Минский международный Рождественский оперный форум в самом разгаре. Сегодня на сцену Большого театра выйдет его солист Илья СИЛЬЧУКОВ. Причем в премьерном спектакле «Паяцы» Леонкавалло в постановке Михаила Панджавидзе. Партия Сильвио хорошо раскрывает возможности , лауреата международных конкурсов, лирического баритона Ильи. Он, кстати, попал под прицел прессы уже во второй раз. Впервые, когда выиграл конкурс имени Муслима Магомаева. И сейчас, когда стал третьим на шоу российского телеканала «Культура» «Большая опера». Мы расспросили Илью о самом сокровенном — профессии и семье, посмаковали кухню телевизионного проекта и насчитали только 18 оперных театров в стране в ХVIII веке.
— Илья, вы не скрывали, что рассматривали участие в проекте «Большая опера» как ступеньку для карьерного роста. Посыпались уже предложения?
— Не буду лукавить: пока нет. Есть устные договоренности на уровне «было бы здорово посотрудничать», «у нас будет весной прослушивание, давайте пробоваться». Поэтому пока ажиотажа в графике не наблюдается.
— Интересно, на какой площадке вам хотелось бы работать или откуда получить предложение?
— Везде интересно. В Европе более-менее публика воспитана, знает и любит оперу. Очень хорошие театры в Германии, очень высокий спрос на классику в Австрии. Меня удивило, что классическая музыка может быть там настолько популярной. В Вене она даже звучит и в метро, и на остановках общественного транспорта, в автобусах. Там высочайший уровень театров и оперной культуры в целом. Мне повезло выступать на сценических подмостках в Австрии, Германии, Швейцарии. В Швейцарии есть шикарный театр «Цюрих-опера». Все мировые певцы там мечтают поработать.
Я просто стараюсь делать качественно то, что я могу. Если есть способности, надо их развивать. Постоянно работаю над ошибками. У каждого человека есть сильные и слабые стороны. Но и критику со стороны нужно уметь «фильтровать», и комплименты. Не все они объективны. Поэтому, если хочешь расти и развиваться, нужно внимательно слушать, что тебе говорят.
— Кстати, в проекте «Большая опера» самый суровый член жюри Холендер вас чувствительно покритиковал за арию Кизгайло в «Седой легенде» Дмитрия Смольского. Причем напал не только на вас как исполнителя. Был упрек в адрес нашей композиторской школы…
— К этому отношусь отрицательно. Сдерживал себя, не сказал ничего в передаче, потому что были пятый, шестой туры, которые писались в один присест. И пойти на какую-либо конфронтацию было бы просто неразумно. Но я считаю, что господин Холендер представлял не совсем зрелую позицию, хотя он очень уважаемый человек. И подавляющее большинство его замечаний справедливо. Но мы свою музыку не выбираем. Это как данность. И у нас талантливые, недооцененные композиторы, которых мы сами мало уважаем. И с этим нужно бороться.
Поймал себя на мысли, что я сентиментальный человек. Особенно когда вижу что-то свое, родное, пусть неказистое, ничем не выдающееся. Смотрю на нас и думаю: почему иной раз мы будто бы извиняемся, что существуем. Особенно в глубинке. Не считаю это правильным, у нас есть чем гордиться, в культурном отношении тем более. К слову сказать, у нас первый период в истории Беларуси, когда есть мир, нет кровопролития, репрессий. Убежден, что уже родились и развиваются свои таланты. Потому что было много времени, когда их не хватало в силу разных исторических обстоятельств. Я верю, что вот это поколение будет культурной «бомбой», взрывом талантов в нашей стране.
— А вы бываете в глубинке?
— Обязательно. Летом время от времени отдыхаю у бабушки в деревне Березино Докшицкого района. Наша Зинаида Александровна Воронович живет там весной, летом и осенью, а зимует в Минске. Очень люблю маленькие городки — Докшицы, Лепель, Браслав. Особенно мне нравятся ухоженные маленькие местечки. Бегомль расцвел буквально за последние 5—7 лет.
— Вы — участник многих конкурсов, а лично вас приглашали судить?
— Это нелегко участвовать в жюри, кого-то критиковать, поверьте. Однако два года подряд был одним из участников жюри конкурса вокалистов «Убельская ластаўка» имени белоруса Станислава Манюшко. Словил себя на мысли, что к конкурсантам отношусь по-доброму. И мне важнее в тот момент было другое: правильно, что вспомнили Манюшко, о котором мало что знаем. Учили нас как? Что это польский композитор, который родился на Волме в Червенском районе, учился в Минске, играл на органе в Лошицком парке, жил на площади Свободы. И первую белорусскую оперу написал. А мы об этом не помним. И считаем, что оперных композиторов у нас не было.
— Зашла на сайт нашего Большого театра, чтобы узнать, на какие постановки есть еще билеты. Но свободных мест нет. Как вы думаете, с чем связан ажиотаж?
— У нас в этом смысле вакуум. Критически не хватает оперных театров. В конце ХVIII века в Беларуси было как минимум 18 оперных театров репертуарных, в которых шла не просто одна постановка, там все время работали. Только в Могилеве было три театра, пусть и небольших. Кроме того, были большие — Радзивилловский театр, театр Огинских. Сейчас у нас один театр оперы и балета в Минске. И этого, конечно, мало. У наших соседей больше оперных театров — в Литве, Эстонии. И нам нужен еще один. Тем более что в Большой приезжают из регионов зрители. Для них же это событие — побывать в театре, посетить Минск, посмотреть на красоту.
— С чем вы можете сравнить прослушивание оперы?
— Приведу такой гастрономический пример. Можно перекусить в «Макдональдсе». Это что? Фастфуд. Быстро все, понятно, зашкаливающий уровень сахара. Эффект сиюминутный. Но вместо этого можно заняться приготовлением какого-то сложного блюда, в котором нет кричащих пряных, острых вещей. Но которые доставят вам истинное наслаждение. То же самое с искусством оперы. Если его понять, то оно не бьет по голове сразу, как сахар, который попадает в кровь . Оперное искусство сильно по воздействию, более глубоко и объемно, и здесь нужно научиться правильно «потреблять» его. Допустим, перед спектаклем взять и почитать либретто, подготовиться, чтобы думать и анализировать.
Опера еще и искусство, которое по-настоящему человека помнить, кто он такой, заставляет задуматься о многих серьезных вещах. На это мы рассчитываем. На это три-четыре часа в постановке оперы и отведены.
— В наших реалиях оперное искусство — вещь более элитарная. Если проводить параллели, насколько правильно из этого искусства делать шоу, потому что «Большая опера» — это все-таки телевизионный проект?
— С нами работали стилисты на протяжении двух месяцев, то есть команда, далекая от этого вида искусства. И тут один человек из этой команды говорит: «Лезет в голову кусочек из этой арии, и все тут». То есть ребята недооценивали, насколько глубоко может проникать в душу опера. Что это нечто таинственное, непонятное до конца, это сила, которая работает, она внутри. И такая музыка потом шлифует человека изнутри. Опера открыта для каждого. Это такой элитарный круг, к которому может приобщиться любой. Все инструменты под руками. Нужно просто интересоваться этим.
— Конечно, всем любопытна кухня «Большой оперы»…
— Съемки проходили в течение двух месяцев. Мой график согласовывался с руководством театра. Я благодарен, что меня отпускали. Не поехал, если бы не было разрешения. Съемки длились два месяца наездами по неделе, в том числе 3—4 дня репетиций с оркестром, режиссером и светом, примерки костюмов, чтобы соответствовали теме, эпохе. Мы писались на «Мосфильме». Сначала с 10 утра запись общих номеров, если есть, грим и выступление вечером. Пели всегда с одного дубля.
— На конкурсе вокалистов в Минске как оцениваете свои шансы?
— Это огромный груз ответственности. Но нужно понимать, что нельзя быть всегда на пике формы. В данный момент ты лучший. А дальше… Можно слова забыть или голос где-то «петуха» пустит. Еще что-то. Техническая неудача. Поэтому нужно петь то, что пето и спето, в чем уверен. Плюс дома априори очень ответственно выступать.
— Ваша семья насколько вдохновляет на новые свершения?
— Сын мой большой болельщик. А семью сложно переоценить. И я, по большому счету, человек не целей, а отношений. Для меня жизнь важна как процесс, чтобы были рядом мои любимые — жена Таня, сын Лука и доченька Оливия. И, конечно, бабушка Зинаида Александровна.
Мне иногда так горько видеть наших представителей оперного мира одинокими. И это самое грустное, когда человек в старости может остаться один. Это очень больно. Можно остаться со своими пластинками, книгами и так далее, но семьи нет. И эгоцентризм зашкаливает. Тогда человек изнутри съедается, перестает быть мастером.
— Илья, в этом смысле больше всего чего боитесь?
— Гордыни и лени. Голос — это то, что тебе подарили свыше. И твоя задача — брать это и пользоваться. Это заслуга родителей, учителей. Важно нос не задирать. Но и не сутулиться, как мы, белорусы, привыкли. Когда хвалят, нужно улыбнуться и сказать спасибо. Вообще, когда мне аплодируют, хочется сбежать быстрее со сцены. Но иначе ведь люди подумают, что я их не уважаю. Просто не люблю излишнюю похвалу.
Татьяна УСКОВА, «СГ»
