Смеялись и под пулями

Не так часто доводилось им в те суровые партизанские дни весело посмеяться. Но уж если жизнь подбрасывала ситуацию, сдобренную хоть толикой юмора, не упускали возможности похохотать от души. Каждый такой случай был настоящей отдушиной, помогал на какое-то время снять нечеловеческое напряжение и потому порой запоминался даже ярче, чем самый успешный бой. И через много лет они, бывшие солдаты Великой Отечественной, рассказывали о произошедшем с доброй и светлой улыбкой. Несколько таких историй, героями которых были партизаны-заслоновцы, записанных с их слов, и предлагаю читателям. Когда не грех и выпить Начальнику госпиталя в бригаде Заслонова Вере Доморацкой летом 1942-го исполнилось семнадцать... "До работы в госпитале я входила в группу подрывниц под командой Тони Любченко. Конечно, было страшно. Выстрелов боялась - все голову руками прикрывала... Очень хорошо запомнила первое задание - подрыв на железной дороге. Подползли к самой "железке". Основную работу по закладке мины как специалист проводила Тоня. Тогда "на уду" подрывали. Примитивный такой способ: спрятались в ближайших кустах, поезд появился - дернули за веревку, "уду"... Итак, взрыв. Мы бегом как можно дальше - спрятаться и переждать. А холодно, есть хочется! Мне, как знавшей окрестности, поручили обеспечить группу едой. Девчата забились в стог сена, а я отправилась в деревню. Хоть и ночь была, но еды мне дали, что смогли. Приношу три больших блина - такие пекутся во всю сковородку, всем по сырому яйцу и... бутылку самогона. Девчонки замерзли, зуб на зуб не попадает. Может, еще и от страха. Съели блины, яйца и думаем: пить или не пить самогон? Никто из нас его вообще не пробовал. Шура - из города, Тоня - из такой семьи, где не пили, и мне не доводилось... Но согреться-то надо. Только как пить? Не из бутылки же, будто пьяницы! И решили в яичные скорлупки наливать. Смеху было! Вроде опасность всюду, жизнью рискуем, а тут хохот до слез! Что значит - девчонки! Уж так мы смеялись". Не хочу быть графом Уроженку Одесской области 17-летнюю Тоню Любченко, успешно закончившую в Москве курсы подрывников, самолетом забросили в бригаду Заслонова. Она обучала партизан подрывному делу, возглавила группу девушек-подрывниц. Ходила в разведку, участвовала в боях. Была тяжело ранена. Получила несколько боевых наград. "Дядя Костя старался, особенно для молодежи, как-то романтично нашу нелегкую жизнь обставить. Вот и придумал каждому давать псевдоним-кличку по имени какого-либо литературного или киногероя. В группе Шуры Сидина фельдшер Федя был Атосом, Афанасий - Портосом, Николай - Арамисом. И д`Артаньян - сам Шура Сидин. Они всегда вчетвером ходили - д`Артаньян и три мушкетера. Дед Зуев услыхал и тоже просит его как-нибудь назвать. Он и не дед-то был, просто носил большую черную, с проседью, бороду. Дядя Костя ответил: самое подходящее для него имя - граф Монте-Кристо. Как же тот обиделся, возмутился! "Ну пускай Монте... как там его, но почему граф?! Я в молодости воевал против всяких графьев-эксплуататоров!" Все так и покатились со смеху. И Константин Сергеевич тоже смеялся, потом объяснил Зуеву, что это был за граф..." Елка все выдержит 23-летний красноармеец-сибиряк Андрей Агеев попал в бригаду Заслонова из окружения, командовал отрядом. Не раз Заслонов объявлял ему благодарность за храбрость. В Куповатском бою, в котором погиб Заслонов, Агеева тяжело ранило, он остался инвалидом. "Это произошло в Риндевском лесу... Дядя Костя очень строго требовал соблюдения дисциплины и наказывал за мат. Стояли мы у костра - поварихи варили завтрак. Шел дождик. Я как-то - бац! - и нецензурное слово выпалил. Никто, может, и не обратил внимания, но дядя Костя заметил и говорит: "Андрюша, там куча хворосту, пойди принеси охапку". Пошел, принес. Он кинул все в костер. Снова: "Андрюша, иди еще принеси!" Еще пошел. Заслонов опять побросал в костер. "Андрюша, еще принеси!" Принес, а он снова посылает. Я уже возмущаться начал - мол, вон сколько ребят! А Константин Сергеевич: "Я хочу, чтобы ты принес!" Ну я принес еще и в сердцах бросил на землю. Тогда дядя Костя говорит: "Теперь видишь ель толстую вдалеке? Иди и около нее поматерись от души. Там никто не услышит!" На всю жизнь запомнил такое внушение... Потом, когда подмывало ругнуться, каждый раз вспоминал ту историю и охоту тут же отбивало. Правда, ребята часто подначивали: "Андрюша! Быстрее беги к той елке!" Ну и хохотали вместе от души. Нет, я не обижался, тоже с ними смеялся. Чтобы, как сейчас говорят, стресс снять. Правда, тогда такого слова не знали, но похохочешь - и настроение улучшается..." Кому сладость не в радость Кадровый военный Николай Наумов попал в бригаду Заслонова из окружения. Командовал партизанским отрядом. "Был у нас такой разбитной парень Левка Попов. Ходили мы как-то на задание на магистраль. Провели очень удачную операцию - ликвидировали самого коменданта Смоленска, когда тот ехал на легковой машине в отпуск. Много важных документов взяли, оружие... С операции возвращались мимо деревни, но решили туда не заходить. Однако шустрый Лева село не обминул. Мы как-то и не заметили, куда он отлучился, что делал... Приходим, а у Левки ведро меда. Кто-то предложил: "Давайте дядю Костю угостим!" Взяли мед на блюдце и занесли. А Заслонов: "Откуда мед? Кто принес?" Левка признается: "Я взял". "Как взял? Разрешение у хозяина спросил?" - "Да нет..." - "Раз так, неси сейчас обратно!" И отправил его, велел прощение попросить. Возвращается Попов снова с ведром и со стариками-хозяевами. Дед с бабкой благодарят дядю Костю за внимание и просят, чтобы все-таки мед партизаны оставили у себя и еще приходили. Дядя Костя всегда предупреждал: ни в коем случае не обижать крестьян, ничего не брать самовольно. Очень за такие случаи наказывал. Ну а ребята... Подойдет кто-нибудь к Левке и словно не к нему обращается: "Что-то сладенького хочется. Медку бы!" Тут все начинают смеяться, да и Попов тоже. Больше он себе такого никогда не позволял..." Во всем виноват зуб мудрости И снова Тоня Любченко. "Был момент, когда Заслонов на меня очень осерчал. Знаете, в молодости так много еще детского. У меня рос зуб мудрости. И сразу начал болеть, выскочил огромный флюс. Вызывает Константин Сергеевич фельдшера: "Мучается человек, помоги!" Тот отвечает: "Один выход - к врачихе, жене полицая, в село. Скажу: родственница из дальней деревни". Пошли мы с Шурой Сидиным. Он местный, поэтому за проводника, а по возрасту младше меня. Надо было одеться по-крестьянски, но я никак не могла расстаться с гимнастеркой и пистолетом, поэтому только платок из грубой шерсти накрутила. Подгадали, чтобы мужа-полицая дома не было. Приходим. Она с большим животом, беременная. Посмотрела, говорит: необходимо резать. Уже вроде бы и резать начала. Но тут ей мой платок стал мешать. Она - раз! - откидывает его и... видит гимнастерку и портупею. Инструменты падают из рук, врачиха отступает к двери и ходу! Это мы уже потом слыхали, что у нее от страха роды начались. А тогда Шура говорит: "Побежала звать полицаев. Уходим!" Через огороды добрались до леса. А зуб болит нестерпимо - во рту все разворочено! Шура предлагает: "Я буду бросать фуражку, а ты стреляй, чтобы боль перебить!" Так и сделали: он идет, подбрасывает фуражку, а я стреляю. Вдруг видим, ребята бегут, спрашивают, что за шум, не наступает ли кто? В лагере переполох начался. Приходим, Заслонов задает вопрос: "Кто стрелял?" - "Не знаем, ничего не видели, ничего не слышали!" - "А ну, покажи пистолет! Ты стреляла?" Пришлось признаться. Вот уж он рассердился! "Всыпать бы тебе! Хорошо еще, вас свои не подстрелили!" Потом ребята подтрунивали: какого переполоху натворили. А зуб болеть перестал..." Как Тоня Любченко оказалась чучелом гороховым "А второй был случай, когда уже я сама переполошилась. Поступил приказ помыться в бане. Риндево - село партизанское, у каждого в доме - свой боец, так что бани топили все. В это время разведчики возвращались с задания. Часовой зазевался, заметил только промелькнувшие тени и поднял стрельбу. Кто-то крикнул: "Немцы!" Я только мыться начала и показалось мне, будто услыхала команду: "В ружье!" Накинула шинель на белье, босые ноги - в сапоги, брюки и гимнастерка - подмышкой. Но с автоматом! Бегу. Слышу, Константин Сергеевич кричит: "Стойте! Кто поднял панику?!" Увидел меня: "А это что у тебя?" Я уже и забыла, что подмышкой чулки, гимнастерка, брюки, - все растрепалось, тянется сзади. "Ну и ну, - говорит Заслонов, - не солдат, а чучело гороховое!" Я едва не расплакалась, но дядя Костя рассмеялся так заразительно, что не удержалась и расхохоталась вместе с ним..." О партизанах много писалось и публиковалось - о суровой лесной жизни, боевых буднях, боях-пожарищах, гибели друзей и мести... Мне же захотелось добавить к общепринятому портрету железного народного мстителя несколько непривычных и теплых штрихов.