Потомственные маги, ведуны и экстрасенсы здесь не помогут. От коррупции (с лат. «порча», «разрушение») общество способны излечить совсем другие средства: прозрачные и понятные законы, жесткий контроль и неотвратимость ответственности за преступления.Каковы масштабы коррупции и типичные формы ее проявления? Что является питательной средой для таких преступлений? Что государство и общество могут противопоставить попыткам совместить свой карман с государственным? Об этом в конференц–зале «СБ» сегодня рассуждают начальник отдела по надзору за исполнением законодательства по борьбе с коррупцией и организованной преступностью Прокуратуры Сергей Аземша, завсектором социологии, политики и государственного управления Института социологии НАН академик Евгений Бабосов, депутат Палаты представителей Национального собрания, член Постоянной комиссии по национальной безопасности Владимир Борщев, заместитель начальника главного управления по борьбе с организованной преступностью и коррупцией Министерства внутренних дел Геннадий Гриневич, заместитель Председателя Верховного Суда, председатель судебной коллегии по уголовным делам Валерий Калинкович и временно исполняющий обязанности директора департамента финансовых расследований КГК Евгений Мочайло.
«СБ»: Поговорим о коррупции, точнее, об уровне этого зла в стране.
Е.Мочайло: Оценивать коррумпированность того или иного государства можно, только опираясь на реальные факты. Если количество совершаемых должностных преступлений растет, то можно говорить и о росте коррупции. Могу заверить, что в Беларуси этих тенденций мы не наблюдаем. Более того, идет постоянное снижение подобных фактов. А учитывая, что работа правоохранительных органов по борьбе с коррупцией за эти годы кардинально улучшилась, полагаю, оценки, о которых вы говорите, совершенно необъективны.
С.Аземша: Летом этого года проводились социологические опросы об уровне коррупции в нашей стране, и большинство респондентов отметили, что за последние 10 лет уровень коррупции в стране снизился. Об этом, собственно, говорит и статистика — таких коррупционных преступлений в 2006–м выявлено меньше, чем в прошлые годы. Другое дело, что сейчас явление приобретает новые формы, практикуются новые схемы вознаграждения, но оснований говорить о расширении масштабов и количества преступлений нет.
Е.Бабосов: Я бы не был столь оптимистичен. В 2005 году мы опрашивали 4 группы людей: 28 руководителей в ранге замминистров и зампредседателей госкомитетов, 300 предпринимателей, 240 госслужащих разного уровня и около 2.000 рядовых граждан во всех регионах Беларуси. Почти 67 процентов респондентов считали, что коррупция у нас существует, и глупо преуменьшать ее размеры и общественную опасность.
«СБ»: А кто же у нас взяточники?
Е.Бабосов: О том, что лично у них вымогали взятку, заявили 9,7 процента опрошенных. Причем больше всего столкнувшихся с коррупционным давлением (согласно нашему опросу) было в Минской области — 10,8 процента, меньше всего — 8 процентов — в Гомельской. Но ведь коррупция как противозаконная деятельность является латентной, скрытой с обеих сторон (и дающего, и берущего). Выявить все случаи невозможно, поскольку участники коррупционной сделки вовсе не заинтересованы в разглашении этих фактов. Для объективного мониторинга коррупционной деятельности необходимы комплексный анализ всех этих потоков информации и совместная работа исследовательских центров и правоохранительных органов.
Г.Гриневич: Я критически отношусь к высказываниям о том, что у нас очень высокий уровень коррупции. Я уверен, что если бы опрошенные граждане пришли к нам с заявлениями, то половина упомянутых фактов при проверке не подтвердилась бы. Кроме того, довольно часто сами граждане провоцируют, активизируют элементы коррупции. Простой пример. Начинаем проверять фирму. Еще ничего не известно, а руководитель уже ищет «выходы» на проверяющих. Естественно, появляются «доброжелатели», которые берутся «решить вопрос» за энную сумму. Это не значит, что проверяющий возьмет взятку, но мнение уже складывается. Провели проверку, информация о нарушениях не подтвердилась, санкций соответственно нет, а человек говорит: я дал 2 тысячи, поэтому мне решили вопрос... Таких случаев много, и количество подстрекательств к даче взятки, сопряженных с мошенничеством, растет. Проблема эта очень серьезная, ведь таким образом идет дискредитация не только честных служащих, но и государственной власти в целом.
Е.Мочайло: Мошеннические действия действительно часто преподносятся как коррупционные проявления. В этом году, например, был арестован лидер одной из организованных преступных групп, работавшей в кредитно–финансовой сфере. В процессе следствия выяснилось, что за свою безопасность преступник передал в качестве взятки около 200 тысяч долларов. Люди, через которых он «решал вопрос», оказались мошенниками — его грубо обманули.
«СБ»: Какие сферы общественно–государственных отношений, на ваш взгляд, наиболее подвержены коррупции?
Е.Бабосов: В этом есть определенная «схематичность». По полученным нами оценкам, выстраивается такая цепочка: ГАИ, чиновники, которые дают разрешение на ведение частного бизнеса. Ну и те структуры, с которыми граждане в решении своих проблем сталкиваются наиболее часто: здравоохранение, образование, таможня. Улавливаете определенную инерционность? Больше всего опасений по поводу распространения коррупции высказывают руководители предприятий и предприниматели. То есть те, кто чаще всего встречается с должностными лицами, попадают под коррупционное давление. Меньше всего этим озабочены пенсионеры.
Г.Гриневич: В настоящее время в структуре коррумпированных лиц наиболее велика доля работников министерств, концернов и местных исполнительных комитетов. На них приходится 66 процентов всех выявленных коррупционных преступлений. Наиболее подвержены коррупции те отрасли экономики, государственные и общественные институты, где сосредоточен серьезный финансовый потенциал, идет государственное финансирование, есть реальная возможность получения прибыли организованными преступными структурами. К их числу следует отнести торговлю, производственную и строительную сферы, агропромышленный комплекс. Что касается самих преступлений, то наибольшую долю составляют хищения путем злоупотребления служебным положением, служебный подлог, получение и дача взятки, злоупотребление властью или служебными полномочиями, легализация материальных ценностей, полученных преступным путем. В Минске наибольшее количество преступлений с признаками коррупции приходится на хищения путем злоупотребления служебными полномочиями, а также на различные формы взяточничества. Во всех регионах страны треть всех выявленных преступлений — служебные подлоги.
В.Калинкович: Надо разграничивать коррупцию как социальное явление и ее конкретные проявления в форме преступлений, ответственность за которые предусмотрена законом. Коррупция — это отношения на макроуровне, где деньгами или услугами покупаются дополнительные преференции либо действия в обход существующего законодательства. Если же говорить о взяточничестве, то в делах, которые рассматриваются судами, большинство взяток не превышают 100–долларового эквивалента. Дела о более крупных суммах в судебной практике – достаточно большая редкость. Поэтому, на мой взгляд, одна из задач, стоящих сегодня в сфере борьбы с коррупцией как с макроявлением, — это необходимость усиления борьбы правоохранительных органов с взяточничеством, имеющим цену в десятки, а то и сотни тысяч долларов. Тем более что практика показывает — уголовные дела, где фигурируют солидные денежные суммы и лица с высоким должностным положением, далеко не всегда расследуются на должном профессиональном уровне.
Е.Мочайло: Когда взятка дается за заведомо незаконные действия, обе стороны заинтересованы молчать. И если нам не удается доказать, что чиновник нарушил законодательство за конкретное вознаграждение, то его действия квалифицируются уже по другой статье УК. И наказание, соответственно, другое. На мой взгляд, сложно определить и сами критерии оценки «подверженности» коррупции. Как, например, можно равнять взятки в системе образования с коррупцией в сфере нефтебизнеса? Абсолютно разные масштабы и, я бы сказал, предмет сделки. А что касается соцопросов, в том числе и международных, то всегда людей, которые наслышаны о коррупции в сфере образования или в ГАИ, будет несоизмеримо больше, чем тех, кто знает, например, о коррупции в банковской сфере. Поэтому население при опросах и будет ориентироваться на те направления, с которыми чаще сталкивается.
«СБ»: Конечно, и пресловутый, вполне вероятно, надуманный инспектор ГАИ, и преподаватель, ставящий зачет за деньги, и клерк в исполкоме, берущий подношения за выдачу справки без волокиты, — не коррупционеры, а обычные взяточники. Но не по ним ли большинство из нас и оценивает «уровень коррупции» в стране? Не это ли подрывает доверие населения к власти и государству?
В.Борщев: Взятка не является непосредственным объектом коррупции, это — всего лишь средство, орудие. Основным элементом, признаком коррупции в конечном счете является человек, который, получив вознаграждение, делает то, что нужно взяткодателю, а не обществу. И это большая социальная опасность. Коррупция наносит существенный вред всей политической и государственной системе. Она дезорганизует органы власти, управления, разъедает их, как ржавчина, ведет к деструктивным решениям, лоббированию интересов определенных групп и т.д. Коррупция подрывает и экономику. Фирмы–однодневки, переводы больших сумм за границу и другие незаконные действия зачастую были бы невозможны без помощи со стороны наделенных властью чиновников. Коррупция может посягать непосредственно и на конституционный строй. Терроризм, экстремизм — это тоже следствие коррупции. Все рядом — деньги, фальшивые документы, открытые границы, в том числе и для оружия и наркотиков. Правоохранительным органам работать в этой системе становится весьма сложно. Коррупционеры буквально подсовывают взятки тем, кто им мешает, чтобы устранить опасность. Есть и такая угроза, как подрыв генофонда нации. Это связано не только с наркотиками, фальшивыми лекарствами, «паленой» водкой, но и с торговлей людьми. Так что коррупция — самое опасное общественное явление, которое только может быть в любом государстве. Не стоит, действительно, называть коррупцией коробку конфет или букет цветов врачу. Но липовые документы или сокрытие фактов преступлений сотрудниками правоохранительных органов, таможни — это другое дело. Тут надо смотреть конкретно: что вредит, в какой степени и как с этим злом бороться.
Е.Бабосов: Кое-какие выводы смело можно считать парадоксальными. Мы проводим рейтинги разных органов власти. Так вот, самый низкий уровень доверия, согласно нашим опросам, — у местных органов управления. В том числе это связано и с тем, что там, возможно, чаще всего занимаются взяточничеством. Ну не пойдет же простой человек министру «давать на лапу». А в районную контору пойдет. Поэтому на уровне массового сознания и создается впечатление, что «местные органы власти коррумпированы очень сильно». Если Совету Министров доверяет 44 процента опрошенных, то местным органам — всего 22. Причем берут — «внизу», а мнение создается обо всей системе власти: раз они там наверху допускают существование такого безобразия, значит, им это выгодно. А недоверие к власти — это самое страшное.
«СБ»: Насколько сегодняшнее законодательство соответствует стоящим перед государством и обществом задачам по противодействию коррупции?
С.Аземша: С развитием экономических отношений в любом государстве происходит и совершенствование преступных схем, которыми пользуются коррупционеры. Теперь они отходят от получения взяток наличными. Используются «хитрые» схемы с привлечением финансовых компаний, лжепредпринимательских структур. Это все учитывается нами, и прокуратура ориентирует правоохранительные органы на выявление самых сложных преступлений. Что касается законодательства, то принятый в этом году Закон «О борьбе с коррупцией» создал единую правовую основу для реализации системного механизма противодействия этому злу. Прокуратура определена государственным органом, ответственным за организацию борьбы с коррупцией. С учетом положений закона разработан проект государственной программы по усилению борьбы с коррупцией на 2007 — 2010 годы, которая основывается на анализе криминогенной ситуации, научных исследованиях и практике, в том числе международной, противодействия этим явлениям.
В.Борщев: Сегодня по инициативе руководства страны подготовлен проект закона «О внесении изменений и дополнений в Уголовный и Уголовно–процессуальный кодексы Республики Беларусь по вопросам усиления ответственности за преступления, связанные с коррупцией». Соответствующие изменения будут внесены и в Кодекс об административных правонарушениях. Результатом станут более жесткие меры борьбы и предупреждения коррупции.
В.Калинкович: Внесение дополнений в УК вызвано наряду с принятием закона о борьбе с коррупцией еще и тем, что в Беларуси ратифицирован ряд серьезных международных документов — это и Конвенция ООН, и Европейская конвенция о борьбе с коррупцией, которые предусматривают принятие и выполнение странами–участницами определенных международных обязательств. В том числе и в части установления уголовной ответственности за преступления, которые международное сообщество признает коррупционными и требует их уголовного преследования. Большинство этих преступлений определено действующим законодательством: получение взятки, корыстное злоупотребление, хищение. Но коррупция сегодня во многом ушла от товарно–денежных отношений. Это уже серьезное лоббирование интересов путем оказания услуг не только в пределах одной страны, но и на межгосударственном уровне. И совершенно не случайно в законопроекте, который находится на рассмотрении Палаты представителей, предполагается, в частности, установить уголовную ответственность не только за получение взятки «натурой», но и за взятку услугой, то есть за получение и предоставление различных выгод неимущественного характера. Для нас это достаточно ново, но это — требование международного договора, который ратифицировала Беларусь. Кстати, этим же договором предусмотрена и криминализация предложения получить взятку. В Конвенции ООН четко написано: предложение получить взятку — это коррупционное правонарушение. Ведь одно из основных средств борьбы с коррупцией, со взяточничеством — не предлагать и не давать взяток. Как только наши граждане перестанут предлагать и давать взятки чиновникам — ситуация изменится кардинально.
«СБ»: Как государству защитить законные интересы граждан и что оно может противопоставить распространению коррупции?
Е.Бабосов: Во–первых, нужно повышать уровень правовой грамотности населения. Когда человек знает свои права и обязанности, то и от должностных лиц он будет требовать их исполнения. Во–вторых, уровень оплаты труда чиновников должен соответствовать объемам работы и степени ее ответственности. И надо, согласен, менять психологию населения. Еще со времен царской России сложилось убеждение, что чиновник должен получать какие–то подношения. Как говорится, не подмажешь — не поедешь. Вот и получается, что сначала сами предлагаем взятку, а потом возмущаемся, что ее взяли. И еще одна проблема — слабый уровень контроля за деятельностью госслужащего и низкая ответственность чиновников.
В.Калинкович: Когда мы говорим об ответственности, нужно четко определять, что мы при этом подразумеваем. Уголовная ответственность за получение взятки в особо крупном размере сегодня соизмерима с ответственностью за убийство. Другое дело, что нужно реализовать как можно полнее принцип неотвратимости ответственности. Что и есть одно из основных средств борьбы с коррупцией. Может быть, не столь важно, сколько лет лишения свободы получит тот или иной коррупционер. Но нужно, чтобы факты коррупции выявлялись максимально. И все причастные были привлечены к ответственности. В законе о борьбе с коррупцией, кстати, обозначена категория правонарушений, создающих условия для коррупции. И при выявлении такого нарушения чиновник должен подлежать увольнению. А для потенциального коррупционера, пожалуй, самое страшное наказание — это отлучение от кормушки.
В.Борщев: Все зависит от культуры, менталитета и, самое главное, — от воспитания и, я бы сказал, той идеологии, которую мы несем. Сегодня важен вопрос, насколько прозрачен закон, насколько понятен он простому человеку. Важно и то, как его выполнять, как подходить к оценке действий за исполнение или же игнорирование закона. Закон сам по себе не может являться источником и вдохновителем коррупции. Но его исполнение в совокупности с иными актами может быть основой правонарушений. Громоздкое законодательство и дублирующие друг друга нормативные акты, которые можно трактовать на свое усмотрение, — это, безусловно, самая питательная среда для коррупционеров. Особенно в совокупности с правовой неграмотностью населения. Немаловажную роль играет и контроль за расходами. Причем не только самих госслужащих и приравненных к ним лиц, но и их родственников, что предусматривает и действующий закон о государственной службе, и вступающий в силу в январе следующего года Закон «О борьбе с коррупцией».
Е.Мочайло: На мой взгляд, соответствующие изменения должны быть внесены и в налоговое законодательство. Если размер твоих доходов явно не совпадает с размером твоего имущества, то принцип презумпции невиновности здесь работать не должен. Говоря иными словами, налогоплательщик обязан доказать законность своих доходов. Пока же именно налоговый инспектор доказывает, что гражданин что–то скрыл, поскольку, условно говоря, при зарплате 1.000 долларов построить коттедж стоимостью 300.000 долларов честным путем нереально. А пока, к примеру, обращается к нам или в налоговую инспекцию гражданин с заявлением, в котором указывает, что рядом с ним живет конкретный госчиновник, дом которого стоит 250.000 долларов, и просит разобраться, законным ли путем чиновник получил средства на строительство такого дома. Вызывают этого чиновника, предлагают заполнить декларацию о доходах. А чиновник кладет на стол договор займа, из которого следует, что некий господин Смит одолжил ему 200.000 долларов США. Без процентов, на 10 лет. А расписка составлена таким образом, что идентифицировать личность заимодавца невозможно. При этом налогоплательщик не обязан доказывать подлинность и достоверность сделки. Подобную практику нужно менять, и презумпция виновности, действующая, кстати, во многих странах, обяжет налогоплательщика подтвердить источник получения денежных средств и законность их получения.
В.Калинкович: Когда мы пытаемся что–то регулировать нормативными актами, то регулирование должно быть предельно ясным и не оставлять двусмысленности в трактовках. В кодексах, законах, постановлениях Совета Министров, в инструкциях Минздрава или еще какого–то органа — вся нормативная база не должна содержать ситуаций, которые при определенных условиях можно истолковать так или иначе. И здесь не нужно смешивать возможность произвольной трактовки закона с административными или уголовными санкциями. Сегодня, насколько я знаю, уже разработана и действует система криминологической экспертизы законопроектов, «проверяющая» нормативно–правовой акт на наличие лазеек, которые могут быть использованы для двусмысленной трактовки. Не только на предмет коррупции, но и на все другие виды правонарушений. Когда чиновник будет знать, что нормативный акт предписывает ему действовать определенным образом и только так, — меньше поводов будет обойти закон. И, конечно, каждый человек имеет право на справедливое судебное разбирательство. Когда мы говорим о борьбе с преступностью, коррупцией и всеми ее проявлениями, все–таки нельзя забывать о том, что вопрос о виновности или невиновности конкретного человека в совершении преступления по закону решает только суд.
Фото Александра КУЛЕВСКОГО, "СБ".
