Сочиняя будущее

Я иду по улице, а под ногами шуршат мертвые листья. Сухо шуршат, кажется, что они что–то безостановочно шепчут...

Я иду по улице, а под ногами шуршат мертвые листья. Сухо шуршат, кажется, что они что–то безостановочно шепчут... Что же они хотят сказать, о чем сообщить в последние дни октября? Может, о том, что скоро опять посыплется снег, полетит, закружится, накроет сухие листья, спрячет, похоронит. И тогда станет тихо. Снег будет падать и падать, а белые точки — таять на моих руках, превращаясь в капли.


Шуршат страницы тетрадок в линейку. Слышатся сопение, кряхтение, смешки. Скользят по бумаге, царапают белизну страниц шариковые и чернильные авторучки. Наш восьмой «Б» пишет сочинение. А за окнами осень. Октябрь. Кружатся листья, раскачивается на баскетбольном кольце порванная сетка. Небо яркое и синющее, каштаны за забором огненно–рыжие. Мы пишем сочинение о том, что будет в 2012 году. Через сорок лет. Кто придумал такую странную тему, я не знаю. Хотя, может, она и не так звучала. Мы пытаемся из октября 1972–го заглянуть в непроницаемый октябрь 2012–го. Разве такое возможно? Зачем было искушать подростков? Но надо писать, кончается четверть, оценка по литературе хоть и не самая важная, но и не на последнем месте.


Помню, что я тогда написал. Смутно помню, что написали некоторые одноклассники. Мы грызли авторучки, скребли крышки столов, психовали, тихо злились, пытались заглянуть в тетрадку соседа, шепотом спрашивали у отличников, о чем они пишут. Но что можно узнать о будущем, кроме того, что оно будет? Я мог предположить, что произойдет завтра или через неделю. Мог написать о том, да и то весьма приблизительно, что собираюсь делать на осенних каникулах. Хотя в восьмом классе я уже знал, кем хочу стать. Но знать — это полдела, а как оно сложится?


Восьмиклассники сочиняли, выдумывая свое светлое будущее... А что оставалось делать? Даже Дюма–отец не рискнул со своими мушкетерами сделать скачок во времени длиною в сорок лет. Писатель не смог, а мы должны. Может, кто из одноклассников и написал, стараясь заработать оценку получше, что он будет жить при коммунизме, увидит светлое будущее, о котором рассказывают учителя... Увидит далекие планеты. Нет, не Луну, а очень далекие. С Луной в 1972–м все уже было ясно.


Я знал точно, что к тому времени, о котором пишу сочинение, уже не будет ни деда, ни бабки. Но это была простая арифметика. Можно было догадаться, что и Леонида Ильича Брежнева к 2012–му уже не станет. И Мао не будет...


Но разве это хотела прочесть в наших тетрадках училка? Это она и без нас знала. Наверняка она хотела прочитать, что через сорок лет во всем мире будет мир. Про это и написали почти все. Сами потом на перемене и рассказывали.


Мой одноклассник Сашка–отличник не позволил даже мне, соседу и дружбану, заглянуть в его тетрадку. Он сидел ко мне боком, загораживая левым плечом строчки, прикусив язык, и шипел, когда я привставал, пригибался и пытался подсмотреть будущее. Сашка дописал, закрыл тетрадку и положил на стол учительнице. Она его похвалила — отличник — и разрешила выйти из класса. Потом он сидел на скамейке, рядом с баскетбольным щитом, на спортивной площадке, обняв колени, и напоминал птицу. А я сидел в классе, смотрел на него и завидовал. Вокруг скамейки летали желтые, красные и еще черт знает каких оттенков листья. Мой одноклассник Сашка спился и умер девять лет назад. Может, зря не дал заглянуть в свою тетрадку? Может, я мог что–то подсказать, исправить в его будущем?


И Алика уже нет на этом свете. И Толика с Виталиком, и другого Сашки нет, и Люды с огненно–рыжей шевелюрой...


Шуршат мертвые листья. Шепчут что–то неразборчивое...


А я тогда написал одну строчку и, как ни старался, больше из себя ничего не выдавил. «В две тысячи двенадцатом мне уже будет пятьдесят четыре года». И все. Переклинило.


Сегодня я думаю, что, может, и правильно, что я написал только это. Не накликал на свою голову беду. Хотя мог написать, что стану космонавтом и, преодолев земное тяготение, улечу в иную галактику, там и время течет по–иному, а когда вернусь, то пройдет на Земле не сорок, а сто сорок земных лет... Поставила бы мне училка «пятерку», как однокласснику Сашке, и похвалила. За свое лаконичное сочинение я оценки не получил.


Мертвые листья подхватывает ветер, они кружатся вокруг меня, порхают, как летние бабочки, но потом падают — сила земного притяжения не дает улететь. Никому.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter