Имеющий уши да услышит. Особенно если церковный звонарь — женщинаВсегда представляла себе церковных звонарей серьезными, коренастыми и бородатыми мужчинами в черных сутанах. Конечно, возможны варианты роста, цвета, длины и фасона одеяния — мы ведь люди современные, понимаем, что и стереотипы нынче должны быть гибкими. Но вот насчет мужчины — это уже железно. Какой женщине под силу «выбивать» оглушительную мелодию из многотонных колоколов, стоя в продуваемой всеми ветрами звоннице?
Поэтому, назначая встречу единственной в Гродненской епархии женщине–звонарю Юлии Минченко, я ожидала хотя бы частичного воплощения созданного мной образа, хоть какой–то мужеподобности, что ли... И прогадала. На пороге Свято–Покровского кафедрального собора, который находится в Гродно, меня ожидала хрупкая невысокая блондинка — на вид лет двадцати. Видя мое изумление, собеседница понимающе кивает: «Бывает, что стоишь на колокольне, а ветер сдувает с места».
Поднимаемся в звонницу, которая находятся примерно на уровне 4 — 5–го этажа стандартного жилого дома. Большие колокола висят низко, звоночки поменьше — почти под потолком. Стен здесь практически нет, по периметру — что–то вроде огромных незастекленных окон. Все проемы, ведущие на улицу, закрыты роллетами, поэтому в маленьком помещении сумрачно. В поисках света я предлагаю поднять железные шторы... и уже через минуту жалею о собственном решении: комнатку сразу же пронизывает сквозняк, теплое пальто совсем не спасает.
— Вот мое рабочее место, — Юлия показывает на некое подобие деревянного помоста, от которого к языкам тянутся веревки. — Для того чтобы не оглохнуть, звонарь должен находиться выше мощных колоколов. Вообще–то профессиональные звонари должны пользоваться наушниками или берушами, чтобы уменьшить агрессию звона, но у меня их пока нет — все никак руки не дойдут купить. К тому же мне хочется слышать, что я играю, — я же музыкант, а не отбойщик.
— Наверное, нелегко управляться с такими металлическими громадинами?
— Да уж, работа не женская. Я оканчивала спортивную школу — пятиборье и тяжелая атлетика. Казалось бы, хорошо подготовлена физически, но все равно поначалу ладони были в мозолях, все тело болело от нагрузок. Руки все время на весу, стоишь на одной ноге, а второй нажимаешь на педали, которые раскачивают языки больших колоколов размером с мою голову. Перед службой звоню минут пятнадцать, а после службы — сколько выдержу, пока остаются силы. Правда, в городе длинные колокольные перезвоны и не нужны: здесь живут люди, растят детей, ухаживают за больными, прогуливаются по улицам. Кому–то из них бесконечный звон может не понравиться.
Юлия показывает мне, как управляться с одиннадцатью колоколами одновременно: в одной руке «поводки» от четырех небольших колоколов, под второй — несколько растяжек от звонов среднего размера и две ножные педали — для гигантов. Сначала издаваемый ими всеми звон кажется оглушительным, но чуть позже уши привыкают и уже не хочется, чтобы он прерывался. С высоты деревянного помоста мне хорошо видно, как далеко внизу, на городских улицах люди оборачиваются в сторону церкви, задирают головы, даже останавливаются.
— Есть какие–либо нотные книги с мелодиями для церковных колоколов?
— Может быть, и есть, но мне приходится импровизировать. В нашем соборе 11 колоколов разных эпох и звучания — они не складываются в классическую гамму, поэтому придерживаться каких–то шаблонов не получается. Так что я звонарь–композитор, вызваниваю то, что сама придумала, каждый раз пробую что–то новенькое, — смеется собеседница.
Действительно, даже в сравнительно молодом Свято–Покровском соборе, которому в этом году исполнится всего лишь 100 лет, колокола не похожи друг на друга: шесть из них черно–зеленого цвета (видимо, отлиты еще в XIX веке), остальные же сверкают, как новенькая медная монетка. Знаю, что многие из голосистых «стариков» в этой церкви перенесены из других, разрушенных в эпоху воинствующего атеизма, храмов.
— Чувствуется разница в звучании колоколов разных времен?
— Конечно. Ведь до революции каждый мастер–литейщик имел свой секрет, который передавал только сыновьям и больше никому. Так достигалась полнота и индивидуальность звучания. Колокола старых литейщиков будто бы поют. Есть такое московское выражение «сорок сороков» — это когда в стольном граде на праздник одновременно звонили все храмы. Но при этом «голос» каждого был узнаваем. С приходом советской власти династии литейщиков были прерваны, а секреты их мастерства утеряны. Наши современники пробовали применять даже компьютерные технологии для их поисков, но безрезультатно. Поэтому звук современных заводских колоколов легко отличить от голоса инструмента ручной работы, — Юлия по очереди раскачивает языки темного и блестящего колоколов. Первый отзывается сытым, масляным басом, второй... просто звонит: «Бум!»
В первый раз Юлия Минченко попробовала вызванивать колокольные мелодии еще в 18–летнем возрасте, когда училась в воскресной школе при Полоцком монастыре. К тому времени она уже окончила музыкальную школу и считала, что неплохо управляется с церковным звоном. Прошло пять лет, во время которых девушка не собиралась бросать свое увлечение, хотя понимала: то, чем она занимается, — просто любительское бренчание. Настоящий профессионализм пришел только после окончания школы колокольного звона в Минске, Юлия попала в самый первый набор. Среди 11 учеников она была единственной женщиной.
— При этом нельзя говорить, что я — единственная в Беларуси женщина–звонарь. В женских монастырях послушницы и монахини бывают звонарями. И им еще сложнее приходится, чем мне: они должны бить в колокола точно по уставу колокольного звона (есть и такой). Я, к примеру, могу подсократить мелодию, все–таки вокруг люди, а они — нет. К слову, в Гродненской епархии профессионально звонить на церковных колоколах умею только я. Во многих остальных храмах в звонницу просто поднимается пономарь и дежурно отбивает тот или иной ритм. Хотела кого–нибудь научить, но способных не нашлось. Да и желающих было не так уж много — 2 — 3 человека.
— Как вы пришли к работе церковным звонарем?
— В церковь меня впервые привела двоюродная прабабушка, когда мне было 10 лет. Сначала я пела в хоре, потом заинтересовалась колоколами. Но это только часть того, чему меня там научили. В российском Ельце я освоила технику вышивания икон бисером и жемчугом — один из таких моих образов висит в тульском храме, в Минске мне дали уроки золочения. Но самые ценные знания мною получены в подмосковной Троице–Сергиевой лавре, где я училась иконописи, имея возможность копировать оригиналы образов Андрея Рублева и самые первые иконостасы, написанные еще греческими мастерами. Само собой так получилось, что умею шить облачения для священников: моя бабушка работала на гомельской швейной фабрике
«8 Марта», она часто брала меня с собой и приучала к шитью. Но профессионалом я себя считаю именно в колокольном звоне.
— В трудовой книжке какая у вас запись?..
— Звонарь собора.
Сейчас Юлия учится на третьем курсе факультета искусств Гродненского государственного университета имени Янки Купалы. Только недавно решилась на получение высшего музыкального образования: появилось свободное время. Считает, что творческому человеку ни в коем случае нельзя останавливаться в своем развитии. Расстраивается только, что на Гродненщине мало желающих качественно заниматься звонарным делом.
— Колокольный перезвон делает нашу жизнь красивее и радостнее. Пусть сейчас в наших церквах большей частью висит по одному «дежурному» колоколу. Были бы звонари — появятся новые. Как со мной было: я пришла на работу летом — было 6 инструментов, сейчас уже 11.
Юлия спускается с деревянного помоста, прикрывает роллеты на оконных проемах звонницы и по винтовой лестнице провожает меня к выходу из храма. Разговор окончен, но благодаря ему сейчас, прогуливаясь по Гродно и слушая виртуозный звон колокольного многоголосья, я буду точно знать — откуда он возникает.
Фото автора.
