Собрано во граде Гедимина

На протяжении столетий город Вильно — Вильня — Вильнюс оставался общим политическим и культурным центром для белорусов и литовцев…

(Окончание. Начало в «СБ» № 113.)


Где что оказалось?


...Помнится, во время совместных поездок в Вильнюс с Владимиром Короткевичем мы неоднократно ходили по вечерам в гости к Янке Шутовичу, который в 1956 году вернулся из ссылки к жене, литовской и белорусской писательнице Оне Мицюте, отказавшейся расторгнуть с ним брак. Несмотря на решение Верховного суда Литовской ССР, бывшего директора Белорусского музея нигде не брали на работу, и ему пришлось исполнять по ночам обязанности «пожарного стража» картинной галереи, размещавшейся тогда в кафедральном соборе. Янка Шутович при тусклом свете водил нас вдоль стен и показывал картины, находившиеся раньше в базилианских стенах. Белорусское происхождение авторов, как и прежнее местонахождение произведений, естественно, не указывалось.


Рукописи, книги, периодика из Белорусского музея оказались неподалеку от кафедрального собора — в Центральной научной библиотеке Академии наук Литовской ССР. В каждый мой приезд там сидели коллеги из Минска, тщательно переписывавшие стихи, рассказы и даже романы («Вiленскiя камунары» Максима Горецкого) белорусских писателей из рукописного «Виленского белорусского фонда» (потом измененного на фонд 21). Литовские коллеги родом с Мядельщины и Вилейщины относились к нам дружелюбно и толерантно. Только если речь шла о периодике, которая хранилась где–то под самой крышей, надо было идти за разрешением к самому директору. Он принципиально говорил со мной по–литовски, уговаривал вернуться «к своим истокам». На мои же сетования, что трудно получить доступ к белорусским изданиям, что лучше бы за ненадобностью отдать их в Минск, удивленно восклицал: «А зачем это вам? Ведь и у вас спрячут в спецфонд».


Слуцкие пояса, уречское и налибокское стекло, гродненские ткани и многие другие экспонаты впервые увидел я только в 2002 году, посетив Национальный музей Литвы (прежде Историко–этнографический музей Литовской ССР), разместившийся в стенах Нижнего замка, у подножия той же горы Гедимина. И сердце мое, несмотря на генетические связи, заболело даже не столько оттого, что раритеты находятся тут в то время, как их совсем нет там, где произвели, а потому, что в подписях они фигурировали «безродными» — как абстрактные «изделия мануфактур Великого Княжества Литовского». Ну напишите честно: сделано в том же Слуцке, раньше экспонат находился в Белорусском музее, ликвидированном, очевидно, не по белорусской и не по литовской инициативе. Поясните посетителям, что когда–то ВКЛ включало и белорусские земли... Что от этого изменится? Только возрастет добрососедское доверие.


Реальный путь


Тогда, стоя у стендов Национального музея Литвы, я впервые искренне пожалел, что комиссия «Вяртанне» не довела до конца начатое дело. Когда и к нам стали где–то в начале 1990–х годов обращаться белорусские ученые и краеведы с жалобами, что вот, мол, теперь легко и просто не поедешь в Вильнюс в командировку, чтобы пользоваться тем же «фондом 21» (кстати, его описание все же поместили в одном из выпусков «Вяртання» — для ориентации читателей), мы написали соответствующее письмо в государственные структуры с предложением обратиться к литовцам с просьбой передать материалы бывшего музея белорусам. Или в крайнем случае обменять их (в 1941 году это было предусмотрено). Благо белорусские власти как раз дали (не без моего участия) разрешение на строительство и открытие в деревне Рымдюны Островецкого района Литовского центра культуры, образования и информации. Ответа комиссия тогда не получила.


Однако идею комиссии встретили в штыки представители белорусской диаспоры в Литве, вильнюсские белорусы. Как же так, вопрошали они, все это собиралось нашими отцами и дедами не в Минске, а здесь, на улице Аушрос Варту (Остробрамской), в стенах бывшего монастыря белорусского базилианского ордена. Правда, теперь почему–то здание отдают базилианам украинским (василианам), имеющим на наследство лишь условные права.


И тут пришла мысль (повторяю ее уже в третий раз; один — в солидной вильнюсской газете). А ведь все можно решить с пользой для обеих соседствующих сторон: возродить Белорусский музей в том же побазилианском здании, куда ведут барочные врата со стороны Остробрамской улицы, создать там центр белорусской культуры. Ведь получается как–то несправедливо, не по–соседски: в Беларуси литовский центр есть, а в Литве белорусского — нет. В этом учреждении, имеющем, может быть, двойное подчинение, сосредоточить в физическом или в крайнем случае частично в виртуальном виде все то, что там находилось до войны. Организовывать обменные (выездные) выставки. И смотришь, обид, реальных и надуманных, станет меньше, возрастет взаимопонимание.


Мне кажется, данной проблемой под силу заняться смешанной белорусско–литовской комиссии по совместному культурному наследию двух министерств культуры, как это делается, пусть и не всегда успешно, в отношениях с Польшей. Судя по последним интервью наших руководящих работников, создание такой комиссии вполне реально.


Вывезено «муравьевщиками»


И все же есть в белорусско–литовских взаимоотношениях один период, на который должны были бы распространяться реституционные юридические и моральные права. Речь идет о периоде после поражения восстания 1863 года. Преследования царских властей исходили из главного города Виленского генерал–губернаторства, от самого Муравьева–вешателя. Тогда по белорусским (и по литовским) городам и весям рыскали подручные царского сатрапа и забирали ценности из конфискованных шляхетских усадеб, закрывающихся храмов и монастырей. И не только католических, но и православных. Как контрибуцию присваивали и везли в столицу края все то, что попадалось на глаза, что плохо лежало.


Красноречивый пример — Туровское Евангелие ХI века, самая ранняя рукописная книга (из тех, которые сохранились), созданная на белорусской земле. Кроме духовной ценности для православных христиан, она имеет значение и как памятник средневековой письменности, украшенный удивительными иллюстрациями.


Литовским властям мы должны быть благодарны за то, что в 1995 году по их распоряжению сделана отличная копия Туровского Евангелия, которую в 1995 году торжественно вручили Национальной библиотеке Беларуси (тогда подумалось: может, это запоздалая реакция на письмо комиссии «Вяртанне»?). Но удовлетворенность у меня была только частичная, ибо оригинал, имеющий сакральную ценность, должен храниться там, откуда его изъяли, — в Турове, а в литовской и белорусской библиотеках — его копии.


Косвенно, скорее в моральном плане, это касается также иллюстрированного Жуховицкого Евангелия XIV столетия, изъятого из Петропавловской православной святыни, находящейся в деревне Большие Жуховичи нынешнего Кореличского района. Теперь оно, как и Туровское Евангелие, хранится в той же Центральной научной библиотеке Литовской академии наук.


И конечно, мы должны напоминать литовским коллегам, что как раз в связи с муравьевскими репрессиями после восстания 1863 года в Виленский кафедральный собор (как в более надежное место) было перевезено и многое из несметных ценностей католических храмов и монастырей, находящихся на белорусских землях. Скорее всего, в 1939 году их, вместе с другими сакральными сокровищами, замуровали в соборном тайнике. Затем они были выявлены перед началом перестроечного периода, но не переданы, как того требовали законы, в союзный Гохран. Теперь драгоценные костельные реликвии хранятся в Вильнюсе, выставлялись во время празднования 2000–летия христианства. Безусловно, на этот «скарб» имеют свои моральные права и белорусы. Поэтому, повторю уже сказанное в «СБ» (1 марта 2007 г.): возрождение Белорусского музея в Вильнюсе (как части, может быть, общего культурного центра) стало бы своеобразной компенсацией белорусских потерь и актом доброй воли.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter