города и села. Жители городка, похожего на игрушечный, высыпали тогда на улицы, подняв руки в фашистском приветствии. Теперь в центре городка я увидела памятник тем погибшим немецким солдатам. Я вспомнила нашу сожженную сталинградскую улицу, и мной овладело мстительное чувство: я стала считать, сколько фамилий погибших начертано на обелиске, а потом пошла по улицам и считала количество особняков, увитых цветами. Зачем я это делала? Я хотела знать — в каждый ли дом попала похоронка? У меня получилось, что в каждый. Мне казалось, что именно этот живописный склон я видела на снимках, которые мы собирали в детстве около подбитого немецкого танка вблизи моей разрушенной школы.
ИЗ ОКОН нашей школы был виден подбитый немецкий танк. Мы ходили вокруг него, подбирая разбросанные фотографии. С удивлением разглядывали на них живописные склоны и утопающие в цветах особняки. Мы таких зданий и не видели сроду. Наши дома были построены из глиняных блоков, которые для прочности замешивали на коровьем навозе. Сколько метров немецкий танк не дошел до нашей школы? По нашим подсчетам — не более 70.
Мы видели и другие подбитые немецкие танки на нашей широкой улице, которая из степи спускалась к Волге. Но знали и другое — как быстро и аккуратно, буквально за несколько часов, немцы тягачами волокли подбитые бронемашины в нашу Вишневую балку — бывшую нашу игровую площадку. В балке теперь была устроена немецкая ремонтная база. А вот этот танк перед нашей школой они бросили. Что-то сломалось в отлаженном немецком механизме. Мы спросили об этом у нашего учителя-фронтовика. Его ответ врезался в мою память. Он сказал: «Партизаны мосты подорвали — вот и не смогли немцы одолеть считаные метры».
Я помню чувство, которое остро испытывала тогда. Все смешалось разом: подорванный танк, не дошедший до нашей школы, неведомые нам партизаны и немецкие фотографии, которые мы подобрали. От нашей школы до Волги мы доходили за 20 минут. Но немецкий танк не прорвался к берегу. Эти события, произошедшие на нашей улице, казались мне тогда таинственными. Когда я, став журналистом, поехала в Беларусь и встретилась с одним из бывших партизан, все встало на свои места.
...АНАТОЛИЙ Павлович Шиманович в 1941 году окончил школу и мечтал поехать учиться в Московский авиационный институт. С родителями они жили в небольшой деревне Плюсса под Минском. В доме на стенах висели его планеры и листы ватмана, на которых он изображал очертания самолетов. Немцы заняли те места на седьмой день войны. В военном дневнике Анатолия Шимановича появляются первые записи: «На здании бывшего сельсовета немцы повесили объявление: «В случае задержки сдачи зерна деревня будет сожжена».
Осенью 1941 года по деревне пошли слухи, что в лесной чаще действуют партизаны. Никто не знал — кто они и где находятся. Ему, тогда секретарю комсомольской организации школы, оставаться в деревне было опасно. Староста уже обходил дома и требовал, чтобы молодежь явилась на регистрацию, составлялись списки, кого отправят на работу в Германию.
«Я сказал родителям, что пойду в лес искать партизан, буду воевать. Мать сшила мне мешок с лямками, положила хлеб, сало, спички, теплую одежду. Чтобы я мог продержаться в лесу какое-то время. Я ушел в лес, надеясь на удачу. Через несколько дней меня окликнули: «Кто такой?» Привели к командиру отряда. Расспрашивали с недоверием. Одно и то же я повторял по нескольку раз. Обидно мне стало. Я оставил родителей, ушел, чтобы воевать, а мне не доверяют. Почему? Впоследствии, находясь в отряде, я понял, что такие меры предосторожности в партизанском лесу были жизненно необходимы».
Вскоре он оказался в знаменитой бригаде «Дяди Коли». Сначала их было всего 50 человек. Он увидел в бригаде своих одноклассников и учителей.
Пройдет два года, и отряд «Дяди Коли» станет одной из крупнейших бригад Белоруссии. В ее составе станут сражаться полторы тысячи человек. Командир бригады Петр Григорьевич Лопатин будет удостоен звания Героя Советского Союза.
В БЛОКНОТЕ Анатолия Павловича Шимановича тщательно записаны партизанские выходы на железную дорогу, где они охотились за вражескими составами с военными грузами, операции разведчиков, бои с карателями, которые отправлялись на расправу с жителями деревень, помогавшими партизанам. В памяти Анатолия Павловича остались даты и многие подробности тех операций.
Он показал мне на карте участок железной дороги между станциями Смолевичи и Жодино. Здесь была его партизанская передовая.
«Партизаны открыли второй фронт еще в 1941 году. Подпольщики, работавшие на станциях, передавали нам, когда пойдут составы с танками или с горючим, — рассказывал Анатолий Павлович. — Нам приходилось много ходить по лесным болотистым местам. По 50—60 километров в один конец. Мы были готовы на любые испытания, лишь бы нанести урон немецким карателям. Опасаясь партизан, немцы вырубили лес вдоль железных дорог на 100—150 метров. Поставили вышки с пулеметами. Освещали по ночам железную дорогу прожекторами. И все-таки нам удавалось пробраться к «железке».
На железную дорогу Анатолий Павлович Шиманович ходил пятьдесят раз. Каждый раз группа шла на верную смерть. Не было двух одинаковых операций. Каждый выход к «железке» — особенный.
Однажды пошли на задание в октябре 1943 года. «Шли дожди, которые мы проклинали всю дорогу. Не думали, что эти проливные дожди спасут наши жизни и помогут выполнить задание. Два дня ползали в грязи около насыпи, но подняться на нее не смогли. Дождь такой, что даже немецких вышек не видно. И мы решили: «Если мы их не видим, то и они нас не видят». Добирались к «железке», не заходя в деревни, ни разу не разжигали костер. Опасно! Выбрали ложбинку, которая вела к железной дороге. Я пополз один. Ребята остались прикрывать меня. Грязь была такая, что сапоги с ног сдирала, цеплялась за полы пальто, набивалась в рукава. Руки скользили по размытой дождем земле. И все-таки я ухватился за стальной рельс. Услышал вдалеке шум поезда. От подпольщиков знали: идет состав с танками. Я успел все-таки поставить мину и отползти к лесной опушке, где меня уже ждали ребята».
«Во время одной из операций был тяжело ранен в ногу мой друг Алексей Анищенко, — говорил Анатолий Павлович. — Наш хирург Ольга Тихоновна Бакун сказала: «Придется ампутировать ногу». Алексей Анищенко попросил меня, чтобы я держал его за плечи во время операции. Раненого положили на стол. И хирург обыкновенной ножовкой стала отпиливать Алексею кость. Никакого наркоза и хирургических инструментов у нас, конечно, не было. Алексей страшно кричал, его тело выгибалось от боли, я старался прижать его к столу, чтобы он еще больше не повредил себе раненую ногу. Запах мха навсегда соединился для меня с запахом крови».
КАРАТЕЛИ окружали лесные чащобы и болота, где находились партизаны, и устраивали им блокаду. Под защиту партизан бежали жители. «У нас кончались боеприпасы, продукты. Остатки муки разводили болотной водой. Питались корнями болотных трав. Кинжалами снимали березовую кору, ели древесную кашицу, — говорил Анатолий Павлович. — Подбирали и грызли лошадиную кожу. Невозможно было разжигать костры. Над нами кружили немецкие самолеты. Каждый день партизаны, голодные и измученные, вели бои. Раненых собралось столько, что не хватало ни бинтов, ни носилок, ни людей, чтобы их вынести. Раненых прятали в болоте под вывороченными корягами».
Так спрятали и Анатолия Шимановича, когда его ранило в ногу. «Это было 21 июня 1944 года. Поставив пистолет на боевой взвод, я лег между двумя кочками, ноги спрятал под поваленную ольху. Санитарка укрыла меня сверху мхом. Облепленный грязью я дышал через тростинку. Поблизости слышались выстрелы и немецкие команды: «Хальт!» В голове билась мысль: «Живу последние минуты». В холодной воде я находился до поздней ночи. Меня трясло от озноба. Шевелиться было невозможно. Немцы стреляли, услышав любой звук. Ночью стало тихо. Я вылез на остров. Достал из укрытия одежду, остатки еды, сапоги, в которые я спрятал свой блокнот в кожаном переплете».
Больше всего меня поразила последняя запись в блокноте Шимановича. Выбравшись из-под коряги, раненый, голодный Анатолий записывает сведения, которые передали партизанские радисты: «В Париже идут бои. Надеюсь, скоро Париж будет освобожден».
Партизаны, проводя боевые операции среди болот, верили, что они связаны с общим ходом войны. Так оно и было на самом деле.
В декабре 1942 года наступление танковых армад Манштейна под Сталинградом откладывалось из-за диверсий партизан на железных дорогах. В дни Курской битвы тысячи партизан вели рельсовую войну. И эти партизанские операции в тылу врага помогли осуществить главную стратегическую задачу лета 1943 года. Враг потерпел поражение на Курской дуге. В то время в тылу врага воевало более миллиона партизан и подпольщиков.
В те дни, когда Анатолий Шиманович, раненый, укрывался в болоте, которое блокировали немецкие каратели, издалека послышались орудийные залпы. Наши войска прорвали фронт. От Орши к Борисову, вблизи которого находилась бригада «Дяди Коли» и другие партизанские соединения, по деревянным гатям, проложенным среди болот, шли советские танки, артиллеристы тянули орудия, пробирались стрелковые полки. Началось освобождение Белоруссии.
...НА НЮРНБЕРГСКОМ процессе главарям фашистского рейха предъявили документы о расправе над партизанами и мирными жителями Минской области во время блокады, которую пережил и Анатолий Шиманович. Вот немецкий отчет о карательной операции вблизи озера Палик, где воевала бригада «Дяди Коли»: «При количестве 4500 убитых врагов на поле боя было подобрано всего 492 винтовки». Страшная картина расправы над «семейными лагерями», госпиталями и крестьянами, ушедшими в партизанскую зону. Само озеро Палик стало особым символом жестокости карателей на белорусской земле.
Людмила ОВЧИННИКОВА
