Колониальное мышление на самом деле никуда не делось. Принято говорить, что все страны равны. Но горе тому, кто в это поверит. Принято говорить, что только народ вправе решать свою судьбу.
Гамбия требует начать расследование по факту многочисленных смертей африканцев,
мигрирующих в ЕС.
Но горе тому народу, который выберет правительство и судьбу, идущие вразрез с европейскими (а значит, единственно верными) ценностями. Тогда — объяснение, кто, в чем и почему не прав. Потом — политические последствия: рассмотрение дел в судах и общеевропейских инстанциях, постановка на вид и санкции. Для начала политические. Как было в Австрии, когда несколько лет назад в парламент вошла ультраправая Партия свободы и все политические контакты страны на европейском уровне были заморожены. Потому что народ сделал неправильный выбор. В дальнейшем возможны санкции экономические. Ну и последний довод развитых демократий — пушки. Как в Ираке, например. Тони Блэр, бывший премьер-министр Великобритании, не сумевший отказать “другу Джорджу” (в Британии его так и называли — “пудель Буша”), чуть не плача, говорит, что война в Ираке была правильным решением: “При Саддаме у страны не было шансов, теперь они есть”. Я слушаю его и умиляюсь: какие шансы есть сегодня у Ирака, страны победившей демократии? В которой несколько раз в неделю происходят теракты и сотнями гибнут люди? Нашумевший в Британии и за ее пределами “доклад Чилкота”, из-за которого Тони Блэра чуть было не лишили возможности занимать государственные должности, отмечает большие потери, которые понесла Великобритания в той войне — 189 человек. Каждую неделю в Ираке гибнет не меньше. Но Блэр уверен: у Ирака есть шанс. Как, несомненно, есть он у Афганистана, Сирии и Ливии — всех тех стран, которым США, Европа и НАТО принесли демократию.
Я написала это в своем репортерском блокноте еще в июле, находясь на саммите НАТО в Варшаве и смотря в перерывах репортажи, касающиеся доклада Чилкота. И неожиданно для себя вернулась к этой записи, прочитав новость о том, что Гамбия заявила о выходе из Международного уголовного суда (МУС). Мне связь показалась очевидной.
Гамбия стала не первой страной, которая решила выйти из МУС. За пару октябрьских недель это сделали ЮАР и Бурунди, и о намерении последовать их примеру заявил парламент Кении. Самым тяжелым ударом стал выход ЮАР: все-таки эта страна “твердо стоит на пути к развитой демократии” и является региональным лидером. Но громче всех хлопнула дверью именно Гамбия: председательствует в Международном уголовном суде бывшая министр юстиции этой страны Фатоу Бенсоуда.
Объявляя о решении правительства, министр информации Гамбии Шериф Божанг заявил, что МУС — это “международный суд белых для преследования и унижения цветных, особенно африканцев”. Из десяти расследований, открытых Международным уголовным судом, девять — против африканцев. Из 39 человек, в отношении которых суд уже вынес приговоры, все — африканцы. Маленькая (население менее 2 млн), бедная (безработица среди молодежи достигает 40%), но гордая Гамбия говорит, что МУС не желает расследовать военные преступления западных стран и утверждает, что не менее 30 из них в таких преступлениях повинны. А еще Гамбия требует начать расследование по факту многочисленных смертей африканцев, мигрирующих в ЕС (значительное число тех, кто погибает в Средиземном море по пути в Италию — гамбийцы).
МУС, который создан специально для расследования фактов геноцида, военных преступлений и преступлений против человечности, ведет “предварительные расследования” по нескольким эпизодам в Афганистане (включая бомбежку госпиталя в Кундузе) и Палестине, но никто не верит, что они превратятся в реальные дела. Потому что тогда суду придется столкнуться с интересами США. США, кстати, как, например, и Россия с Беларусью, членами Международного уголовного суда не являются.
Кто-то может считать это очередным сигналом того, что существующий миропорядок трещит по швам, кто-то — что Африка борется с неоколониализмом. И то и другое, на мой взгляд, будет правильно.
sbchina@mail.ru
