Гениальный писатель прожил совсем короткую жизнь — он умер в 39 лет от туберкулеза.Белорусские страницы биографии писателя, умершего на 40‑м году жизни, внешне скромны, но интересны и значимы. Единственным продолжительным пребыванием Ильфа в Беларуси стал его приезд на маневры Белорусского военного округа осенью 1931 года.
С белорусской географией у ироничного Ильи Арнольдовича все было в полном порядке. Вот знаменитая фраза из «Золотого теленка», где сыновья лейтенанта Шмидта пытаются разделить сферы влияния: «При слове «Бобруйск» собрание болезненно застонало. Все соглашались ехать в Бобруйск хоть сейчас. Бобруйск считался прекрасным высококультурным местом». А вот наблюдения в «Записных книжках» из окна поезда, едущего по находившейся тогда в составе Польши Западной Белоруссии: «В Барановичах розовые, желтые, синие, черные околыши. Нельзя быть таким элегантным. Надо спокойнее относиться к красоте».
Поездка же в сентябре 1931‑го позволила увидеть географические объекты БССР воочию. Время для Ильфа и Петрова было тревожное. «Золотой теленок» заканчивал публиковаться в ежемесячном журнале «30 дней», но на душе у писателей скребли кошки. Свидетельством тому — тогдашняя обмолвка Ильи Арнольдовича в записных книжках: «Дело обстоит плохо, нас не знают. Один читал отрывок в журнале «30 дней». Если читатель не знает писателя, то виноват в этом писатель, а не читатель».
Грустная самокритика истине соответствовала, несмотря на всесоюзную известность «Двенадцати стульев» и похвалу роману в главной газете страны «Правда» от 2 декабря 1928 года. Один из тогдашних «больших вождей» с восторгом прочел похождения Остапа Бендера и счел их полезными и поучительными для борьбы с бюрократизмом: «Недавно я читал новый роман «12 стульев». Здесь довольно едко изображена фигура халтурящего якобы пролетарского поэта, который ходит по редакциям всяких профорганов и получает всюду гонорар, но составляет свои «производственные» стишки своеобразным способом». Далее вождь цитировал стихи Ляписа-Трубецкого о Гавриле. «Этот самый «Гаврила» всюду и везде приносит обильную пищу карману находчивого автора. В том же романе есть довольно удачная пародия на некоторые стороны нашей общественной жизни. В романе дана картина одного губсоцстраховского учреждения, где сидят беззубые старухи. Тут же красуется лозунг: «Пережевывая пищу, ты помогаешь обществу» (Смех). Или на станции общества спасения утопающих развешан плакат со страшно «революционным» кличем: «Дело спасения утопающих есть дело рук самих утопающих» (Громкий смех всего зала)».
Но громкого смеха в масштабах всего Советского Союза после текста «Правды» не последовало — большой вождь звался Николаем Ивановичем Бухариным и вскоре был подвинут с партийного Олимпа, будучи обвинен в «правом уклоне». Реальная громкая литературная слава с миллионами зрителей киноэкранизаций придет к писателям уже в послесталинскую эпоху, много лет спустя после смерти Ильфа в 1937‑м от туберкулеза и гибели Петрова в годы войны в 1942 году.
На маневры Белорусского военного округа в 1931‑м ехали скромные труженики пера, путешествие которых было организовано по линии Политуправления Красной армии, которым руководил Ян Гамарник, совсем недавно возглавлявший партийную организацию БССР. Задача политорганами была поставлена вроде бы несложная: создать положительный очерк о современном состоянии Красной армии. Очерк такой под названием «Трудная тема» появился оперативно и уже в декабре 1931 года увидел свет в ведомственном журнале «ЛОКАФ» (с 1933‑го он получил более известное название «Знамя»). Правда, в достаточно объемном тексте ни слова о том, что дело происходит в Белорусском военном округе. Об этом писателей строго предупредили еще в Москве. Место действия в итоге выглядит так: «И если уж особенно отчаянные любители военного колорита потребуют от нас более точных сведений, то можем им сообщить:
— Дело происходило в Н-ском полку Н-ской дивизии, входящей в состав Н-ского корпуса».
Отсылки к местам пребывания есть только в записных книжках Ильфа наряду с текстовыми заготовками будущего очерка. Маневры проходили неподалеку от нынешнего райцентра Минской области: «Столовая в Пуховичах, в сельскохозяйственном техникуме. Голубая комната, потолок, оклеенный обоями. Домашние кружевные занавески. Дом со свежим лиловым цоколем недалеко от Пуховичей». Минск же, куда Ильф и Петров прибыли на поезде, представлен в записях Ильи Арнольдовича краткими штрихами: «Два близнеца — Белмясо и Белрыба». И взгляд настоящего одессита: в белорусской столице, оказывается, «плитчатый одесский тротуар».
Повествование в очерке по итогам маневров часто строгое, далекое от привычной читателям Ильфа и Петрова стилистики. Авторская сдержанность объяснена предельно ясно: «Человек, впервые проведший с армией несколько дней, не может сказать: «Я знаю Красную армию». Он может сказать только: «Я видел Красную армию». Правда, за несколько дней писателям удалось увидеть многое. В записных книжках Ильфа впечатляют некоторые наблюдения: «Внутренность танка. Вдоль стенок аптечные полки со снарядами... Бронепоезд (скульптура ранних кубистов)... Командир бронепоезда..., похожий на Зощенко». Белорусская осень в дни маневров выдалась ненастной: «Дождь капает с каски, как с крыши, и стучит по каске, как по крыше. Ходил в тяжелых сапогах, как на лыжах, не подымая ног». В очерк гримасы погоды тоже вошли: «В этот день, как и в предыдущие дни, шел холодный дождь, вода была ледяная, бутылочного цвета».
Но помимо осенней хляби маневры под пером Ильфа и Петрова внушали оптимизм: «Великолепную картину силы, могущества представлял собою полк... Чувствовалась в нем необыкновенная гибкость, поворотливость, прекрасная расчлененность, способность к маневру и преодолению любого препятствия». Белорусская командировка получилась удачной.
Юрий БОРИСЕНОК.
rodina2001@mail.ru
