Однажды летним вечером минчанка Елена Гормоза с 13–летним сыном Кириллом в своей квартире на Партизанском проспекте смотрели по телевизору передачу «Что? Где? Когда?». Было душно, и Елена Григорьевна открыла балконное окно. Вместе со струей свежего воздуха проникли доносившиеся откуда–то сверху странные глухие звуки: будто кто–то неистово лупил боксерскую грушу. Вскоре звуки прекратились, а спустя некоторое время из окна лестничной площадки 4–го этажа вылетели какие–то мелкие деревяшки. Они упали прямо возле подъезда. В ярком фонарном свете Елена Григорьевна явственно различила, что это — обломки стандартной фабричной трости–клюки, которой обычно пользуются инвалиды и немощные старички.
На следующий день, около 6 утра, ее разбудил звук автомобильного двигателя: у дома припарковались две милицейские машины. Их появление Гормоза почему–то сразу же связала со вчерашними странными звуками и упавшими возле подъезда обломками клюки.
Скупые крокодиловы слезы
Оперуполномоченный ОУР УВД администрации Партизанского района старший лейтенант милиции Игорь Черток никак не мог успокоить пятидесятилетнего мужика — тот рыдал, как ребенок. Слезы горохом катились по круглому темному лицу, а на неумолимо очерчивающейся возрастной лысине мелкими брызгами выступали мутные капельки нервного пота.
— Пришел домой, уже темно было. Он лежит на кровати весь побитый. Выпил, говорит, крепко. Упал, ударился. Я «скорую» хотел вызвать. А он ни в какую. Отлежусь, говорит. Лег спать и я. А в пять утра как током дернуло. Проснулся, к нему. А он уже холодный! Вызвал «скорую», вас. Только поздно. Все поздно. Эх, дед, что ж ты наделал?!!
Полный боли монолог прервало появление сыщиков следственно–оперативной группы городской прокуратуры. Старлей перевел дух и согласно своим служебным обязанностям отправился опрашивать соседей. В скромной, но аккуратно прибранной однокомнатной квартире, из которой он только что вышел, над телом умершего старика по–прежнему горько рыдал лысоватый мужик.
Показания соседей были как под копирку — никто ничего особенного ни прошедшей ночью, ни предыдущим вечером не видел и не слышал. Кроме Елены Гормозы, рассказавшей о странных глухих звуках и упавших на асфальт обломках клюки. Эти обломки были найдены и отправлены на экспертизу.
В 10 часов утра было проведено, как того требует соответствующая инструкция, медосвидетельствование скорбящего мужика. Оказалось, что он не совсем трезвый. А вот в крови мертвого старика алкоголя обнаружено не было.
Яблоня и яблоко
Юность Константина Касабуцкого пришлась на первые послевоенные годы. В то время как его ровесники надрывались, поднимая из руин и пепла обескровленный край, Костя в ус не дул. Даже родителям по хозяйству не помогал. В родной деревне Оюцевичи Кореличского района его знали как отъявленного лодыря, хулигана, дебошира, вечно хмельного гуляку и мелкого воришку. И загреметь бы Константину под фанфары, если бы не армия. 4 года в несокрушимой и легендарной прошлись по нему тяжелым, но весьма действенным утюгом, разгладив топорщившиеся складки нахальства, эгоистичной дури и иждивенчества. Из войска вернулся Константин другим человеком. Устроился на работу. Женился на односельчанке Марии, которая вскоре одного за другим родила ему двоих сыновей — Ивана и Олега. В конце 50–х подался в Минск. Устроился на МТЗ. Был, как тогда говорили, передовиком производства. Поэтому очень скоро ему выделили квартиру. Перевез в город семью. Мария тоже пошла работать на МТЗ. Все вроде как устраивалось, налаживалось и сулило только хорошее. Но... В 63–м получил Константин на производстве травму. Инвалидность. Депрессия. И... Казалось бы, навсегда исчезнувшие складки стали вдруг бугриться и стремительно уродовать гладь жизненного полотна. Он снова, как в далекой юности, стал пить, дебоширить. И воровать. Но уже по–крупному. Кровельную жесть с завода, где когда–то работал, загонял бывшим односельчанам. Деньги лились рекой. Их Константин спускал в минских кабаках с веселыми подругами. Естественно, что очень скоро яркий модный костюм ему пришлось сменить на унылую арестантскую робу. Мария очень надеялась, что после заключения, как когда–то после армии, муж снова станет нормальным рабочим человеком и семьянином. Увы. Работа и семья были забыты окончательно и навсегда. После тюрьмы до конца своих дней Константин не принес в дом ни копейки. Жил сам по себе. Своей волчьей жизнью. И ее основы и принципы в пьяном угаре изо дня в день внушал сыновьям. Особенно младшему — Олегу. И тот еще до совершеннолетия получил свой первый срок — 5 лет колонии усиленного режима за хулиганство, кражу и грабеж. Этих сроков было 8. В основном, как и напутствовал родитель, — за кражи. На 18–м году воровских похождений судом Узденского района, на территории которого Олег отколол очередной криминальный номер, он был признан особо опасным рецидивистом. Всего же Касабуцкий–младший провел за решеткой в общей сложности 21 год, в течение которых его 5 раз безуспешно пытались вылечить от алкоголизма.
Плоть от плоти, кровь от крови
В последний раз он вышел из очередного узилища в год своего 45–летия. Поначалу жил с отцом и матерью. Потом перебрался к сожительнице, уборщице из ЖЭС–64. В трудовой книжке появились записи: грузчик, плиточник, разнорабочий... Трудился ли так называемый идейный, не поддающийся перековке вор на самом деле или делал вид, что пашет в поте лица, занимаясь своим привычным промыслом, сказать сложно. Но в последующие 5 лет за руку его никто не поймал. А, как гласит пословица, не пойман...
Когда умерла мать, Олег возвратился в родительскую квартиру. Но уже с сожительницей. Новоявленной невестке, обживающей однокомнатную «хрущевку», мягко говоря, не очень понравилось тесное соседство с 80–летним хромым свекром. Несмотря на возраст, пьющим все, что горит. Грязным, неопрятным, неряшливым и ворчливым. К тому же нагло не выделявшим ни гроша из своей пенсии на оплату квартиры, электричества, газа и т.п. Олег разделял нервную позицию своей гражданской половины. И жизнь Касабуцкого–старшего превратилась в ад. Сын гонял его как сидорову козу. За пролитый суп. За несвежие носки. За невыключенный свет в туалете. И бил. Безжалостно и беспощадно. Так, как много лет назад бил его, пацана, этот сейчас дряхлый, а тогда крепкий, как зрелый орех, человек.
Иногда Олега обуревали противоречивые чувства. Он начинал ощущать себя плотью от плоти и кровью от крови этого немощного, беспомощного, всеми презираемого, но такого несказанно родного ему старца. И принимался за сожительницу, видя в ней чуть ли не врага рода Касабуцких. Избивал ее так же, как когда–то отец — покойную мать. До крови, но не до смерти. Трижды после таких разборок сожительницу увозили в больницу в бессознательном состоянии. И трижды она снова возвращалась к нему. Ведь любовь, как известно, зла...
Эта дикость продолжалась почти год.
Заключительный аккорд
В тот июньский день Олег Касабуцкий пьянствовал с другом детства Виктором Гонтаревым, его сожительницей Оксаной и их знакомой — Светланой. Спешить ему было некуда. Вторая половина гостила у своей дочери. Домой, в квартиру № 54 на Партизанском проспекте, 39, он явился в 11–м часу ночи. В крутом подпитии, с бутылкой вина «Спелая вишня». Сидевший на диване хмурый старик оживился. Он давно спустил свою скудную пенсию, в долг никто не давал, а принять на грудь хотелось.
— Олежка, накапай стаканчик.
— Тебе, пень трухлявый? Перебьешся.
Касабуцкий–младший демонстративно прошел в кухню, срезал с бутылки пробку, и старик услышал, как булькает вожделенная жидкость.
— Козлом ты был, козлом и остался, — пробурчал обиженный родитель.
Сын чуть не поперхнулся тягучей бормотухой. В два прыжка оказался возле старика и изо всей мочи ударил его кулаком в лицо. Тот упал с дивана. Младший оседлал старшего и бил, душил, возил лицом по полу. Когда под ним расплылась лужа крови, стал пинками гнать в ванную.
Касабуцкий–старший пытался ползти, но от боли не мог сдвинуться с места. Олега это привело в бешенство. Он схватил попавшуюся на глаза стариковскую трость–клюку и обрушил ее на отцовскую голову. Клюка разлетелась в щепки. Старик обмяк и затих. Он собрал обломки клюки, вышел на лестничную площадку, вышвырнул деревяшки в открытое окно. Вернулся. Заволок ватное тело родителя в ванную, бросил на пол и лег спать.
Утром, обнаружив, что старик мертв, решил представить свое преступление как несчастный случай. Перетащил труп на кровать, тщательно вымыл пол, прибрал в квартире, выбросил в мусорный контейнер окровавленное белье. Потом допил остатки «Спелой вишни» и вызвал милицию и «скорую».
...Когда следователь положил перед ним на стол полиэтиленовый пакет с обломками клюки, на которых были отпечатки его пальцев, отцеубийца понял, что дальше ломать комедию бесполезно. Он во всем сознался, не испытывая, однако, при этом чувства вины и раскаяния:
— Он искалечил мою судьбу, за это и поплатился.
Его жизнь так же, как когда–то жизнь его отца, уже давно, подобно этой трости, разлетелась в щепки, которые невозможно склеить.
Минский городской суд приговорил Олега Касабуцкого к 17 годам ИК усиленного режима.
Комментарий
Вячеслав ЦЫРЛИН, психолог, психотерапевт, специалист по зависимостям:
— Возможно, прозвучит цинично, но с точки зрения психологии в этой кощунственной по всем принципам морали и нравственности истории нет ничего удивительного. Даже если оставить в стороне генетику, надо понимать, что дети подсознательно копируют родителей: их склонности, привычки, черты характера. Ну а если родитель еще и активно внушает свои взгляды... В данном конкретном случае мы видим, если хотите, некий клон, который полностью перенял самые отвратительные свойства оригинала, вплоть до потери эмоциональной привязанности к, если можно так выразиться, родной крови. Поэтому для него пролить эту кровь — проще простого. А вообще, с материалом полезно познакомиться тем, кто сегодня воспитывает своих детей. Изложенные факты, несмотря на их кажущийся концентрированно жуткий характер, при вдумчивом анализе дают почву для очень серьезных размышлений, обобщений и выводов.
