Долгие годы Масленников руководит студией «Троицкий мост» в Санкт-Петербурге, воспитал немало специалистов во ВГИКе и Санкт-Петербургском университете кино и телевидения.
В этом году вышли в свет две книги режиссера – «Бейкер-стрит на Петроградской» и «Побасенки на экране».
– Игорь Федорович, чем объяснить ваш интерес к экранизациям?
– По образованию я филолог, много лет проработал в литредакции Ленинградского телевидения. Во время идеологического похолодания в 1965 году ушел на Высшие режиссерские курсы «Ленфильма» с должности главного редактора литдрамвещания. Все, что связано с литературой, всегда было мне близко и интересно. Я даже читал лекции по экранизации литературы на славистском отделении Гилфордского университета в графстве Сассекс в Англии.
– Допустимы ли, по-вашему, вольности в интерпретации литературного текста?
– Как худруку мне пришлось первому экранизировать рассказ Леонида Андреева «Тьма». Никогда особо не любил этого автора, а когда прочитал, с каким восхищением описывает он молодого террориста, прячущегося от полиции в публичном доме у старой проститутки, глубоко задумался, как же делать эту работу. Дело в том, что когда-то у Бунина я вычитал фразу, что террор рожден французами во времена Великой французской революции, а террорист – чисто русское явление, это человек, «у которого вместо сердца вставлена бомба». В самом деле, это только перед революцией террористы казались героями, а во что выродилось это явление, видим по сегодняшнему времени.
И я перевернул историю с ног на голову. Террориста у меня играл пожилой Олег Янковский, а проститутку – 16-летняя студентка ВГИКа Ксения Качалина. И когда я поставил этого старого дурака, посвятившего всю жизнь взрывам, в ситуацию, в которой он сталкивается с мудростью юного существа, все приобрело современное звучание. Но это пример того, как экранизация делается «от противного».
А вот с «Пиковой дамой» – совсем другой случай. Экранизировать пушкинскую повесть нам предложил Михаил Козаков, который затем отказался от работы по соображениям мистического характера – мол, ни Эйзенштейну, ни братьям Васильевым, ни Михаилу Ромму «Пиковая дама» не далась. Считаю все это чепухой, потому что Пушкин не мистик, а ясное солнышко, и в сцене, где Германну привиделась старуха с тремя картами, написано, что он был вдрызг пьян. Вообще этот образ написан Пушкиным с презрением – таково было его отношение к «немецкому племени» петербургских ремесленников, хозяйчиков, офицеров. Он даже имени герою не дал, только фамилию – Германн. Одним словом, экранизировать повесть пришлось мне.
Как филолог я сразу понял, что мы должны рассказать эту историю зрителю слово в слово, потому что пушкинскую «Пиковую даму» мало кто знает. Все знают оперу братьев Чайковских, мне даже попадался в руки путеводитель по Ленинграду с фотографией, под которой было написано: «Знаменитая Зимняя канавка, в которой утопилась пушкинская Лиза». Во-первых, не Лиза, а Елизавета Ивановна, а во-вторых, не «утопилась», а вышла замуж, но в памяти зрителей осталось именно это, поскольку так было представлено в опере. Поэтому в нашем фильме Алла Демидова читает пушкинский текст, а 11 сцен повести сыграны замечательным актерским ансамблем, в котором были Гоголева, Смоктуновский, Соломин. Успехом картины считаю и то, что Германна – противненьким, бледненьким немчиком – сыграл Виктор Проскурин. Это пример экранизации, когда ничего не придумано, и в этом выразился наш творческий подход. Даже пушкинские эпиграфы у нас звучат на французском языке.
Успех сериала о Шерлоке Холмсе обеспечили сценаристы Юлий Дунский и Валерий Фрид
– Вы говорили об актерском ансамбле. Согласны, что именно это предопределило успех фильмов о Шерлоке Холмсе?
– Успех этого сериала предопределили сценаристы Юлий Дунский и Валерий Фрид, которые в своем сценарии «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» обнаружили Ватсона, которого ни в одной из более чем 200 экранизаций не было. Наделили его характером, сделали живым человеком, а главное, создали пару. Сыграть одного Холмса, каким бы гениальным ни был Василий Борисович Ливанов, ему бы не удалось. Так что фокус весь в этом. Первый фильм так и назывался – «Шерлок Холмс и доктор Ватсон». Ватсонов, кроме нашего, не обнаружите и в музее Шерлока Холмса на Бейкер-стрит в Лондоне.
– Вы сняли трилогию по пьесам А.Н. Островского – «Русские деньги» по «Волкам и овцам», «Взятки гладки» по «Доходному месту» и «Банкрот» по «Свои люди – сочтемся». Каков был замысел?
– Подобно моему учителю Григорию Михайловичу Козинцеву, который на старости лет взялся за Шекспира, я пытался «освоить» Островского, который, считаю, не уступает Шекспиру. Из 48 его пьес я выбрал те, в которых прослеживается тема денег, – «Волки и овцы», «Доходное место», «Свои люди – сочтемся», проект мой так и называется – «Русские деньги. Уроки г-на Островского». Все три пьесы не были экранизированы, потому что в советские времена мы мало что понимали про все эти закладные, расписки, векселя, а сегодня – как про нас написано. И дело даже не в том, что мы понимаем теперь всю эту терминологию, а в том, что лица-то все знакомые, все та же русская компания. Те же характеры, та же нахрапистость и наглость.
Не знаю ни одного драматурга, который мог так поднять проблему имущественных взаимоотношений, всех этих подлогов, поддельных документов, как это сделал Александр Николаевич Островский в «Волках и овцах». Когда мы работали над пьесой, поразило, насколько умно сплетены судьбы живых людей. Сила Островского в том, что он злободневен. «Доходное место», считаю, абсолютно петербургская история – про взяточников и коррупцию в столице. А «Банкрот» – актуальнее ничего не найдете, речь о том, что теперь называется «недружественным поглощением».
– Приходилось ли вам думать о природе российско-белорусского единства, которое пытаемся воплотить, создавая Союзное государство?
– Давайте заглянем в Василия Осиповича Ключевского: после удара Батыя по Киеву, который был центром единого государства восточных славян, большая часть их бежала в междуречье Оки и Волги, и, смешавшись с финно-угорскими племенами, они стали впоследствии русскими. И нет причин для смущения общностью этих корней, англичане же не смущаются, что наполовину кельты, норманны и франки. Та же ситуация и у нас. Что касается других частей древнерусской народности, то славяне, убежавшие в Польшу, а потом вернувшиеся в Киев, образовали Малороссию и стали украинцами. И, следует признать, в какой-то степени полуполяками. А белорусами стали те, кто ушел в литовские земли, именно они в большей степени сохранились как славяне и оказались ближе всего связанными корнями с великорусской нацией. Так что мы очень близки, несмотря на то, что у нас несколько различаются языки, и белорусы, несмотря на то, что живут рядом с Польшей, гораздо в меньшей степени имеют влияние польское, чем российское. Родственники мы, одним словом.
Беседовала Нина КАТАЕВА