"Ссохшийся Ленинград корочки хлебной ждет..."

Блокадная история семьи, реконструированная потомками

Совсем скоро будет отмечаться очередная дата прорыва блокады Ленинграда. У нашей семьи на этой страшной странице истории есть и личные кровавые строки: родители оказались в блокадном городе. В семейном архиве хранится немало документов военных лет. Теперь эти пожелтевшие письма, справки, удостоверения обрели для нас ту особую значимость, которая появляется у документов по мере их старения. По ним-то мы и реконструировали те страшные дни в холодном городе, которые пережили родители.

"...Как пуля пронзает сердце, так весть о начале войны пронзила Молю. Она прижала 2-летнего сына и замерла у окна, слушая сообщение по радио. Двенадцать часов дня. Муж еще не скоро придет со службы. Мысли заметались. Как быть? Она теперь в ответе за сына Ленечку и за не рожденное еще дитя. Ее муж, ее любимый Колюша - военный. Может быть, поехать к маме, к родным в Хальч? Нет, не поеду... Как Колюша будет приходить в их пустую квартиру на Выборгской стороне? Останусь. Так решила Моля и успокоилась".

Моля - Мария Николаевна Селькина, в девичестве Чернова. Родилась 19 января 1919 года в деревне Хальч Ветковского района. После окончания школы и курсов машинисток вышла замуж за Николая Ивановича Селькина, уроженца той же деревни. Николай, продолжая семейные традиции, вместе с отцом и братьями работал на "Гомсельмаше". В ноябре 1938-го его призвали в РККА. Он участвовал в присоединении к СССР западных территорий Украины и Белоруссии, потом в советско-финской войне. С 1939 года семья жила в Ленинграде на Выборгской стороне в Воронцовом переулке, д. 6б, квартира 7.

"...Николай приехал с работы буквально на пять минут. Поцеловал жену, обнял сына, попросил собрать самые необходимые вещи в маленький чемоданчик - нужно возвращаться в часть.

На следующий день 23 июня 1941 г. в Ленинграде был дан первый сигнал воздушной тревоги".

Младший лейтенант Николай Селькин очень хотел вывезти семью из Ленинграда. В нашем семейном архиве сохранилась справка штаба 194-го зенитного артиллерийского полка, удостоверяющая, что Селькина Мария Николаевна является женой военнослужащего кадрового состава Красной Армии и эвакуируется из пределов Ленинграда в Новосибирскую область с одним ребенком. Справка датирована 26 августа 1941 года. Но уехать они не успели...

"...В середине октября Моля родила дочку Инночку. Пока была в больнице, Леня оставался у соседки. Часть еды, которой кормили в больнице, она передавала сыну. На фоне всеобщего горя маленькое, родившееся дитя вызывало умиление и жалость одновременно. В квартире не стало света, воды, не работала канализация. За водой приходилось ходить в соседний дом в подвал, там из трубы еще лилась тоненькая струйка".

В октябре по карточкам уже ничего, кроме хлеба, не давали. В ноябре суточная норма хлеба для иждивенцев стала 125 граммов. Его разрезали на маленькие кусочки. Делили на порции, чтобы хватило на целый день. Часть заливали кипятком, солили, настаивали, чтобы набух. Есть надо было очень медленно. Но зачастую не хватало мужества: тюря быстро проглатывалась. И опять мучил голод. А потом была страшная зима с морозами до 40 градусов.

"Она с детьми ютилась в кухне, где стояла печь "буржуйка". На растопку шло все: стулья, вещи, книги, дощечки паркета, которые она с трудом отковыривала большой отверткой. Свечи кончились. Моля смастерила из жгута и репейного масла коптилку-светильник. Инночку переодевала и кое-как протирала тряпочкой, смоченной в теплой воде под одеялом.

Во время бомбежек, особенно ночью, перестала бегать в бомбоубежище. Временами казалось - пришел конец, сейчас упадет бомба и все рухнет".

По хлебным карточкам стали выдавать муку: горсть на 5 дней.

Мертвые лежали на улицах, у магазинов, в квартирах. Их перестали хоронить, даже перестали зашивать в тряпье и наволочки - повсюду лежали голые заледеневшие трупы. Люди стали варить ремни, овчинные полушубки, стельки и языки от ботинок. В городе уже не было кошек, собак, голубей. Уже не скрывали и того, что появилось много людоедства. Особенно - маленьких детей. Их заманивали, а после как телятину продавали. Отрезали мягкие места у умерших людей. И ели.

"...Моля жила в постоянном страхе за детей. На улицу выходила только при крайней необходимости. Жутко боялась, что ее убьют на улице, а в холодной пустой квартире умрут дети.

Николай воевал на Ленинградском фронте командиром транспортного взвода 194-го зенитно-артиллерийского полка 2-й Ленинградской Армии ПВО. Он оборонял Ленинград и участвовал в операциях по прорыву блокады. Только однажды в январе 1942 г. ему удалось заехать домой и привезти семье спасительную кружку с гречкой. Тогда он впервые увидел свою 3-месячную дочь. Всегда выдержанный, Николай не смог удержать слез, увидев исхудавших жену и сына".

23 ноября 41-го открылась "Дорога жизни" - ледовая трасса по Ладожскому озеру. Когда 20 января 1942 года впервые увеличили норму выдачи хлеба, рабочим - 300 граммов, иждивенцам и детям - 200 граммов, все кричали "Ура!" и плакали от радости.

"...Моля, простояв несколько часов на морозе в очереди за продуктами, прижимала к груди драгоценный пакетик. Она боялась поскользнуться, боясь, что кто-нибудь отнимет драгоценную еду. Одна мысль стучала в висках: быстрее добраться до дома. Но начался обстрел города. Снаряды разрывались совсем рядом. Она не хотела спускаться в бомбоубежище. Но ее кто-то силой втолкнул в подъезд и еще обозвал "дурехой". Когда прозвучал отбой, на улице, как раз на дороге к дому, дымилась большая воронка".

В апреле потеплело. В городе начали ходить трамваи. Во многих домах возобновились подача электроэнергии, водоснабжение. Но по дорогам города все везут на тележках, колясках трупы. Детские тельца матери всегда несут на руках...

В мае открылись столовые усиленного питания. К ним стали прикреплять на 2 - 3 недели истощавших - по назначению врачей поликлиник, через специальные комиссии.

У нас сохранилось удостоверение, выданное Селькиной Марии Николаевне на право входить в военный городок "Лесное" с домашними вещами по предъявлении паспорта. Действительно по 1 октября 1942 г.

22 мая 1942 г. на Ладожском озере открылась летняя навигация. Продолжалась эвакуация стариков, женщин, детей, раненых.

"...Она знала, что дорога будет опасной. Но это уже не пугало. Лене - 3 года и 8 месяцев, Инночке - 8 месяцев. Эвакуация назначена на 21 июня 1942 г.

Мысленно Моля прощалась с городом, с домом. 10 месяцев страшной блокады остались позади. Они выжили. Это главное. Хуже уже не будет. Потому что не может быть хуже".

Оказалось - может.

"...В дороге Инночка заболела. Поднялась высокая температура. Моля, обессиленная от голода, от напряжения переезда, боролась за детскую жизнь из последних сил. На первом эвакуационном пункте их покормили горячей манной кашей. Дали ребенку аспирин. Их высадили в городе Бабаево Вологодской области".

У нас сохранилось 11 ее писем. Они адресованы мужу, на фронт. Затертые на сгибах, написанные на грязно-желтой оберточной бумаге, со штампом "Проверено. Военная цензура". Треугольники и самодельные конвертики.

Адрес полевой почты N 75689 выведен крупным четким почерком.

Долгое время мы не решались прочитать их. Не решались вторгнуться в личную жизнь родителей, не могли преодолеть незримую преграду.

По прошествии 60 лет после их написания мы решились...

Письма 24-летней женщины полны любви и волнения за родных, детей и мужа.

По приезде она с Инночкой попала в больницу. Девочка не оправилась: подорванный вечным голодом маленький организм не выдержал. Инночка умерла в декабре 1942 г.

"...Моля плакала от бессилия. Как страшно хоронить дочь. Как тяжело хоронить дитя - в чужой земле на чужой стороне.

И только письма любимому выручали ее. В них она могла выразить всю свою боль и отчаяние.

Надо было бороться за жизнь сына. После блокады он тоже болел. Устроилась на работу в овощехранилище. Перебирала картошку. Несколько гнилых картошин давали домой. Они здорово выручали. В сентябре ее перевели работать кладовщиком. Ответственности и забот прибавилось.

В мае на колхозном поле под лопату посадила три ведра картошки и капусту".

В январе 1943 г. Николай участвовал в прорыве блокады Ленинграда. Дрались за каждый клочок земли. И все же немцы были отброшены от города. Блокада снята окончательно! Потом Николай участвовал в освобождении Шлиссельбурга, Нарвы, Кингисеппа, Пскова.

"...Моля почти каждую неделю писала ему. Она верила, что своей усердной работой помогает громить врага, приближает долгожданную встречу".

Все, казалось бы, налаживается. Только бы его не убили, только бы судьба сберегла. Ведь самое страшное уже позади.

Но опять оказалось - может быть еще страшнее. В феврале 1944-го Николай, вместо привычного, полного любви письма от жены получает сообщение, что Селькина Мария Николаевна погибла при исполнении служебных обязанностей...

Только через полгода сумел он приехать в Бабаево, чтобы забрать сына и увезти к родителям, в освобожденный Гомель. После он с победой прошел по Украине, Румынии, Венгрии, Австрии, Чехословакии. Его военная служба продолжалась до 1955 года. Но это уже совсем другая история.

Уже выросли их внуки, правнуки. Жизнь продолжается. Ее нельзя остановить. Но надо помнить. Все - и трагические минуты, и счастливые. И эту историю из жизни родителей мы написали в первую очередь для собственных детей и внуков. Ведь большая история всегда начинается с малой.