По какому-то из каналов шел репортаж о событиях в Украине. Увидел и похороны кого-то из бойцов, и надпись на могиле с окончанием его фамилии: -енко. То ли Денисенко, то ли Шевченко… Да мало ли еще какой может быть эта украинская фамилия! Зато имя и отчество читались отчетливо: Сергей Феофанович. Но даже не это задержало мой взгляд. Парень уж очень был похож на нашего Фаню. Точнее — Феофана Денисенко, старшину нашего армейского взвода и моего хорошего приятеля. Неужели его сына хоронили в тот день?
Репортаж прервался. Мы с Михаилом пообщались, и он уехал. Меня же продолжала сверлить мысль: неужели увиденное действительно имеет отношение к моему давнему другу?
В армию я призывался после окончания института на один год и был старше по возрасту своих сослуживцев. В том числе и старшины роты Феофана Денисенко. Этот симпатичный украинский парень после срочной службы остался на сверхсрочную и поступил на вечернее отделение в один из минских вузов. Точнее, в политех. Мы подружились. Когда прошла и моя служба, я стал работать корреспондентом в окружной газете «Во славу Родины», и мы с Феофаном делили одну съемную комнату в частном доме, расположенном неподалеку от нашей воинской части в Степянке. Это местечко под Минском.
Потом наши судьбы пошли по разным дорогам, но даже когда Феофан (а я его всегда называл проще — Фаня) после неудачной попытки построить семью здесь уехал к себе на Черниговщину, мы еще переписывались, перезванивались, а несколько раз даже встречались. Длилось это лет этак двадцать. И только последние пару десятков лет мы как-то потеряли друг друга. Видно, слишком сильные ветры, переходящие порой в житейские ураганы, повели нас по совсем разным путям.
В середине дня за старшей дочерью с внуками, гостившими у меня в усадьбе, приехал зять. Домой в Минск они собирались шумно, как цыганский табор. Я решил отложить свои мысли и воспоминания, связанные с некогда крепкой дружбой с армейским приятелем, до вечера. Заметил, однако, что, когда после отъезда близких остаешься один, всегда чувствуешь себя особенно сиротливо. На этот раз я ощущал это более всего остро после той утренней телекартинки.
Ближе к вечеру небо затянуло тучами. С озера подуло прохладой. Но лето есть лето. В такую пору в доме уютно только поздним вечером у камина, а пока хочется больше побыть на просторе и подышать свежим воздухом. Я приготовил легкий ужин из сыра и вареного яйца и, понятное дело, налил в термос ароматный чай. Так его можно будет потягивать не один час.
С чего ты взял, что паренек с телекартинки, которого хоронили, сын именно нашего Фани? Да, совпадает редкое даже для украинцев имя, да, очень похож на твоего армейского друга лицом. Ну и что? Мало ли может быть совпадений?
Воспоминания наплывали сами собой. Вот я новичком из учебной роты, где из меня готовили оператора радиолокационной связи, прибыл в боевую часть. И уже наутро понял, что не смогу побриться. Кто-то из старослужащих умыкнул мою электробритву. Мою растерянность заметил и старшина Денисенко. Он, видно, быстро вычислил виновника пропажи и тихо, спокойно сказал что-то рядовому Носову. Тот нехотя куда-то пропал минут на десять, а затем вернулся с бритвой и отдал ее мне. Вообще-то, Носов, по кличке Нос, был непростым парнем. Видно, переживал из-за своей внешности (нос на его лице действительно казался большим и нелепым) и потому взрывался при всяком удобном случае. С грамотностью, а я подозреваю, что и с почерком, у него было не все ладно, и он просил других солдат писать за него письма красивым девушкам, фото которых находил на разных картинках. Он уволился раньше меня и однажды прислал фотографию, на которой стоял с лопатой на кладбище, где устроился работать могильщиком… В целом Нос все же был неплохим парнем, а воспоминания о службе остались у меня самые добрые. Спасибо за это однополчанам и командирам.
А вот другая картинка из воспоминаний, пришедших ко мне в тот вечер. Более теплая, с соленым и очень вкусным привкусом арбуза. В ту пору, когда мы снимали с Фаней одну комнату, его отправили в отпуск зимой. Парня не было всего две недели, но мне стало его как-то не хватать — он действительно был добрым и надежным другом. И вот он вернулся… Достал арбуз средних размеров и торжественно произнес: «Сейчас оценишь!»
Это был моченный в бочке арбуз, мякоть его выглядела желтовато-белой. Но какой это был необычный и неповторимый вкус! Я и сейчас помню это удивительное ощущение лета среди зимы! Потом, когда мы уже разъехались по своим республикам, а позже — странам, я, вспоминая свою дружбу с Фаней, всегда словно ощущал тот неповторимый вкус зимнего арбуза.
Как же быстро многое меняется в нашей жизни. Сейчас, сидя прохладным летним вечером в беседке за чаем, я корил себя за то, что в наплыве непростых будней не смог сберечь связь, а значит, и нормальную дружбу со своим армейским товарищем. Да и он хорош! Впрочем, никогда не стоит в чем-то винить другого, если не знаешь, какие ветры и огонь бежали по его судьбе. Возможно, ему было еще труднее, чем тебе.
Я перенес свой тихий внутренний гнев на тех политиков, которые в угоду своим амбициям и злым замыслам довели до того, что в такой красивой и щедрой стране, как Украина, началась и идет братоубийственная война. Как же все это нелепо и жестоко! Неумно…
Стал прикидывать, как смогу, если такое вообще возможно в нынешних условиях, отыскать новый адрес Феофана Денисенко. Возможно, именно сейчас он особенно нуждается в утешении и участии в своей жизни. Варианты есть, но не так много.
Позвонил Михаилу и спросил, помнит ли он, по какому из каналов шла трансляция репортажа о похоронах украинского паренька.
— Не помню, Иванович, хоть убей меня гром, не помню.
— Никогда не говори так, — пожурил его я. — Жаль, а то мои московские коллеги могли бы помочь мне отыскать оператора, снимавшего те кадры.
Можно попытаться узнать что-то от людей, купивших некогда отцовский дом у Фани. Есть еще пара версий. Словом, надо думать, думать…
Не глядя на прохладный вечер, громко и весело заливались птицы. С чердака Дома охотника вылетели летучие мыши и низко пронеслись над беседкой. Подумал, что, если мне повезет и быстро найду своего армейского друга Феофана, и к тому же окажется, что погибший паренек не его сын, мы все равно помянем с ним этого солдата. Жизнь дается нам свыше не для того, чтобы кто-то тупо и безжалостно обрывал ее, какими бы мотивами ни руководствовался.
