Стать наркоманом после тридцати так же легко, как и в семнадцать

Снежок выпал в июне

Наркомания у нас априори считается подростковой проблемой. Если несколько лет назад специалисты называли самым популярным в молодежной среде возрастом знакомства со спайсами 13—17 лет, то сегодня звучат еще более страшные цифры: многие дети впервые пробуют психотропы и их аналоги уже в начальных классах школы. Вместе с тем “классические” героин с кокаином, гашиш и экстези по-прежнему не сдают своих позиций у взрослого и чаще всего материально обеспеченного населения: примерно 35% от всех зарегистрированных наркозависимых людей у нас составляют мужчины и женщины старше 30 лет.



“Мне снятся трубочки из фольги”


С Артемом мы познакомились лет семь назад, когда по заданию редакции я посетила занятия психологов с анонимными наркоманами. На то время 28-летний мужчина уже выглядел прилично старше своего возраста, хотя пытался держать себя в форме: тренажерный зал, правильное питание, еженедельные сеансы массажа. Владелец небольшой, но стабильно приносящей хороший доход фирмы мог это себе позволить. Равно как и покупку дорогих наркотиков: баловаться кокаином Артем начал еще в 18 лет, когда вырвался из-под опеки строгого отца и поступил в минский вуз. Компания таких же, как он, беззаботных ребят из приличных обеспеченных семей быстро втянула его в круговорот ночной столичной жизни. В одном из диско-клубов порошок, “от которого ты гарантированно словишь кайф, чувак!”, ему предложили так же просто, как предлагают жвачку или сигарету.

— То лето я запомнил надолго, — рассказывает Артем. — Когда годы спустя лежал на реабилитации в Новинках, даже написал стихи: что-то про “снежок” (одно из названий кокаина на сленге наркоманов), выпавший для меня в июне. Тогда еще не было такой активной пропаганды здорового образа жизни, как сейчас, в школах никто не рассказывал про угрозу наркотиков, газеты не пестрели репортажами из колоний, где сидят наркодилеры. Зато мы хорошо знали о том, что Булгаков, Высоцкий, Фредди Меркьюри, Мэрилин Монро, Курт Кобейн и еще десятки знаменитостей “баловались дурью”. И это вроде как стимулировало: подумаешь, кололись, нюхали — зато вошли в историю! Себя мы считали “детьми богемы” и все как один грезили о мировой славе.

Когда пришел на десятилетие окончания университета, был поражен: из нашей группы умерло шестеро ребят. В возрасте до тридцати. Двое употребляли героин, остальные — кокаин, ЛСД, гашиш. Я тогда твердо решил: завязываю. Ага, конечно. Запала хватило на три месяца. До этого случая, хотя уже не единожды лежал в специализированных частных клиниках Минска и Москвы, зависимым себя не считал.

Ближе к 30 годам все пошло наперекосяк: я уже не контролировал дозы, пребывал в “дурмане” сутками. Бывшая жена рассказывала: бил ее ногами, пытался душить — за то, что она прятала в сейф все наличные деньги, которые находила дома. Я ничего не помню из этого. В редкие периоды просвета замечал: клиенты косятся, их ряды редеют на глазах. Мог начать в своем кабинете расшвыривать мебель, кидаться с кулаками на посетителей. В “психушку” увезли прямо с рабочего места — поспособствовал отец. Он же и выкинул меня из бизнеса. Пролежал в больнице больше месяца, вернулся — был уверен: с прошлым покончено. И тут объявились “друзья”: “Мы тебе за полцены отдадим!”. А у меня на тот момент уже с деньгами напряг — работы нет. Два развода — минус квартира и две машины. Сначала продавал золото, технику. Потом понял: героин и “крэк” мне уже не по карману даже за полцены. Перешел на “винт” (я “гуглил” рецептуру и сам варил амфетамин), китайские психотропы, которые тогда можно было достать без проблем — достаточно пару кликов в интернете.

Вот когда начался настоящий ад — ломки были страшными, изнуряющими. Грезил о дозе даже ночью: сплю, а мне снятся “самокрутки”, трубочки из фольги, спичечные коробки и — о чудо прошлых дней! — белые дорожки “снежка”. В общем, деградировал по полной программе. В 24 года, после окончания вуза, я начинал как богатый папенькин сынок, владелец двух собственных квартир, бизнеса и нескольких авто. В 35 вернулся из Минска в областной центр к матери (она с отцом давно в разводе) и снова лег в клинику. От былой жизни остались только воспоминания.

За плечами Артема не только два развода, но и дочь, родившаяся с ДЦП. Инфаркт в 28 лет и рак легких, с которым он сейчас сражается с переменным успехом. К моменту нашей недавней встречи облысевший, весь какой-то серо-зеленый, он с гордостью заявил: уже целых 65 дней как “чист”! Между тем наркологи называют этот период “медовым месяцем” — это когда энтузиазм по поводу неупотребления наркотиков зашкаливает, а вместе с ним и угроза срыва.

Это вообще беда всех наркоманов: очень трудно признать, что ты “попал”. Каждый раз думаешь: я же только для удовольствия и не каждый день. И только потом приходит понимание: да, сначала не каждый. Сначала пару раз в неделю — перед ответственной встречей на работе или перед корпоративной вечеринкой. Потом добавляется еще один день — перед любовным свиданием. А как же — надо ведь быть на высоте! Потом еще один — понедельник, перед работой...

“Я думала, просто на время отрешусь от реальности”


Трагедия Ирины разворачивалась на глазах сотрудников крупной государственной компании. Коллеги, искренне сочувствующие 30-летней матери-одиночке, когда-то начавшей свой тернистый путь с успокоительных таблеток и докатившейся до систематического употребления наркотиков, обращались к знакомым докторам, устраивали приятельницу по знакомству в наркологическую клинику, “выбивали” у профсоюза путевки в лучшие санатории. Однако все попытки оказать помощь женщине закончились ничем.

“В какой-то момент жизнь совершила слишком крутой для моей психики вираж: в автокатастрофе я потеряла мужа, обоих родителей и младшую дочь. Все эти слова про “время остановилось” и “мозг отказывался принять случившееся” звучат слишком банально. Это был кошмар длиной в несколько лет, взявший свой отсчет с телефонного звонка кого-то из службы ГАИ: “Вы такая-то? Примите наши соболезнования...” Валидол, корвалол я закупала упаковками. Выпивала капли, разведенные водой, и валилась спать. Мне было безразлично, чем питался и как жил старший сын — я провалилась в свое горе и наплевала на всех и на все вокруг. Сейчас мне стыдно: я, взрослая тетка, не думала о том, как больно и страшно было семилетнему ребенку, лишившемуся всей семьи за исключением матери, которая на глазах сходит с ума. Но тогда я не думала ни о чем.

Вытаскивать в люди начали подруги, я просто тупо подчинялась. Пробовала пить — много, жадно. Но на меня с юности алкоголь действует как-то странно, я почти не пьянею. Сигареты терпеть не могу. И тогда я решила: попробую наркотики. Мне казалось, я просто на время отрешусь от реальности. А потом все вернется на круги своя. Понимаете? Хотя бы несколько часов побыть в той, прежней жизни. Это стало одержимостью. И я решилась: через сомнительных знакомых в ночном клубе достала экстези. Впервые за полтора года с момента аварии я смогла улыбаться, жизнь вдруг перестала казаться беспросветной черной дырой, где нет ни эмоций, ни желания что-то делать. Веселилась до упаду, энергии — на десятерых. А потом... Мне очень не повезло: ко мне как к женщине проявил интерес распространитель. Сначала подсадил меня на кокаин, а потом стал требовать деньги за дозу. Большие деньги... Его арестовали через полгода после нашей первой встречи, но я к тому времени уже прочно сидела на “порошке”.

Для того чтобы взять себя в руки и начать по крупицам собирать в цельную мозаику собственную жизнь, Ирине пришлось пройти через потерю работы, лишение родительских прав и принудительное лечение в наркологической клинике.

— Когда лежала на реабилитации, повидала разных товарищей по несчастью: совсем молоденьких парней и девчат привозили в состоянии клинической смерти. И первые слова, которые они произносили, когда приходили в сознание, были: “Мама, мамочка, помоги мне!” Почему-то казалось, что они обращаются ко мне... Я не чувствовала в себе какого-то ядра, способного удержать меня от нового соблазна. Знала, что за стенами больницы меня ждет моя “распрекрасная” жизнь, куда, кроме так и не прошедшего отчаяния от потери близких, добавились безденежье, отсутствие возможности видеться с ребенком. И я решила поменять все на 180 градусов: атеистка в прошлом, теперь пришла в церковь, на исповедь. Помню, батюшка сказал: “Научись творить добро. В мире столько людей, кому приходится еще тяжелее, чем тебе! Протяни им руку. Делай так, чтобы твоим любимым людям, которые смотрят на тебя с Небес, не было стыдно перед Создателем”. Я тогда как со стороны посмотрела на себя и правда устыдилась: 33 года, еще молодая, здоровая, есть сын. А собственную жизнь добровольно в канализацию спускаю.

Сегодня Ирина участвует в волонтерских программах помощи зависимым подросткам, окончила курсы бухучета и аудиторской деятельности, на полставки устроилась в коммерческую фирму. Но самое главное — вернула себе право воспитывать сына:

— Врачи говорят, что бывших наркоманов не бывает. Господи, я так хочу верить в то, что они ошибаются! И попытаюсь это доказать.

В ТЕМУ

В МВД рассказали, как изменился среднестатистический портрет наркозависимого белоруса за последние 20 лет. Наркопотребитель образца 1996 года — это ранее неоднократно судимый гражданин, чаще всего за имущественные преступления, и еще чаще — за квартирные кражи. В те времена, в том числе советские, незначительный процент наркопотребителей составляли представители богемы. На сегодняшний день по возрастным категориям наркопотребители выглядят так: несовершеннолетние — 7%, 18—29 лет — 58,9%, 30 и старше лет — 34,1%. По роду занятий: учащиеся и студенты — 10%, неработающие — 63,9%. От общего числа учтенных наркопотребителей 5,7% занимают женщины.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter