Сладкие грезы о рыжем верблюде

Рассекреченный архивный сюжет помог людям найти друг друга и по–новому взглянуть на фотографии в своих альбомах
Рассекреченный архивный сюжет помог людям найти друг друга и по–новому взглянуть на фотографии в своих альбомах

...Девочку звали Надя, и она бежала от войны.

Когда тебе всего четырнадцать, понимаешь очень много. Но еще недостаточно, чтобы оценить весь ужас начавшейся трагедии. А может, все дело в том, что до сих пор добрые взрослые старались оберегать ее детскую душу от тяжелых потрясений?! Даже в самые поворотные моменты жизни.

5 июля 1941 года приемная мама — Анастасия Федоровна собрала в дорогу узелки–пожитки. Засунула и дорогой для себя альбом с фотографиями. Путь предстоял неблизкий — в город Грязи Воронежской области. Проверили еще раз: все ли самое нужное взяли с собой. Корову, поросенка, прочее домашнее хозяйство пришлось бросить как есть. Хорошо, «полуторку» вслед за уехавшими работниками райкома партии как семье военспеца выделили.

Провожал своих женщин в дорогу приемный отец — Владимир Александрович. Ему, начальнику второй части Круглянского райвоенкомата, предстояло после проведения мобилизации вывезти служебные документы в тыл.

Грузовичок без особых приключений, если не считать, что по пути пришлось выкинуть лишние вещи — в том числе и прихваченные из дому подушки, добрался до Мстиславля. Там беглянки решили перекусить — достали взятый с собой примус, продукты. Все это увидел тамошний военком, «полуторку» реквизировал, а путниц почти силком усадил на поезд до Грязей. Объяснил, что эшелон немцы вряд ли догонят, а тихоходную «полуторку» запросто настигнут. Благополучно приехали в Грязи. А спустя некоторое время оказалось, что путь их лежит гораздо дальше — в Ташкент.

Девочка Надя смотрела в окно на пролетающие пейзажи. Пожалуй, впервые она увидела большой мир. Суматоха, плач на вокзалах, брошенная и воющая скотина — все это царапало душу, но ведь рядом была заботливая Анастасия Федоровна, живой щит от всяких напастей. Почти мамочка, потому как родная сестра мамы, незабвенной Евдокии Федоровны.

— Представляете, по дороге через Казахстан я впервые в жизни увидела верблюда. Такая романтика, что даже об ужасах войны забыла, — голос Надежды Кули, которая и была той бежавшей от войны девочкой Надей, заметно меняется — делается чуть застенчивым и смущенным. Действительно, вроде неловко признаваться в таких инфантильных чувствах: вокруг были беженцы, вселенская трагедия, а у нее маленькое счастье узнавания — желто–рыжий верблюд, виданный до того лишь в книжках на картинках.

— Я понимаю вас, Надежда Степановна, — успокаиваю ее. — Правда войны у каждого своя. Да и птица счастья — существо вольно–капризное: может сесть на плечо и в лихую годину. Тем более что очень скоро вам наверняка пришлось спешно повзрослеть?

— Да, в эвакуации в 14 лет я пошла на курсы медсестер. Потому что семь классов уже закончила. А уж восьмой класс я не потянула. Учение ведь было в то время платным. А у нас как раз литер забрали.

— А что такое литер? — спрашиваю, уже слегка догадываясь, о чем пойдет речь.

— А это такое довольствие семьям руководящих работников. Но дядя к тому времени умер, и литера тоже не стало. О смерти Владимира Александровича мы узнали прямо в эвакуации. Он успел провести мобилизацию призывников, вывез документы военкомата в Можайск, сдал их там, сам выехал в Сталинград. И там умер 8 сентября 1941 года. Как написали врачи в справке, которую мы позже получили, скончался от флегмоны левой стопы и органического порока сердца.

— Дядя и есть ваш названный папа? — уточняю я.

— Да–да, — кивает она. — Мои настоящие родители умерли в 1934 году. Родного отца звали Степан Яковлевич Дюба — он тоже был коммунистом, партийным работником в Речице. А потом его перебросили на Витебщину, в Толочинский район. Он первым слег от туберкулеза. Очень много тогда работали... А потом заболела и мама — она была домохозяйкой и нас с братом воспитывала. Брат мой Саша — старший, 1922 года рождения. Я с 1926–го, родилась в деревне Елча бывшего Комаринского района. Когда мы остались без отца и без матери, родная сестра мамы в 1935 году забрала нас к себе. Своих детей у них с мужем не было. Вот они нас и усыновили. Растили, как родных. Владимир Александрович никогда меня не обижал — всегда буду вспоминать его добрым словом. Тетю, когда я уже стала взрослой, каждый год ездила из Украины навещать в Беларусь, куда она вернулась после войны. А потом, когда стала она старенькой, и вовсе забрала к себе в Сумскую область, шесть лет ухаживала за ней. До самой ее смерти. Ну а брат мой Саша перед войной закончил пулеметно–стрелковое училище и в сорок первом пропал без вести...

Надежда Степановна спешит, очень спешит высказаться, будто боясь, что я расхочу ее слушать.

— Я ведь вам фотографию неспроста выслала. Прочитала две ваших статьи «Комаринский велопробег» про Мазурова и затем продолжение «Струнный оркестр из Комарина» и решила: а вдруг кто–то что–то вспомнит и про дорогих для меня лиц. Тех, что на моей фотокарточке...

Ох, трудно такие дивные вещи загадывать! Хотя действительно чудеса в нашей жизни случаются: вначале чудом обнаружился в Национальном архиве документ о том, как в 1937 году по доносу двух комаринских «доброхотов» пытались из Кирилла Трофимовича Мазурова сделать «врага народа» — за то, что вроде неровно дышал к «дочке местного троцкиста Галькевича». После чего случилось второе невероятное событие — в редакцию пришло письмо от уроженца Комарина, переселившегося затем в Калинковичи, ветерана Великой Отечественной войны Ивана Федосенко. Иван Митрофанович, участник боев за Новороссийск, Керчь, Севастополь, тяжело раненный под чешским городом Кошице — домашним даже пришла похоронка — написал в редакцию, что прекрасно помнит давние события в Комарине. И девушку Женю Галькевич невероятной красоты помнит, и ее сестру с братом, и даже отца–«троцкиста» — все они были нормальными хорошими людьми и пострадали только потому, что времена были тяжелые, лихие.

Может, и правда случится третье чудо, если опубликуем старую фотографию?

— Значит, Владимир Александрович Авсеенко на снимке в самом центре? — уточняю у Надежды Кули.

— Да–да, в белой папахе, под знаменем. Замечательный был человек. А вот кто с ним рядом, я, к сожалению, не знаю.

На обороте фото, помимо фамилии Авсеенко В.А., аккуратным почерком выведено восемь других: Костюковский Е., Томашевский Н.М., Горошко Николай, Пугач Мотя, Донской И.В., Звиняцковский, Рябой Б., Марченко Д.М. Сверху размашистая надпись: бюро Хойникской ячейки РЛКСМ Речицкого уезда Гом. губ. 15.12.–24 г.

Удивительно, но лица на фотокарточке более чем 80–летней давности видны очень четко: похоже, на седьмом году революции у заезжего фотографа еще сохранялись старые запасы добротных фотопластин и реактивов с настоящим серебром, как и полагалось в начале прошлого века в славном деле фотосъемки. Декабрь в том году, видимо, выдался мягким: девять комсомольских активистов вышли во двор позировать легко одетыми. Перед объективом расположились, копируя героев тогдашнего кинематографа: вытащили явно реквизированный у богатея дубовый стол, застелили его кумачом (утверждать, глядя на черно–белое фото, не могу, но что–то мне подсказывает, что скатерть революционного цвета), прихватили в руки для солидности ручки, бумагу, кожаную папку. И даже такой забавный атрибут как промокательницу. Подобную затейливую штуку, помню, я видала в колхозной конторе у своего деда: деревянная качалка с пупсиком–ручкой, куда заправлялась специальная промокательная бумага. Счетоводы очень любили с ювелирной виртуозностью приложиться такой к своим чернильным циферкам. Тоже было искусство — не размазав написанное, воспользоваться старосветским агрегатом. Это вам не обычная розовая промокашка, которую во времена моего детства писчебумажные фабрики вкладывали в двухкопеечные школьные тетради...

— А как ваша личная судьба дальше складывалась? — спрашиваю у Надежды Степановны.

Как водится, складывалась по–разному. Были моменты и драматические, и счастливые.

— Работала вначале в Стародубском районе медсестрой, затем в Унечском. Оттуда как одиночку облздравотдел направил на эпидемию сыпного тифа в окрестные села. Подхватила сыпняк сама. После болезни поехала в отпуск на Украину к сестре родного отца Дюбы Степана Яковлевича. Там написала заявление об увольнении, поскольку обнаружилось осложнение: тропическая малярия. Родные подняли меня на ноги и не отпустили обратно. На Украине я вышла в 1946 году замуж за солдата. Муж, Борис Леонидович, призванный в армию еще в январе 1940–го, прошел всю войну, был ранен и контужен. Оба мы сироты, может, поэтому и сошлись. Прожили с ним 55 лет, золотую свадьбу справили. Родились трое детей: дочь и двое сыновей, ни за одного не стыдно. В 1984 году я похоронила на Украине тетю, Авсеенко Анастасию Федоровну, через год продали с мужем дом, переехали в Беларусь. Купили в Минске полдома, радовались жизни. Но в 2004 году Борис Леонидович умер. Теперь живу одна. Дети, конечно, навещают. Подруги с Украины звонят, коллеги с работы. В прошлом году сама на могилку тети съездила — все там в порядке, аккуратненько. А еще выписываю «Советскую Белоруссию» — с ней не чувствую одиночества.

Такой вот прозвучал монолог, пока я рассматривала старую фотографию. Вроде рядовая и в то же время поучительная житейская история, подобно капле воды отражающая историю страны.

Я отложила черно–белое фото в сторону: теперь только время рассудит, будет ли у этого рассказа продолжение. Но даже из отдаления лица с чужой фотокарточки смотрели на меня требовательно и пытливо. Будто хотели знать: все ли я сделала для того, чтобы прошлое не подлежало забвению. Да, такой оптический эффект бывает не только у великих полотен, но и у старых фотографий.

P.S. Когда я уже пообщалась с Надеждой Степановной Кулей и готовила этот материал, в редакцию пришло очередное письмо. В нем была много говорящая для меня строка: «Девушка Женя Галькевич, про которую вы писали в материалах «Комаринский велопробег» и «Струнный оркестр из Комарина» — моя мама. Она жива, является ветераном труда и тружеником тыла, награждена боевыми и трудовыми орденами и медалями». Далее следовали координаты. Значит, история продолжается.

Фото из архива Н.Кули.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter