— Валентин Олегович, почему именно 15 апреля 1923 года считается днем рождения белорусского Верховного Суда?
— Ваш судейский стаж уже более 50 лет, одна половина из которых выпадает на советский, а другая — на постсоветский период белорусского правосудия. Так вот, с вашей личной, профессиональной точки зрения, чем запомнился каждый из этих этапов? Каков ваш ретроспективный взгляд на историю нашей судебной системы?
— Если характеризовать советское время, то оно было довольно спокойным, но в то же время непростым. Судебная система Беларуси входила в судебную систему Советского Союза, и мне хорошо запомнилось, что судам в те годы уделялось какое-то остаточное внимание. Я имею в виду проблемы материального обеспечения. К примеру, вспоминаю свое первое рабочее место в Мядельском районе Минской области. Это была избушка, обычный небольшой жилой домик, в котором располагался односоставный суд. А я там выполнял три роли: председателя суда, судьи и… истопника. Домик был с печным отоплением, не всегда удавалось его прогреть, поэтому зимой участники процесса нередко находились в суде в верхней одежде. То есть само функционирование судебной системы во времена СССР было очень непростым.
Я это к чему рассказываю?
К тому, что это и есть самый наглядный ретроспективный анализ развития белорусской судебной системы: от той неказистой избушки 1969 года до уникального Дворца Правосудия, одного из лучших в Восточной Европе, где мы сегодня беседуем.Кстати, и в Мядельском районе в годы моего председательства удалось построить новое 2‑этажное здание суда, которое функционирует до сих пор.
— Чем запомнилось развитие правосудия в независимой Беларуси?
— Этот этап для меня гораздо более интересен. Потому что происходила настоящая революция: после распада Советского Союза необходимо было создавать новую государственность и, как ее часть, национальную судебную систему. Нужно было формировать ее концепцию, ее модель и практически организовывать работу. Уже тогда начались многочисленные споры ученых и практиков, какой должна быть новая судебная система новой Беларуси. На волне этих дискуссий в 1992 году Верховный Совет даже принял первую концепцию судебно-правовой реформы. Об этом сегодня мало кто говорит, но она была излишне революционной и эмоциональной. Ее авторам хотелось во многом копировать опыт западных стран и максимально дистанцироваться от советского прошлого. Дескать, обязательно должны быть суды присяжных, судебная система не должна совпадать с административно-территориальным делением страны, обязаны появиться межрайонные суды, судебные округа и т.д. Эта концепция была по-своему интересна, конечно. Но я как министр юстиции в то время ощущал, что ее очень трудно будет перевести в практическую плоскость. Ее просто невозможно было осуществить ни в кадровом, ни в бюджетном отношении. Так что реализация этой первой концепции как не воспринятой практиками все время откладывалась…
— Когда в 1997 году вы возглавили Верховный Суд, как изменилась ситуация?
— Насколько помню, на том съезде прозвучали и довольно новаторские идеи…
— Да, уже тогда впервые зашел разговор о необходимости отказа от советской традиционной системы кассации и переходе на апелляцию. Кассационный порядок был вроде бы прост и понятен, но во многом он был формален и не обеспечивал качественной проверки судебных решений. Тогда же, извините за нескромность, в моем докладе была поднята тема о необходимости создания единой, максимально централизованной судебной системы и всех ее органов. Я имел в виду объединение хозяйственных и общих судов, но со специализированными возможностями внутри этого устройства. Было много и других интересных идей… Съезд проходил с участием Президента, и в итоге было принято решение: давайте примем вот такой путь движения вперед, сделаем все эти предложения частью новой концепции судебно-правовой реформы и начнем законодательно претворять ее в жизнь. Концепция была разработана и принята в 2002 году на II съезде судей, затем началась ее практическая реализация.
— Какие еще значимые этапы становления белорусского правосудия вы могли бы отметить?
— Это были уже не съезды, а совещания под руководством Главы государства, где рассматривались пути совершенствования существующей системы правосудия. Уже на первом этапе реформы нам удалось концептуально решить вопросы с судебной нагрузкой. Мы максимально сократили судебную юрисдикцию и оставили в ней только то, что действительно является судебными спорами. Кроме того, начали искать пути разумной судебной экономии, чисто судебных процедур.
Такие новые возможности давал, в частности, переход от коллегиального рассмотрения всех дел к единоличному, то есть профессиональным судьей. Были введены такие формы судопроизводства, как сокращенный порядок судебного следствия, как предварительное судебное заседание… В общем, было сделано очень много для того, чтобы снизить реальную нагрузку на судебный персонал. И конечно, это сразу начало сказываться на качестве и оперативности правосудия.Важнейшим событием я также считаю Послание Президента о перспективах развития общих судов, принятое в 2011 году. Обратите внимание на название документа: это было именно обращение Главы государства к судебной власти о том, как он видит дальнейшее развитие судебной системы нашей страны. Примерно в то же время началось реформирование в целом правовой системы, создание единого Следственного комитета, Государственного комитета судебных экспертиз, тогда же были изменены функции Министерства юстиции, прокуратуры. Иногда функции лидера при этом брал на себя Верховный Суд, который осуществлял подготовку нормативных актов и законов, являясь не только идеологом, но и практическим реализатором общественно-правовой реформы.
Очередное историческое событие произошло в 2014 году, когда Президентом был принят декрет, объединивший экономические и общие суды в одну систему с единым высшим органом — Верховным Судом.Одновременно были ликвидированы военные суды, еще одна подсистема, действовавшая параллельно с общими судами. Таким образом, период 2014 года стал новой страницей в истории белорусского правосудия, а может быть, даже целой главой.
— В то время задачи обеспечения работы судебной системы, которые раньше стояли перед Министерством юстиции, были возложены на Верховный Суд. Насколько эти новые функции увеличили численность работников главного судебного органа?
— Ни на одного человека. Нам не добавили ни численности, ни бюджетных ассигнований, при этом надо было создавать новые подразделения, которые бы занимались всем — и строительством, и хозяйственной деятельностью, и кадровым обеспечением. То есть Верховный Суд отвечал уже не только за отправление правосудия, но и за бесперебойное ежедневное функционирование всей судебной системы страны. Это было очень непросто, но в то же время явилось экзаменом, своеобразным испытанием нашей системы на прочность. И я могу сказать, что удалось решить все эти сложнейшие задачи. Мы очень быстро начали строительство, вводя каждый год в строй примерно четыре новых здания судов. При этом 8 — 10 строений капитально ремонтируем. Мы обновили свои компьютерные системы и даже автопарк. В общем, далеко продвинулись вперед по внешнему облику правосудия.
— А что касалось его внутреннего содержания?
— В плане судопроизводства наконец-то перешли на полную апелляцию: ввели апелляционный порядок по всем видам правосудия и во всех судах всех уровней. Таким образом перераспределили нагрузку внутри судебной системы.
Мы перестали отменять судебные решения и направлять дела на новое рассмотрение. Апелляционные суды начали сами выявлять нарушения и вносить коррективы. В результате количество повторных судебных процессов сократилось в десятки раз.Кстати, если у наших коллег из постсоветского пространства для этой цели создаются специальные апелляционные и надзорные суды, то мы не создали ни одного нового суда, возложив функции апелляционных на действующие областные суды.
В районных судах постарались максимально дебюрократизировать процедуру прохождения каждого дела. По сути, попытались создать систему одного окна. Это когда каждое дело рассматривалось бы в одном предварительном и одном судебном заседании для быстрого разрешения любого спора. Пока так получается где-то процентов на 70.
Мы ставим задачу, конечно, чтобы обеспечить режим такой работы для всех дел. А их, между прочим, каждый год в стране рассматривается более полумиллиона. Да, около 550 000 дел всех категорий — уголовных, гражданских, административных, экономических…И Верховный Суд ставит задачу сделать прохождение этих дел максимально оперативным, чтобы не отрывать людей от других занятий. Чтобы они, если можно так выразиться, не уставали от правосудия.
— Когда начался третий, завершающий этап судебной реформы?
— Это очень непростой вопрос. Идея «умного суда» широко транслируется в западном мире, чуть сдержаннее она звучит у нас. Как вам кажется, до какой степени искусственный интеллект может внедряться в вопросы решения людских судеб в залах судебных заседаний?
— Действительно, эта тема сейчас дискуссионная на всех международных площадках. Она модная, актуальная. Но я все-таки достаточно сдержан в этом вопросе. Да, я за разумное внедрение электронного судопроизводства. Потому что оно делает правосудие экономичным, современным, оно сокращает и даже упраздняет многие наши устаревшие процедуры. Но все-таки здесь должны быть и свои пределы, я считаю. Да, нужно сделать все для того, чтобы облегчить сам процесс правосудия, но не заменить его! Электронное обращение, электронное извещение, электронная жалоба — это у нас уже работает. Внедрена автоматизированная информационная система, которая позволяет контролировать прохождение каждого дела в каждом районном суде. Есть банк данных судебных решений, который делает открытой для всех нашу судебную практику. Электронная оплата государственной пошлины — это также существует для удобства людей. Возможность удаленных судебных процессов в режиме онлайн — это тоже реальность, которая у нас есть. На сегодня, скажем, все апелляционные процессы идут без конвоирования осужденных в залы судов, они проходят в режиме видео-конференц-связи. По такой же связи мы опрашиваем свидетелей, которые находятся за пределами какого-то региона. То есть наши суды максимально используют все возможности компьютерных технологий.
— Что же вызывает у вас неприятие?
— Я знаю, что в некоторых странах уже сегодня есть правило, чтобы при вынесении своего решения судья обязательно учитывал вариант, который выдаст ему компьютерная программа. То есть целая прецедентная категория дел, которые уже рассмотрены, их фабула, законодательство закладывается в такие программы, и искусственный интеллект выдает какой-то возможный вариант судебного решения. И вот уже появляется даже не возможность, а обязанность судьи учитывать мнение компьютера при вынесении своего решения. А в случае расхождения вынесенного решения с подсказкой искусственного интеллекта судья обязан мотивировать, почему не учел эту подсказку. Мне кажется, мы должны осознавать, что даже самый совершенный компьютер не видит глаз обвиняемого, не видит слез потерпевших, не способен понять чужие эмоции. Он не знает таких понятий, как совесть или справедливость. Поэтому вынесет сухое, формальное, хоть и юридически правильное решение по какому-то алгоритму. Но тогда теряется весь смысл правосудия, потому что оно должно быть не просто человечным, но и милосердным в конце концов, а машине такие понятия незнакомы. Поэтому я прямо скажу: да, мы сделаем все для того, чтобы внедрить современные технологии в подготовку дела, но не в принятие решений.
Электронному судопроизводству — да, электронному правосудию — нет.Такова моя принципиальная позиция.
— Вы рассказали о завершении очередного этапа судебно-правовой реформы, но сейчас идет и конституционное реформирование. Как считаете, насколько эти процессы нужно синхронизировать и как бы вы оценили значение этих изменений?
— Понятно, что любые положения судебной реформы не должны расходиться с Конституцией. Конституция обозначает принципы, направления, а наиболее важные из них, на мой взгляд, должны уже напрямую закрепляться в законах. И конечно, они должны быть синхронизированы как по времени, так и по существу. Поэтому хорошо, что мы не торопились с завершением третьего этапа судебной реформы, а дождались конституционного референдума и привели наши основные задачи в соответствие с его решениями. Получилось очень своевременно. Какие важные элементы тут стоит отметить?
Впервые в истории нашего правосудия был закреплен конституционный статус Верховного Суда, причем на конституционном уровне обозначены функции, полномочия, компетенции Верховного Суда.Там сказано, что Верховный Суд — это не только высший судебный орган, но и несущий ответственность за всю судебную систему. Раньше оно как бы подразумевалось, но сейчас это окончательно закреплено на таком вот очень высоком законодательном уровне. Кроме того, очень серьезно повышен статус и порядок назначения судей Верховного Суда. Даже уже не назначения, а избрания на уровне Всебелорусского народного собрания. А это значит, что и освобождать их от должности тоже может Всебелорусское народное собрание, а это говорит о значительном повышении уровня их независимости. Также впервые закреплен статус судебных решений, их обязательная юридическая сила. Прямо сказано, что решения судов всех уровней обязательны для исполнения всеми. Не только гражданами, но и должностными лицами, государственными органами, это подчеркнуто в 115‑й статье Конституции. Кроме того, обозначен приоритет единоличного профессионального правосудия над коллегиальным, то есть на первое место поставлено единоличное, а в исключительных предусмотренных законом случаях — коллегиальное. Раньше было наоборот.
В нынешней Конституции, по сути, определена и основная задача судебной системы — в той статье, где говорится о всеобщем конституционном праве на судебную защиту. Потому что это наша задача — обеспечить реализацию этого права. Есть еще очень много незаметных на первый взгляд, но важных изменений. Например, раньше в Конституции было сказано, что судебная власть принадлежит суду. Но это ведь неверно, у нас любая власть принадлежит народу. Поэтому в новой редакции говорится, что судебная власть не принадлежит, а осуществляется судом.
— К слову, о судебной защите. Каков сегодня, с вашей точки зрения, уровень ее доступности? Созданы ли все необходимые условия для нуждающихся в этой защите?
— Пожалуй, это главная задача, которая должна стоять перед судами всех уровней, — обеспечить доступность, а я бы еще в более широком смысле сказал — доверие к судам, к конкретным судьям, к системе правосудия в целом. Речь об авторитете, уважении, признании суда. Вообще, как вы знаете, любой судебный процесс начинается с вопроса: «Доверяете ли вы составу суда?» Вот это, пожалуй, основной посыл, без которого невозможно правосудие. Поэтому доверие людей для нас принципиально важно. И в своих преобразованиях мы стараемся делать все для того, чтобы упростить людям сам визит в суд, максимально его облегчить. Гражданин может получить в судах необходимую консультацию, везде находятся информационные стенды с образцами документов, заявлений и т.д. В каждом суде есть телефоны доверия, в каждом ведется ежедневный прием граждан, в том числе и в Верховном. Правда, когда мы спрашиваем людей, доверяют ли они судам, они чаще ассоциируют этот вопрос не с организацией правосудия, а с принятием конкретного решения по делу, с которым столкнулся человек или его близкие. Ну а любое судебное решение — это, как вы понимаете, своеобразный результат конфликта интересов. И, конечно, эти решения не всеми воспринимаются однозначно, поэтому здесь трудно добиться того, чтобы судебные решения удовлетворили всех.
— А что говорят цифры?
— В год к нам обращается за разрешением гражданских споров более 200 000 человек, рассматривается примерно 75 000 экономических споров между субъектами хозяйствования. Мне кажется, что вот такая обращаемость в суды тоже свидетельствует об уровне доверия.
А в результате 95 процентов споров удовлетворяются, то есть люди получают право на судебную защиту своих интересов. Еще показательно, что из всего массива решений по гражданским делам лишь 5 процентов обжалуется в апелляционную инстанцию. Это говорит о том, что абсолютное большинство людей воспринимает судебное решение как верное. По экономическим спорам обжалуется где-то 12 процентов, а по уголовным делам — каждый пятый приговор. То есть 80 процентов приговоров не обжалуется, значит, люди воспринимают их как справедливые.Я думаю, эти цифры довольно точно отражают степень доверия людей к нашему правосудию.
— Вы упомянули справедливость. Президент неоднократно обращал внимание на то, что справедливость является основным критерием, которым руководствуются люди при оценке деятельности судов. Можно ли сказать, что в основной своей массе решения белорусских судов справедливые?
— В принципе верно представление людей, что суд — это основной, конечный орган, где должна восстанавливаться справедливость. Поэтому мы ежедневно ориентируем всех судей именно на выполнение этого требования. Более того, мы заложили это в нашу присягу. Каждый молодой судья, принося сейчас свою клятву, обещает, что будет беспристрастным и справедливым в принятии решений. Кроме того, мы закладываем это понятие в законодательные, процессуальные документы. Скажем, в Уголовном кодексе написано, что приговор обязательно должен быть законным, обоснованным, справедливым и мотивированным. Да и во всех других нормативных актах мы тоже пытаемся заложить этот термин. Нас в этом упрекают наши коллеги, зарубежные эксперты. Они говорят, что термин «справедливость» — не правовой. Он философский, бытовой, социальный, какой хотите, но в мировой юриспруденции нет правового определения, понятия справедливости.
За рубежом подразумевается, что судебное решение автоматически становится справедливым, если судья полностью соблюдет все судебные процедуры. Но мы говорим: нет, дорогие! Мы сегодня будем соответствовать требованию наших людей, общественному восприятию справедливости.Да, судья должен действовать строго по закону, но он обязан искать такой выход из любого конфликта, который будет воспринят как справедливый. И это не значит, что ради справедливости он должен быть готов пойти на нарушение закона, ибо нельзя добиться справедливости несправедливым путем. Но мы рекомендуем судьям находить справедливость в рамках действующего законодательства. Для этого есть масса процессуальных возможностей, в том числе выход за пределы любой санкции, какие-то исключения, которые содержатся в любом законе. В конце концов, надо не бояться принимать смелые, может быть, необычные, исключительные решения. Главное — мотивируйте эти решения. Тогда любой вышестоящий суд вас поддержит и скажет: да, это решение не вписывается в обычную судебную практику, но в данном конкретном случае оно является справедливым. Однако нужен высокий уровень профессионализма, чтобы принять и обосновать действительно справедливое, но нестандартное судебное решение.
— А как обстоит дело с профессионализмом у молодого пополнения судейского корпуса? Каким вообще должен быть современный молодой судья?
— Наблюдая за абсолютно новым поколением молодых судей, я вижу, что это достаточно подготовленные молодые люди, довольно развитые, понимающие современную жизнь. Люди знающие, получившие хорошее юридическое образование. Я доволен ими. И, конечно, уровень их сегодняшней подготовки, особенно в плане технологий, гораздо выше, чем у судей предыдущего поколения. Я не скажу, что среди молодежи с прекрасной подготовкой очень много желающих сегодня становиться судьями, но причина этого понятна. Слишком высок уровень ответственности. Дело в том, что молодой человек, становясь судьей, сталкивается с целым комплексом ограничений и самоограничений. И в мантии, и без мантии ты остаешься судьей. То есть ты не просто представитель своей профессии ровно до 18:00. Судья — это не столько профессия, сколько уже образ и даже смысл жизни, состояние души. И ты должен понимать, что являешься образцом в законопослушности, в быту и во всех других отношениях. У тебя есть кодекс чести, есть присяга, есть международные нормы, скажем Бангалорские принципы поведения судьи. С этим не все молодые люди готовы согласиться, некоторых отталкивают такие ограничения. Поэтому сейчас мы проводим психологическое тестирование каждого кандидата. Мы рассматриваем его очень серьезно. Психологическое тестирование нам дает внутреннюю картину человека, показывает уровень его интеллекта. Иногда видим, что этот уровень не соответствует задачам, которые должен выполнять судья, иногда — что в его юридической подготовке есть пробелы. Временами человеку не хватает общей культуры…
Хотелось бы, чтобы сегодня судья был государственным деятелем, государственным человеком с государственным мышлением, образованием, особенно в плане патриотизма. В плане понимания целей и задач, которые стоят перед ним, перед судебной системой и перед государством.Что тут таить, недавние события в стране показали: идеологическая составляющая для людей нашей профессии тоже очень важна, потому что они столкнулись с выполнением своих конституционных обязанностей в очень непростой ситуации, когда испытали на себе огромное давление, шантаж и угрозы. Поэтому при тестировании мы сейчас также определяем, насколько человек восприимчив и стрессоустойчив. Но в целом, я повторюсь, нынешние молодые судьи мне нравятся. Это люди будущего.
— А каким вы видите будущее судебной системы? Каковы перспективы ее развития?
— Мы постоянно об этом думаем. Даже провели недавно специальную конференцию, посвященную этому вопросу. Слушаем экспертов, ученых, наших гостей зарубежных. И приходим к выводу, что мы не можем останавливаться ни на один день. Поэтому, конечно, ставим перед собой задачу максимального, разумного, эффективного продвижения. Сейчас мы приняли такой блок законодательных новелл, которые надо внедрить в наше судопроизводство. И задача Верховного Суда — сделать все для методического, организационного, практического освоения всех новелл, которые начинают действовать или начнут действовать через какой-то период времени. И помочь судьям создать методики, принять постановления пленума о реализации того, чего мы достигли за прошедшие этапы. Посмотреть, насколько они удачны, насколько результаты будут соответствовать ожидаемым. Сейчас уже не стоит задача по какой-то ломке старого, речь идет о дальнейшем совершенствовании тех позиций, которые мы считаем главными. А главными мы считаем доверие к правосудию, его уважение и признание, уровень его публичности, его связи с обществом, его открытость.
— А какой вы видите лично свою задачу?
— Я бы ее сформулировал так: сделать все, чтобы справедливость стала незыблемым постулатом белорусского правосудия. На всех уровнях всех видов судопроизводства. Чтобы этот принцип стал не только основным в нашей судебной системе, но и настоящим национальным брендом.
Чтобы справедливость белорусского правосудия стала синонимом справедливости белорусского государства.— Что скажете в честь юбилея своим коллегам?
— Всех коллег, конечно же, хочу в первую очередь поблагодарить за их труд. Каждому из них желаю гражданского мужества и успешного поиска той самой справедливости, о которой мы сегодня много говорили. Хочу всех поздравить с нашим большим юбилеем, все-таки праздники у нас нечасто случаются. Пусть у вас будут не только профессиональные, но и личные, жизненные, обычные человеческие достижения и успехи. Счастья вам и мирного неба!
rud@sb.by
