58–летний инвалид Анатолий Локотко скончался в двухкомнатной квартире № 42 по улице Антоновской, 22 в Минске. Пасмурным мартовским вечером. От тяжелейших побоев. Эксперты насчитали на теле покойного 43 серьезных повреждения. Многие из них были смертельными. Кто совершил зверское убийство? Ответ на этот вопрос следствие искало долго и кропотливо. Лишь по прошествии 8 месяцев материалы уголовного дела, с трудом уместившиеся в 3 пухлых томах, были рассмотрены в Минском городском суде, который вынес окончательный вердикт.
В россыпи окурков
Сообщение об убийстве поступило в УВД администрации Партизанского района Минска около 22.00. Следственно–оперативная группа выехала немедленно. В ее состав входили заместитель начальника отдела дознания УВД майор милиции Андрей Воронько, эксперт капитан Александр Мартинович и старший уполномоченный отдела уголовных расследований старший лейтенант Иван Безлюдов. Через считанные минуты милиционеры были на месте преступления. На пороге квартиры № 42 в доме № 22 по улице Антоновской их встретили три молодых человека. Один из них, высокий атлет в черной синтетической куртке и голубых джинсах, комкал в руках полосатую трикотажную шапочку: «Это я звонил». Андрей Воронько остался с парнями на лестничной площадке. Александр Мартинович и Иван Безлюдов, «обувшись» в полиэтиленовые пакеты, чтобы не наследить, зашли в квартиру.
Служивых поразили убогость и беспорядок, царившие в жилище. Обшарпанная неказистая мебель столетней давности. Ветхий допотопных времен холодильник «Ока». Затертые до белизны коврики, давным–давно утратившие первоначальный цвет. Залапанные мутные окна без штор и занавесок. Немытые тарелки, чашки, стаканы. Разбросанное там и сям утлое тряпье непонятного предназначения. Россыпь окурков на полу... Все было пыльным, грязным, липким. И страшно воняло. Будто взвод солдат после 10–километрового марш–броска развесил здесь на просушку заскорузлые портянки.
Труп лежал в большой проходной комнате. Между занюханным потертым диваном и колченогим бесскатертным столом. Тело донельзя худого, с редкой седой бородкой старика. В трусах, майке и рубашке. Со страшно изуродованным окровавленным лицом.
Пока Мартинович и Безлюдов осматривали квартиру, атлет в черной куртке рассказывал майору Воронько об усопшем. И сокрушенно качал головой. «С бомжами Иваныч якшался. Понятное дело, они его и порешили. Жалко мужика. Неплохой был. Странный только...»
Друг бомжей
Странность отставника Анатолия Ивановича Локотко как раз и заключалась в его дружбе с бездомными. Когда–то у бравого прапорщика, а после окончания службы — грузчика одной из минских столовых была семья. Жена, сын. Но совместная жизнь со Светланой не заладилась. Развод. Нудное одиночество. Болезнь — стали отказывать ноги... С работы Локотко уволился. Жил анахоретом. Хворь прогрессировала. Самостоятельно стало тяжело даже передвигаться по квартире. Вот тут–то они и появились. Сострадательные бродяги. Вольные люди помогали Анатолию Ивановичу ходить за пенсией, в магазин, производить оплату коммунальных услуг. И т.д. и т.п. Тихий, скромный до застенчивости, добрый и радушный отставной прапорщик старался за добро платить добром. Стал привечать тех, кто ему помогал, в своей квартире. В итоге вскоре она превратилась в настоящий притон. С утра до вечера здесь тусовался праздношатающийся дурнопахнущий народец, оставаясь нередко и на ночлег. Не зря говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. Он сам не заметил, как опустился до уровня своих новоявленных друзей. Пенсия уходила на спиртное. За собой практически перестал следить. Жилище превратилось в заплеванный, замызганный, зловонный сарай.
Жена жалела летящего по наклонной Локотко и, как могла, старалась ему помочь. После развода Светлана жила с отцом, 79–летним Николаем Григорьевичем Григорьевым. Именно он регулярно навещал немощного непутевого великовозрастного бывшего зятя. Привозил еду. Иногда ссужал деньгами. Во время одного из таких визитов Григорьев случайно познакомился с соседом Локотко 22–летним Дмитрием Шиленковым. Парень ему понравился. Общительный, обаятельный, внимательный. Старик попросил Диму по–соседски присматривать за, возможно, пропащим, но беспомощным и в общем–то безобидным зятем. И хоть каким–то образом ограничить его губительные контакты с бомжами.
Поклонник тайского бокса
Было 10 часов утра. 54–летний бродяга Владимир Лагун по кличке Витя Гав–гав и его приятель-одногодок Владимир Борейко были на вершине блаженства. Спозаранку возле мусорного бака они обнаружили 5–литровую полиэтиленовую банку с прокисшим самодельным вином. И теперь щедро угощали примостившегося на диване в трусах, майке и помятой рубашке хозяина — Анатолия Локотко.
Он возник на пороге неожиданно (Локотко никогда не запирал на замок входную дверь). Через мгновение Витя Гав–гав, получив сокрушительный удар ногой в глаз, вместе со стулом улетел в угол комнаты. «Все вон!» В секунду, последовавшую за грозной командой, бомжей как ветром сдуло. «А с тобой, — уходя, Шиленков сверкнул глазами в сторону отставного прапорщика, — мы еще побеседуем».
...Николай Григорьев даже представить не мог, кого на самом деле он попросил присмотреть за зятем. «Обаятельный и привлекательный» Шиленков уже несколько лет буквально терроризировал безответного соседа–инвалида и его друзей–бомжей. Дима увлекался муай тай — тайским боксом. Забитые беззащитные бродяги служили ему чем–то вроде живых манекенов для тренировок. Он знал, что те никогда и никому не станут жаловаться на циничное руко– и ногоприкладство. Под видом воспитательных процедур профессиональные тумаки время от времени доставались и Анатолию Ивановичу. Который тоже молчал. Просьба Григорьева полностью развязала руки Шиленкову. Теперь избиения людей можно было вроде как даже оправдать некоей благородной целью. Физическим насилием дело, впрочем, не ограничивалось. С какого–то времени Дима, который после окончания школы нигде постоянно не работал, стал обирать бывшего военного, изымая часть его пенсии. Якобы в долг. Если Локотко начинал артачиться, в дело опять же шли кулаки.
...Снова он появился в 7 вечера. Локотко сидел на том же диване, в тех же одежках и в той же позе. Будто все 9 прошедших часов даже не тронулся с места. «На пиво давай. Пива хочу». После этой приказной фразы Шиленкова отставник задумчиво взъерошил свою редкую бороденку, пронзительно посмотрел на него и сказал, что тот... подонок.
Мощный удар кулаком в лоб сбросил Локотко на пол. Лежачего инвалида Шиленков бил руками и ногами до тех пор, пока несчастный не захрипел.
Руки от крови он отмывал в рыхлом, набрякшем талой водой снегу. Прямо у подъезда. На глазах кучковавшейся рядом молодежи. Спокойно и неторопливо. Потом гулял по двору. Встретил приятелей, своих тезок Дмитриев — 21–летнего Романовского и 19–летнего Матецкого. Купили вина. Шиленков повел друзей распить бутылочку к... Локотко. От увиденного кровавого кошмара Матецкому стало плохо, а Романовский вообще едва не потерял сознание. Шиленков же хладнокровно позвонил в милицию и безэмоционально стал дожидаться ее прибытия. Чтобы поведать придуманную им версию о зверской расправе безжалостных бомжей над беспомощным простодушным инвалидом. Не сработало. В результате тщательного расследования и суда Дмитрий Шиленков на 18 лет отправлен в исправительную колонию усиленного режима.
Комментарий
Вячеслав Цырлин, психолог, психотерапевт, специалист по зависимостям:
— Кровавая развязка стала закономерным итогом ряда преступлений — уголовных и нравственных, совершенных человеком, который ни в грош не ставит здоровье и жизнь окружающих. Человеком, самоценность которого ниже нижнего предела. Эту самоценность он пытается повысить за счет унижения более слабых, беззащитных, в данном случае стоящих на самой низкой социальной ступеньке. В народе про таких говорят: «Молодец среди овец». Тип очень опасный. Если он своевременно не получает жесткий отрезвляющий отпор, буквально звереет, теряя связь с реальностью, и может сотворить все, что угодно.
