Есть, мне кажется, в случившемся элемент чуда, а может, и вообще промысла божьего. Иначе, как назовешь то, что никто из многочисленных туристов, рыбаков, грибников, которых всегда немало в живописных окрестностях карельского селения Лоухи, так и не наткнулся на неприметную уже стрелковую ячейку, а российские поисковики, пришедшие сюда через семьдесят три года после начала войны, обнаружили ее чуть ли не с ходу.
Второе чудо — среди останков трех бойцов Красной армии найден один медальон. Чудо номер три — удалось восстановить и прочитать фамилию его владельца, и из многомиллионного списка неизвестных солдат Великой Отечественной убыл Самуил Павлов, уроженец Жлобинского района, двадцати шести лет от роду. Рядовому Павлову, погибшему в сентябре 41-го, защищая дальние подступы к Ленинграду, сегодня было бы уже девяносто девять лет, но он остался навеки двадцатишестилетним. Это его сыну Виктору Самуиловичу уже семьдесят четыре, и отца своего он не помнит. Никогда о нем уже не услышат старший и младший сыновья солдата Анатолий Самуилович и Иван Самуилович, ушла из жизни и его жена Ирина Мироновна. Своего мужа и отца они видели последний раз 22 июня 1941 года. Уже старше деда его внук Юрий Викторович, а самая младшая из Павловых, Катя, к двадцати шести только приближается. Но у нее, в отличие от рядового Павлова, прах которого, наконец-то, упокоен в братской могиле на карельской земле, а капсула с могильной землей и смертный медальон российские парни, спасибо им за это не только от Павловых, привезли в Брест и передали родственникам, все впереди.
Я очень рад и за Павловых, у которых, наконец-то, появилось святое место, где можно преклонить колени перед погибшим предком. Только к радости этой примешивается чувство горечи и неудовлетворенности. Прежде всего самим собой. Потому что лично у меня был, может быть, еще есть и, надеюсь, все же будет шанс извлечь из небытия имя еще одного неизвестного героя.
Ровно десять лет назад я участвовал в экспедиции «Рэспублікі» «Освобождение: Победа. Память. Патриотизм». Наша яхта шла тогда по Западной Двине от Суража до Друи, мы десантировались в города и села, встречались с ветеранами, вручали им подарки, записывали и потом публиковали их воспоминания. Много тогда интересного для себя я узнал и открыл, но, честно говоря, сотруднику инспекции охраны животного и растительного мира Владимиру Минину, утверждавшему, что не только знает место падения сбитого советского самолета, но и место, где закопаны останки летчика, не поверил. Не может, думал, такого быть: Беларусь, Дретунский полигон, — это же не тайга или тундра безлюдная или бескрайная, но…
Я подхожу к травой заросшему бугорку и, взяв лопату, подрезаю и отворачиваю кусок дерна. Под ним, в желтом песочке, прямо на поверхности — человеческая кость, обрывки гимнастерки, в которую завернуты останки… Нижняя часть сапога… Офицерский ремень… То, что кроется глубже, не тревожу — потом поработают профессиональные поисковики. Я, честно говоря, в смятении — не было у меня в жизни такого опыта. Растерянность еще больше усиливается, когда хороший мой товарищ, военный журналист Николай Качук вдруг говорит, что наш летчик был в невысоких чинах, маленького роста, худенький. Я удивляюсь, а товарищ показывает на остатки сапог — они не хромовые, брезентовый верх сгнил, размер — сороковой максимум. И офицерский ремень. Он так и остался застегнутым на последнюю дырку, и мы понимаем, что летчик и в самом деле был очень худеньким, если не истощенным.
Мы молча смотрим на останки и понимаем, что паренек этот практически и не жил. Школа в наверняка голодном тылу, летное училище по ускоренному курсу, фронт, несколько вылетов и вот этот травой заросший бугорок…
Имя летчика, позже торжественно захороненного под залпы воинского салюта в деревне Полота, нам так и не удалось установить. Не было при нем медальона. Была, правда, планшетка с документами. Но были и черные копатели. Они побывали на месте трагедии намного раньше нас. Да, это они собрали и закопали останки летчика, но ведь и шильдик с номером самолета срубили, а планшетку бросили гнить на бруствере воронки тоже они. А ведь если бы не они и не это, то, вполне возможно, уже десять лет назад в какую-нибудь семью на просторах бывшей необъятной страны пришла бы скорбная и затерявшаяся во времени весть, что их сын, брат, муж пал смертью храбрых в боях за Белоруссию. Я прекрасно понимаю, что история не приемлет сослагательного наклонения, но как же иной раз хочется, чтобы в ней были предусмотрены исключения для таких вот случаев.
