Реставратор Тимофей Полунин ценит профессию за совмещение творчества и работы руками.
Сегодня специалистов реставрации готовят в двух минских вузах — Белорусской государственной академии искусств и Белорусском государственном университете культуры и искусств. Ну как готовят — скорее, выпускают. Молодежь после их окончания приходится обучать практически с нуля, говорит реставратор с 20-летним стажем, заведующая сектором масляной живописи Светлана Дикуть:— Опыт работы — главное оружие реставратора. Только опытный человек найдет правильную методику “лечения”. Теорию можно преподавать, но без практики реставратором не станешь.
Не стоит думать, что так рассуждают только реставраторы старшего поколения, имеющие огромный опыт работы. Молодой реставратор Тимофей Полунин, который окончил Гомельское художественное училище по специальности “Живопись”, Университет культуры по специальности “Реставратор декоративно-прикладного искусства”, магистратуру искусствоведения, а сейчас учится в аспирантуре, не скрывает: всему, что он сейчас умеет и чем владеет, он научился исключительно в музее. Парень уже пять лет в его штате, но перед этим два года приходил в мастерские как волонтер, соглашаясь на любые задания, лишь бы приобрести практические навыки.
Такие одержимые ребята, как Тимофей, появляются в мастерских музея раз в несколько лет. И нельзя сказать, что они хотят попасть в профессию из-за ее престижности или прибыльности. “Реставратор” только звучит красиво. На деле же специалисты зарабатывают копейки. Их труд приравнивается к малярным и штукатурным работам. Хотя и десяти минут, проведенных в мастерских, хватает понять, до чего же это сложно.
Реставратор по тканям Илона Карлионова показывает, как восстанавливает старинную народную жилетку, на которой по сути просто отдельные нитки:
— Аккуратно, глядя через лупу, разглаживаю иголкой эти нити, чтобы легли ровно. Затем беру еще одну нитку и протягиваю ее через имеющиеся, укрепляя ткань маленькими трехмиллиметровыми шажочками.
И так может продолжаться несколько месяцев! Человеку со стороны кажется, что от этого недолго и свихнуться. Да и зрение посадить. Работа реставратора вообще довольно вредная для здоровья. В мастерских пахнет лаками и растворителями, в окно палит солнце, кондиционеры не работают. Условия сродни заводским. Дело в том, что помещения, в которых трудятся реставраторы Национального художественного музея, под мастерские не оборудованы. Есть надежда, что после завершения строительства Музейного квартала ситуация кардинально изменится в лучшую сторону. Хотя, безусловно, кропотливость и трудоемкость работ останутся прежними.
В руки реставраторов часто попадают работы в катастрофическом состоянии. Иногда это просто рваная тряпка, которую даже на подрамник не натянуть. Но даже таких безнадежных “больных” здесь реанимируют
Что же влечет молодых ребят к этой профессии?
— Мне всегда были интересны не только творчество, но и работа руками. А реставрация совмещает и одно, и другое, — объясняет Тимофей Полунин. — Кроме того, ты никогда не знаешь, с чем столкнешься и как тебе придется решать задачу. Конечно, есть какой-то шаблон действий, но работать по нему не приходится. Здесь нужно постоянно искать.
Даже одни и те же реставрационные работы на каждом предмете могут проходить по-разному.
— “Болеют” картины одинаково, однако им редко помогает одно “лекарство”, — рассказывает Светлана Дикуть. — Это как с болезнью человека, которая у каждого протекает совершенно по-разному. У картины до попадания к нам была своя жизнь, она бытовала в каких-то условиях, поэтому перед назначением лечения нужно учитывать момент создания произведения, качество красок, холста, подготовки грунта и так далее.
В руки реставраторов часто попадают работы в катастрофическом состоянии. В основном — из научно-вспомогательного фонда музея, в котором находятся произведения, привезенные из научных экспедиций. Иногда это просто рваная тряпка, которую даже на подрамник не натянуть и которую, не хранись она в музее, давно выбросили бы или сожгли. Но даже таких безнадежных “больных” здесь реанимируют. Что интересно — сами реставраторы никогда не скажут, что работа сложная. Для непосвященных она может такой казаться. Но для профессионалов — чем труднее, тем интереснее. Им в кайф часами сидеть над микроскопом, изучать вещь, искать решения.
— Каждый день у нас здесь какие-то открытия и сюрпризы. Вот портрет Януша Радзивилла, — реставратор сектора древнебелорусского искусства Александр Лагунович-Черепко показывает картину, над которой работает. — Это несвижский ранний портрет середины XVII века, довольно известный в Беларуси. Долгие годы мы привыкли видеть его таким. Но, оказывается, это вид последней реставрации россиян начала 1970-х годов. После рентгенологических исследований выяснилось, что у портрета есть нижний слой. Приняли решение удалить последующие наслоения. Тут важно понимать, где какой слой находится. Подберешь не тот растворитель — сотрешь все до холста, включая авторскую живопись.
Реставраторы посчитали, что даже при такой сохранности живописи, которую они увидели при расчистке, они смогут, точечно тонируя все утраты, полностью восстановить первоначальный замысел автора. А это дорогого стоит.
